М 3 (СИ) - Таругин Олег Витальевич

Заслышав за спиной подозрительный шорох, Степан обернулся, вскидывая автомат. И тут же опустил, разглядев метрах в пяти Гускина. Призывно махнув рукой, сдвинулся чуть в сторону, освобождая товарищу место на расстеленной на земле плащ-палатке. Старший сержант не заставил себя ждать, ужом скользнув — ни одна ветка не дрогнула — сквозь заросли, морпех аж позавидовал:

— Я специально шумнул, чтобы вас предупредить. Мы там кипяточек сварганили, согрейтесь малехо. Можно было горохового концентрату навернуть, но товарищ капитан сказал, позже. А я пока понаблюдаю.

— Добро, — не стал спорить старлей, передавая бинокль. — Держи оптику. Только смысла в этом ноль, сразу предупреждаю — на станции нам делать нечего. Часика через полтора стемнеет, и дальше потопаем.

— Значит, потопаем, — равнодушно пожал плечами осназовец. И покопавшись в кармане, смущенно протянул Алексееву пару леденцов в затертых до полной неузнаваемости обертках. — Вот, вместо сахара. Они вкусные, «Дюшес» называются, Бабаевской фабрики. Больше нет, извините.

— Спасибо, Леша, — искренне поблагодарил старлей. — Лет сто не пробовал, с самого детства.

— Сто лет, скажете тоже! — улыбнулся старший сержант. — Не такой уж вы и старый.

— Да нормально все, — зашуршал оберткой морской пехотинец. — Ну, приврал немного для красного словца, всего-то семьдесят…

Судя по выражению лица, шутки Гускин не понял, и оттого не оценил. А морпех в который уже раз подумал, что Шохин определенно прав: болтает он и на самом деле много — и не всегда по делу.

— Тарщ старший лейтенант, — устраиваясь поудобнее, неожиданно спросил осназовец. — Разрешите вопрос?

— Валяй. Ну, в смысле, разрешаю.

— А вот вы, когда немецкие танки гранатами жгли — страшно было? Нет, если не хотите, так не отвечайте, мне товарищ капитан вообще запретил у вас что-то выспрашивать, просто там, на катере, вы сами про это рассказывали. Без подробностей, правда.

— Страшно? — ненадолго задумался Степан. — Знаешь, да, наверное, нет. Тупо некогда было бояться. Просто понимал, что нужно это сделать — вот и все. А страх обычно позже приходит, когда все уже закончилось.

— А я танков, ежели начистоту, побаиваюсь… — смутился Алексей, пряча взгляд. — Вроде и обкатывали нас, и как с ними бороться учили, а все одно страшно, аж живот сводит. Вот ничего другого не боюсь, а танков… Самое смешное, я ж до войны трактористом был — поработать, правда, практически не успел…

— Ну и зря. Боишься, в смысле, зря. Ты, главное, запомни: танк — не трактор, у него кабины с окнами и обзором на все триста шестьдесят не имеется. Мехвод, когда танком в бою управляет, практически нихрена через свои приборы не видит. Ежели, понятно, у него на пути с гранатой наперевес в полный рост не стоять. Главное, пехоту отсечь, поскольку танк без прикрытия — просто братская могила для экипажа. Подобрался аккуратненько, гранату кинул — в ходовую, там, или на крышу двигателя — и все. Будет возможность — покажу. Хотя лучше, конечно, чтобы не было…

* * *

В сумерках двинулись дальше, перед выходом тщательно замаскировав место недолгой стоянки. Шли лесом, в зависимости от рельефа, стараясь держать железную дорогу приблизительно в полукилометре по левую руку. Если впереди оказывалась особенно протяженная балка или глубокий овраг с крутыми склонами, приходилось делать солидный крюк, порой в добрый километр, а то и больше, — рисковать старлей не собирался. В принципе, Алексеев вообще терпеть не мог ночных переходов по незнакомому лесу, однако сегодня им везло: облака практически разошлись, и в небе висела почти полная Луна, дающая достаточно света. Но шли все равно медленно, поскольку отлично понимали, что означает сломанная, или даже просто вывихнутая нога…

Так прошло почти три часа.

