Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова

Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова

Читать онлайн Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 196 197 198 199 200 201 202 203 204 ... 276
Перейти на страницу:
школе элементарного курса всеобщей истории и истории СССР», – вплоть до того конкурса на учебник истории, в котором он полгода назад решил участвовать? У нас нет ответа на эти вопросы. Можно лишь утверждать, что событие это давало пищу для размышлений, занимало его внимание и в последующие дни, и тому есть, как скоро увидим, доказательства.

«Были на „Бахчисарайском фонтане“. После спектакля М. А. остался на торжественный вечер, – записано в дневнике 15 ноября 1936 года. – Самосуд предложил ему рассказать Керженцеву содержание „Минина“, и до половины третьего ночи в кабинете при ложе дирекции М. А. рассказывал Керженцеву не только „Минина“, но и „Черное море“».

Такое тесное, доскональное вхождение официальных лиц в сами художественные замыслы театров давно никого не удивляло, стало повседневностью, но эти лица к тому же и рефлектировали, просчитали в уме им одним внятные варианты – и дома, и в кабинете, и на спектаклях, которые они исправно посещали. 17 ноября, посмотрев два фильма в том же особняке в Спасо-Песковском («Первый – Уэльса „Грядущее“ – о будущей войне. Начало – потрясающее, конец – скучный и неубедительный. Вторая – „Мелодия Бродуэй 1936 года“ – очаровательная картина с чудесной танцовщицей в главной роли»), поехали на премьеру «Свадьбы Фигаро» в филиале Большого (дирижировал знаменитый Ф. Штидри). «После спектакля Керженцев подошел к М. А., сказал, что он сомневается в „Черном море“. Ах, устали мы от всего этого! К театру от посольства подвез в своей машине Афиногенов. До этого он весь прием выспрашивал назойливо М. А. о том, что он делает и как себя чувствует». Эта особого рода бесцеремонность, глухота к полутонам, грубость рисунка в «профессиональном» общении постигала одного за другим его собратьев по цеху.

В раздражении от напутствия председателя Комитета по делам искусств заканчивал Булгаков 18 ноября машинописную редакцию либретто «Черное море». А Елена Сергеевна радовалась, читая газеты – шла кампания вокруг снятых «Богатырей», и она, по собственному признанию, была «счастлива, что получил возмездие» Литовский (тут же в дневнике награжденный ею сильными эпитетами), который «написал подхалимскую рецензию, восхваляющую спектакль». Но вспомнили и о Булгакове – пресса вновь заговорила о «Багровом острове», попрекая автора пьесой, которая еще восемь лет назад была снята со сцены.

Но укреплялась надежда на постановку «Минина и Пожарского» – 19-го вечером позвонил из Большого театра Яков Леонтьевич «и радостно сказал, что Керженцев говорил в правительственной ложе о „Минине“ и это было встречено одобрительно. Очевидно, разговор с Иосифом Виссарионовичем», – поясняла, записывая, Елена Сергеевна. Поощрение уважительного внимания к историческому прошлому становилось очевидным. Размышления над таким поворотом дел привели Булгакова в эти дни к новому замыслу. Легко предположить, что именно под влиянием текста постановления о «Богатырях» 23 ноября он делает наброски либретто «О Владимире», обращаясь ко времени Крещения Руси и к тому историческому лицу, с которым связан был для него Киев и памятник которому занимал столь важное место в романе «Белая гвардия» (отразившись и в первых вариантах его заглавия). Но работа над этим либретто продолжения не получила.

В Большом шли премьеры оперы «Кармен», в одном из московских театров начались спектакли по новой пьесе Афиногенова «Салют, Испания!» – с лета 1936 года «испанская» тема стала актуальной.

В среде собратьев Булгакова – московских писателей – литературный быт начала 1920-х годов давно уже заменился иными формами цехового существования. Сам же он не сросся с ними, не мыслил себя иначе как на дистанции.

