Новый центр - Йохен Шимманг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ошибаешься, — ответил я, — она читает. Стихи. И пятьдесят как минимум знает наизусть.
Программа Элинор называлась WWLF, это было сокращение от фразы: «Will you walk a little faster?». Объяснив нам это, она еще раз процитировала начальные строки стихотворения Кэрролла:
The Lobster Quadrille«Will you walk a little faster?» said a whiting to a snail,There’s a porpoise close behind us, and he’s treading on my tail.See how eagerly the lobsters and the turtles all advance!They are waiting on the shingle — will you come and join the dance?Will you, won’t you, will you, won’t you, will you join the dance?Will you, won’t you, will you, won’t you,Won’t you join the dance?[48]
Затем Томми начал инструктаж. Я еще не был с ним знаком, ведь когда я к ним пришел позавчера, у него были «дела в городе», поэтому он меня слегка удивил. Если всем в их фирме было по двадцать с хвостиком, Томми я бы дал лет тридцать пять, поэтому недоумевал, почему не он является шефом. Позже Элинор объяснила мне, что благодаря репутации отца именно Джон больше всего подходил им в качестве вывески, когда фирма только создавалась. Более того, поначалу им пришлось брать кредит, который, впрочем, они погасили досрочно, ибо фирма быстро набирала обороты, — а за этот кредит Джордж Теннант, глава внешнего бюро Интернациональной комиссии в Германии, поручился лично.
Главной задачей Томми было обучать и консультировать клиентов. Мы быстро поняли почему. Он отличался невероятным терпением, не в пример Элинор, которая, сидя рядом с ним, делала такие глаза на каждый наш вопрос, что я под конец вообще перестал о чем-либо спрашивать, потому что не мог больше выносить этих ее взглядов. Фродо тоже вопросов не зада вал, он только молча кивал, слушая объяснения, и время от времени что-то записывал. И только Зандер был непоколебим, реакция Элинор его не смущала. Он как будто не услышал вопроса: «Will you walk a little faster?» и придерживался собственного темпа. Томми невозмутимо подстраивался к нему.
В завершение он попросил, чтобы кто-нибудь из нас еще раз кратко описал все те шаги и возможности, которые он нам показал. Ни я, ни Зандер не успели даже рта раскрыть, а Фродо уже все кратко изложил, и потребовалось ему на это не более пяти минут. Томми утвердительно кивал, а я отметил сначала уважительные, затем восхищенные взгляды Элинор, которые она бросала на нашего юношу (его она действительно могла с полным правом так называть). Фродо настолько быстро воспринял суть ее работы, что даже сама гениальная Элинор была удивлена, не говоря уже обо мне и Зандере.
Около полудня инструктаж закончился, и мы решили все вместе отправиться обедать в «Помидор». На стеклянных панелях входных дверей ресторана сияло огненными красками изображение овоща, давшего название заведению. Помещение было узким и вытянуто в длину, как полотенце. Все было похоже на французское бистро: столы под белыми скатертями стояли длинными рядами слева и справа от входа напротив друг друга. Мы пришли рано и могли выбрать себе любые места. Вскоре, однако, ресторан начал быстро заполняться, «Помидор» был излюбленным обеденным заведением из-за быстрого обслуживания и низких цен. В меню дня значились сегодня блинчики с начинкой из лесных грибов и маринованный кострец оленя по-домашнему. Конечно, можно было заказать что-то из основного меню, но мы все пятеро сошлись на меню дня. Про себя я побился об заклад, что Элинор и Фродо выберут блинчики, а Зандер и Томми — кострец. Я оказался прав и решил тоже взять блинчики, не оставлять же Элинор и Фродо наедине.
Во время еды все разбились на группы по интересам. Зандер и Томми, люди одного поколения, тут же нашли общие темы, Элинор и Фродо начали с полным взаимопониманием горячо обсуждать новые игры для гипо-пада. А я молча сидел между ними и только временами поддакивал, когда Зандер спрашивал меня о чем-нибудь, пытаясь втянуть в разговор. Он явно решил поведать Томми о том, как мы с ним познакомились тогда на кампусе.
Потом, в ожидании десерта, мне стало как-то не по себе, я закрыл глаза и прислонился затылком к стене. В сознании стали всплывать картины аахенских лет, воспоминания о старомодной конторской атмосфере «Дель’Хайе & Мюнценберг», о запахах старины, когда я по утрам входил в офис, о моих поездках в Бельгию — в одиночку или вдвоем (с Антоном) — и в другие места, о моей славной квартире с окнами на рыночную площадь, и вдруг на меня накатила такая тоска по тем годам и тем местам, что я даже прослезился. Это состояние длилось не больше минуты, но Фродо, сидевший справа, легонько толкнул меня с озабоченным видом и в то же мгновение Зандер спросил, не плохо ли мне.
— Сейчас пройдет, — ответил я, и тут же принесли десерт.
Отдельных разговоров больше не было, все пятеро снова были одной командой. Томми спросил, не выходим ли мы иногда по вечерам «в город». Он так и выразился, будто мы жили в каком-то маленьком городишке, а не в столице, пусть растерзанной и запущенной, но все же столице.