А вот затем в стороне железки один за другим раздалось три гулких взрыва, сменившихся заполошной ружейно-пулеметной трескотней. Спустя несколько секунд рвануло еще несколько раз, куда как мощнее, а над верхушками деревьев поднялось неровное, колышущееся зарево. И старлей отчего-то практически не сомневался, что это сдетонировали боеприпасы в вагонах — как бы не в тех самых, которые он заметил на запасных путях Нижнебаканской. А следом и бензин в цистернах полыхнул, отсюда и зарево. Да и по времени примерно совпадает — пока составили эшелон, пока подогнали паровоз, то-сё, пятое-десятое…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Проблема крылась не в этом.

— Партизаны? — первым нарушил молчание старший сержант.

— Ну, не сам же поезд под откос ушел, да еще и с таким эффектным фейерверком, — мрачно буркнул Степан, прислушиваясь. — Согласны, тарщ капитан?

Стрельба к этому времени уже полностью стихла, лишь изредка приглушенно бумкали отдельные взрывы, видимо, продолжали детонировать охваченные пламенем снаряды — или что там фрицы везли в тех вагонах? Что ж, вполне ожидаемо: обычная тактика партизанских групп. Рванули рельсы (три первых взрыва — под паровозом, в хвосте и середине состава), ударили со всех стволов по ошарашенным неожиданным нападением фашистам — и отошли, не дожидаясь, пока противник опомнится и организует хоть какое-то подобие обороны. Классика, можно сказать.

Вот только для них троих произошедшее поистине смерти подобно. До станции не особенно и далеко, значит, скоро фрицы организуют прочесывание местности, попытавшись сесть на хвост уходящему на базу отряду. Партизаны-то наверняка оторвутся, поскольку местные, все тайные тропки знают — в отличие от… ну, понятно, от кого…

— Согласен, — кивнул Шохин, судя по выражению лица, испытывающий приблизительно те же чувства, что и Степан. — Один из отрядов Новороссийского куста отработал. Молодцы, конечно, сейчас каждый уничтоженный эшелон нам в помощь, но как же не вовремя-то! Твою ж мать! В глубину леса уходить нужно, причем немедленно. Если повезет, к рассвету оторвемся. Только бы собак по следу не пустили…

Глава 8

ПАРТИЗАНЫ

Горнолесные массивы к северу от Новороссийска, 14 февраля 1943 года

Отправив Гускина вперед, старлей поравнялся с порядочно запыхавшимся контрразведчиком. В принципе, разговаривать на ходу, двигаясь по лесу, когда ближние деревья мешают наблюдению, и основную информацию получаешь при помощи слуха, неправильно, поскольку отвлекает — это азы. Лучше ненадолго остановиться, сперва убедившись в безопасности окружающей местности, вот только останавливаться-то старлей как раз и не хотел. Равно, как и откладывать этот разговор. Так что вся надежда на осназовца, он человек опытный, не подведет. Да и орать они не собираются, так, пошепчутся чуток…

— Слушай, Серега, а вот если мы сейчас не на фрицев, а на наших родных партизан наткнемся — чего будет? Поверят твоим документам? Не пристрелят сгоряча, как фашистских шпионов и вообще подозрительных элементов?

— Поверят, — сдавленно выдохнул тот, не обратив никакого внимания на неуставное обращение. Идти по ночному лесу в заданном морпехом темпе капитану было нелегко, поэтому рядом постоянно находился кто-то из более опытных в подобных делах товарищей. Сейчас как раз настала очередь Алексеева, до того шедшего в авангарде. Да и поговорить было о чем. В том, что это вовсе не перестраховка, а сугубая необходимость, Шохин убедился буквально через десять минут от начала марша, запнувшись за некстати вывернувшийся из земли корень и не упав исключительно благодаря оказавшемуся рядом осназовцу. Капитан госбезопасности был твердым профессионалом своего дела. Вот только оное дело как-то не предполагало, что ему придется практически бегом идти по погруженному в полутьму лесу, изрезанному превеликим множеством распадков, оврагов и балок. В подобном ничем не могла помочь ни феноменальная память, ни множество весьма специфических знаний и умений, к коим относилась стрельба в сложных условиях, рукопашный или ножевой бой. Перемещаться ночью по незнакомой пересеченной местности его просто не учили — в отличие от бойцов ОСНАЗа из его родного времени или морских пехотинцев из нереально далекого будущего…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})