«Вечером в клубе ДССП встреча испанских гостей, – записывал 18 ноября в своем дневнике И. Н. Розанов. – Председательствовал Лахути, который вызвал улыбку присутствующих, когда сказал „пушкинский“ вм. „пушечный“ (подготовка к столетию со дня гибели поэта уже вошла в русло государственных циркуляров, и имя Пушкина без конца поминалось всуе. – М. Ч.). На стенах были лозунги, над испанскими переводами которых накануне много трудилась Ксения (вернулась в 2 ч[аса] н[очи]). Утром обнаружилась перемена. По совету писателя Финка были сняты вопросительные знаки, перевернутые перед фразами[140]. Кс[ения] возмутилась безграмотностью». Выступал испанский штукатур, «говорил о 9 месяцах тюрьмы за чтение „Железного потока“. Трогательная минута, когда он передал значок испанской народной милиции Серафимовичу 〈…〉 Хором пели „Мы рождены, чтоб сказку сделать былью“. Из русских говорили Тамара Иванова – от совета жен писателей, и Вишневский».

Запись в дневнике Елены Сергеевны, сделанная через несколько дней, звучит полемически по отношению к неизвестному ей дневнику современника и с вызовом к более широкому общественному контексту. «Массируемся ежедневно. Разговариваем о своей страшной жизни. Читаем газеты. Испанские события меня не интересуют. С меня достаточно моей жизни. Вечером М. А. на „Кармен“».

26 ноября у Булгакова были гости – И. Ильф, Е. Петров, Сергей Ермолинский, с женами. «За ужином уговорили Мишу прочитать сценарий („Минина“), – записывала Елена Сергеевна. – М. А. прочитал первые два действия. Слушали очень хорошо. Мне очень нравится Петров. Он очень остроумен. Это – первое. И кроме этого, необыкновенно серьезно и горячо говорит, когда его заинтересует вопрос. К М. А. они оба (а главным образом, по-моему, Петров) относятся очень хорошо. И потом – они настоящие литераторы. А это редкость»

В конце ноября Большой театр откомандировал Булгакова вместе с Мелик-Пашаевым на несколько дней в Ленинград – для прослушивания клавира «Минина и Пожарского». В первый раз за время жизни с Еленой Сергеевной он уезжал один, жена его провожала. За два дня его отсутствия она послала ему три шуточные телеграммы – таков был стиль отношений. «Без него дома пусто», – записано в дневнике 30 ноября.

1 декабря Булгаков вернулся домой. Ленинград, в котором последний раз он был летом 1933 года, теперь «произвел на него самое удручающее впечатление. Публика какая-то провинциальная, отсталая». Эти определения имели многосложный смысл – в том числе и буквальный. Переселение значительной части коренных петербуржцев в места, значительно удаленные от Ленинграда, происходившее зимой 1934–1935 и весной 1935 года, заселение освободившихся квартир новыми жителями, по многочисленным свидетельствам, имело вполне зримые последствия – сменился сам физиономический облик городского населения, везде были иные люди, иные лица, чем в 1933 году. Да и те, что остались в своих квартирах, сильно изменились за эти тяжелые для города годы. «Исключительно не понравились ему в этот приезд Р[адлов]ы», – записала Елена Сергеевна. «Единственным светлым моментом было слушание оперы. Асафьев, по словам М. А., играет необычайно сильно, выразительно… М. А. страшно понравилась и музыка, и то, как Асафьев ее исполнял». Явились наконец-то какие-то радостные ожидания. 20 декабря из Ленинграда привезли клавир, Булгаков вносил последние поправки в текст либретто. 27 декабря музыку слушали Керженцев, Ангаров, С. Городецкий, дирекция театра. Со слов Булгакова Елена Сергеевна записала «высказывания, носившие самый сумбурный характер.

Ангаров: А оперы нет!

1 ... 196 197 198 199 200 201 202 203 204 ... 276
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова торрент бесплатно.
Комментарии