— Я иногда хожу в клубы, — поделился Фродо, чем, надо признать, поначалу ошеломил меня. Фродо было девятнадцать лет, так что не было ничего странного в том, что по вечерам или по ночам он время от времени примыкает к группе себе подобных и окунается в бурление клубной жизни. С другой стороны, он — сын анархиста-часовщика, да и мать его была анархисткой, а я, будучи здесь, уже понял, что анархисты в основном люди очень серьезные и к развлечениям не склонны.
— А в какие ты ходишь? — спросила Элинор, и Фродо стал перечислять названия, которые я слышал в первый раз, «Гец» на западе или «Айрен» и «Попокатепетль» в центре, и еще другие, которые я ту же забыл. Элинор кивала, но ничего не комментировала, зато назвала еще один клуб, на Констанцерштрассе, «Last Exit British Sector».
— Но я там бываю раза три в год, — сказала она. — Когда вдруг хочется, чтобы вокруг тебя был один сплошной английский. Сам по себе он довольно скучный, много народу из Интернациональной комиссии и из миротворческих бригад.
Зандер все это время молча улыбался, его клубом была библиотека. Тогда я рассказал о своем стихийном посещении «Арены», всю историю целиком, начиная с переговоров у Кольберга, затем о дороге назад, преследовании Мариэтты, про ее встречу с двумя мужчинами в ложе и заканчивая новостями, поступавшими из пограничного района с Польшей. Никто из них этого клуба не знал. Элинор предложила сходить в «Арену» всем вместе.
— Может, прямо сейчас?
Фродо ответил, что вечером он должен помочь отцу. Он не распространялся подробно, в чем именно.
Томми сказал, что сегодня вечером он, как и каждую пятницу, едет в маленькое кафе на Фридрихштрассе под названием «У Лени», там бывает камерный джаз, живое исполнение, а он очень любит джаз.
От Зандера, казалось, ответа не ждали. На очереди был я, и, напуганный перспективой пойти вечером в «Арену» вдвоем с Элинор, заявил, что должен сегодня, как и всегда, продолжать чтение восьмисотстраничного боевика Грегора Корфа, чтобы мы смогли затем оформить эту книгу в библиотеке. Потом, покосившись на Зандера, который ободряюще кивнул, пояснил, о чем там речь.
— Вот это да, здорово! — сказала Элинор, — 1990 год, ничего себе! Меня тогда еще и на свете-то не было! К тому же — шпионаж, предательство. Мне такое нравится. Представляете, я только потом узнала, что один друг моего отца, который часто к нам приходил, служил в МИ6! Как книга называется — еще раз?
— «Заговор Сони», — ответил я. — Соня — отрицательный персонаж. Там есть еще парочка положительных, но я пока не очень много узнал.
— Хочу почитать. А где ее взять?
— Разве что в магазинах старой книги. Ну и, разумеется, у нас в библиотеке.
— Но я не хочу ждать так долго.
Я не знал, что ответить. Как ни странно, образумил меня Томми, взгляд которого можно было истолковать только одним образом: «Ну и дурак же ты, старина! Давно пора все понять!» Он бы наверняка и по ноге меня двинул для пущей ясности, если бы сидел ближе.
— Что ж, я мог бы почитать тебе ее вслух, — сказал я наконец. — Я еще не продвинулся далеко, так что начнем сначала, ничего страшного.
11
«Тогда я увидел, как Соня стоит снаружи перед витриной у входа в бар и изучает меню на табличке, где, собственно, и изучать-то было нечего — все как обычно, — громко читал я. — На ней было, как всегда, легкое черное шерстяное пальто с широкими лацканами, а волосы забраны наверх и скреплены широким гребнем. Я размышлял, что мне делать, если она войдет в бар, но она наконец-то пожала плечами и пошла дальше. Я оставил кофе на стойке, выскочил на улицу и пошел за ней на безопасном расстоянии. На бульваре де Бон Нувель было в этот час еще полно народу, поэтому на меня никто не обращал внимания. Ситуация стала бы критической, если бы Соня обернулась, но она шла вперед своим обычным быстрым шагом, постукивая каблучками и слегка опустив голову. Походка у нее была несравненная, во всяком случае, я так считал. Мы прошли мимо кинотеатра „Гран Рекс“, где как раз закончился сеанс и зрители повалили на улицу. Я уже испугался было, что потерял ее из виду, но, поспешно пробившись через толпу, вновь обнаружил ее. Она на мгновение остановилась, чтобы закурить сигарету, затем продолжила путь. В походке Сони не было ни тени праздной расслабленности, она была целеустремленной, и столь же целеустремленно Соня повернула на улицу Ружмон, остановилась перед вторым домом от угла и набрала код. Этот внезапный оборот дела поразил меня до глубины души, я невольно нагнал ее и остановился метрах в двух за ее спиной. Она резко обернулась и прокричала пронзительным, чуть визгливым голосом: „Fous le camp! Du balai!“[49], а затем исчезла в доме, я же смотрел ей вслед, не веря собственным глазам.