Истинно арийский попаданец - Гера Греев

В качестве термоэлектрических панелей мы использовали охлаждающую оболочку, разработанную в рамках темы "ледяной дворец".

Двигатель "перехода" — твердотопливный; гомогенный; литой; в углепластиком корпусе. Рабочее время примерно шесть секунд, при тяге 9500 килограмм.

Внесено предложение по использованию экстренного прекращения тяги твердотопливного двигателя, но при существующей на сегодняшний день аппаратуре параметрического контроля, признано преждевременным.

Предполагаемые параметры промежуточной орбиты: перигей — 200 км, апогей -1500 км.

Предполагаемые параметры рабочей орбиты: перигей — 500 км, апогей — примерно 20 тысяч км. Расчетное время обращения — 8–9 часов.

А почему орбита спутника не круговая? На мой взгляд, для распределенных по поверхности планеты узлов связи, круговая орбита и удобней и более стабильная по времени нахождения.

… Научники настояли — мы ведь почти ничего не знаем о структуре околоземного пространства, вот они и хотят сделать "срез" с помощью магнитометра и радиометра.

Пуск экспериментальный и немедленных больших результатов по связным системам от нас никто не требует — сейчас главное запустить и практически проверить выдвигаемые идеи.

А у вас хватит мощности и на научную аппаратуру, и на гироскопы стабилизации, и на связь!?

… По результатам экспериментов, мы имеем, вместе с аварийной радиоактивной батарейкой, почти 150 ватт.

Передатчик работает с промежуточной памятью, в режиме "накопления мощности". На освещенном участке траектории, при работе на наземную семнадцати метровую антенну, этого должно быть достаточно для работы приемо-передатчика, даже при нахождения спутника в апогее.

В остальное время, батарейки вполне достаточно для обслуживания условного радиомолчания.

Не понял термина! Что такое "условное радио молчание"!?

… Ну, это когда батарейка обслуживает кроме блока пространственной стабилизации только импульсы тактовой частоты, передаваемые маломощным гетеродином.

Ребята, а вы не перемудрили. Ну, зачем нужно тактовая частота, если нет связной ретрансляции!?

За столом возбужденно зашевелились

… А мы их промодулировали и по мощности и по тону так, что получилась вполне узнаваемая мелодия первых тактов интернационала, а широтно-временная модуляция даст нам информацию с научных приборов.

Так что, режим молчания, у нас вполне условный.

И будет слышно без спец антенн!?

… А почему бы и нет — избыточность "аварийной" батарейки не менее пятнадцати ватт, поэтому мы вполне может получить от передатчика, в импульсном режиме, почти тридцать ватт.

Скажи, как у вас с испытательными лабораториями для спутника?

… Пока не очень. Собственно, испытательную лабораторию, "тепло-холод", мы запустили; вибрационные столы тоже укомплектовали. Проблема с вакуумными камерами для комплексных испытаний механики и системы ориентации — крутить саму камеру слишком сложно, поэтому всю механику стенда приходится собирать непосредственно в камере. Вот и имеем с ней проблемы — она или "парит" портя вакуум, либо сама прихватывается, если без смазки.

Работаем, но нам, собственно, элементарно не хватает времени — слишком сложный график.

Разбейте на подзадачи и подключите больше людей.

… Да так и делаем, но, ты ведь сам понимаешь, что изделие "спутник" должно проработать на орбите, что бы научники могли набрать достаточную статистику, хотя бы год, а этого года на испытания никто нам не даст.

Выкручиваемся конечно — вылавливаем зависимости, строим графики — но это, все, не совсем то.

Геста скривился, отвечать на такое было собственно нечего — Сталин, который понял важность первого "спутника", имеющего и научную и политическую составляющую, для будущей космической программы, не хотел ни чего слышать о трудностях работы.

На все возражения был один ответ — "… Работайте. Эта задача для Страны очень важна. Мы вас обеспечиваем всем необходимым…".

Да и не сказать бы, что Геста сам уж очень пытался передвинуть сроки, скорее наоборот — зрело понимание, что для Страны и той сложной интерпланетной структуры, которая вокруг нее образовалась, для выполнения самых разнообразных задач, все больше и больше становится крайне необходимым сеть связных и наблюдательных космических платформ.

Черчилль оторвался от тактической карты и повернулся к министру авиации — Господин Макмиллан, вы все-таки настаиваете, что бы из состава эскадр "присутствия" были убраны линкоры?

… Да, я не вижу реальной пользы от тяжелых, чисто артиллерийских кораблей в составе авианосных групп, в задачу которых входит сопровождение конвоев и контроль акваторий.

Более того, их приходится самих защищать от удара подводных лодок и авиации, отвлекая значительные силы.

Вы так уверены, что в этой войне линейных сражений не будет?

… Ну, об этом говорит уже то, что японцы начали спешную модернизацию своего "Ямато" в линейный авианосец.

Министр внимательно посмотрел на Первого Лорда, потом осторожно добавил — Возможно нам тоже стоит пойти по такому пути. Если мы упустим время, то нам придется столкнуться в зоне нашего влияния в Индокитае с очень неприятными авианесущими кораблями, которым нам просто нечего будет противопоставить.

Сражения Второй Мировой войны в Атлантике убедительно доказали, что линейные корабли потеряли свою прежнею роль и на сегодняшний день являются всего лишь плавающей артиллерийской платформой, имеющей чисто вспомогательное значение.

Черчилль недовольно фыркнул — И каким способом вы собираетесь озвучить это в Адмиралтействе? Вы хоть представляете, что там поднимется!?

Макмиллан пожал плечами — В отличие от них, я, так же, хорошо представляю какой вой поднимется, когда средние бомбардировщики, базирующиеся на этих японских монстрах, начнут сбрасывать реактивные носители торпед на наш флот по всей акватории Индийского и Тихого океанов.

… Его палуба будет слишком короткой для бомбардировщиков.

Не будьте так уверены — русские вполне успешно запускают со своих тяжелых авианосцев достаточно большие машины, а их ученики на востоке всегда были очень старательные, когда нужно было копировать чужие идеи.

Премьер министр мрачно произнес — Да, "Русская Проблема", сейчас это очень серьезный вопрос…

Но все-таки, мне кажется, что вы придаете слишком много значения этим трем будущим японским тяжелым авианосцам. По оценкам наших адмиралов они могут нести в своих ангарах не более 40–50 самолетов, ну, может быть плюс к этому, на летной палубе, пять или шесть средних бомбардировщиков, о которых вы говорите — слишком сказывается переделочный характер этих кораблей.

… Ну, дай то бог…! Но я, все-таки, хотел бы иметь больше информации об особенностях летных палуб этих машин.

Скажите, господин Черчилль, удалось ли достигнуть с русскими соглашения хотя бы об ограничении поставок Японии современной военной техники.

К сожалению нет. Сейчас эти поставки достаточно эпизодические и в основном ограничиваются той техникой двойного назначения, которая изготавливается на совместных предприятиях островов Курильской Гряды.

Но мы должны быть готовы к тому, что, как только Сталин закончит выкручивать японскому императору руки и добьется подписания пакта об отказе Японии от ракетных и урановых программ, наши противники будут получать все, за что будут способны заплатить.

Как собственно и мы.

Последние пять лет, прагматизм советского руководства меня просто шокирует.

Министр авиации внимательно посмотрел на своего премьера — Неужели Сталин настолько рассчитывает на атомное оружие, что совершенно не боится усиления такого проблематичного соседа?

В конце концов, должны же быть у России собственные интересы в этом регионе!?

… Боюсь, что в этом и проблема — Россия пока не видит в этом регионе своих интересов.

Советы не будут вести там принятую у старых стран колониальную политику, а, полезные ископаемые и ресурсы, традиционные для этих мест, они могут получить другим путем и без лишней головной боли.

Особенно, учитывая то, что они вышвырнули нас с арабского ближнего востока и юга Африки.

А в отношении советской атомной программы — я на днях имел беседу с одним нашим физиком, работающим в составе международного коллектива биологов на атомном полигоне в Сибири.

Там, в каких-то совершенно диких местах, русские ученые организовали два полигона для исследования последствий применения атомного оружия.

Полигоны расположены в глубоких лощинах, практически изолированных от окружающего мира. На одном, на высоте ста метров, был осуществлен подрыв атомного заряда, по оценке присутствовавших ученых — примерно от 10 до 15 килотонн.