Вслед за путеводною звездой (сборник) - Коллектив авторов

– В. Беринг. Капитан бригадирского ранга. 8 декабря 1741 г.

– Эльзберг Андрис. Штурман. 22 ноября 1741 г.

– Лагунов Иван. Прапорщик. 8 января 1742 г.

– Хотянцев Никита. Подшкипер. 9 декабря 1741 г.

– Морской гренадёр. 1742 г.

– Морской гренадёр. 1742 г.

– История данного захоронения весьма любопытна, – профессор сделал многозначительную паузу, помолчал, обвёл взглядом затихшую, заинтересованную студенческую аудиторию. – Итак, коллеги, – Доброхотов энергично потёр руки, – издавна было известно, что Витуса Беринга и других умерших членов экипажа «Святого Петра» похоронили на побережье самой бухты Командор. Время безжалостно быстро стёрло малейшие следы могил. Старожилы рассказывали, что сильные шторма вымывали из песка стволы пушек, снятых с корабля и установленных моряками в виде памятника. Особенно много пушек вымыли шторма перед самой войной, в 1935 г. Но память не вымоешь – память о великих деяниях жива в потомках! Подтверждение тому – судьба капитан-командора, великого путешественника и первооткрывателя!.. Напомню всем: в этом году, коллеги, исполняется 335 лет со дня его рождения, но мы до сих пор не забыли этого отважного человека!..

Сергей Галиикий

78 Санкт-Петербург

Когда вокруг идёт бой

Дело было в конце июня 2009 года. Вместе с колонной спецназа протоиерей Димитрий Василенков из Санкт-Петербурга, будучи в Чечне, попал в засаду. Связи нет. Вокруг рвутся гранаты и свистят пули. Неизвестно было, сколько здесь боевиков и когда придёт помощь… А ведь, если подумать, чем священник может помочь бойцам в бою, если он, по каноническим церковным правилам, не имеет права стрелять?.. Но, как выяснилось, он может значительно больше, чем просто снаряжать магазины патронами и перевязывать раненых. Он может благословить бойцов и молить Бога о помощи! Протоиерей Димитрий Василенков рассказывает от первого лица о бое под Элистанжи.

Рассказывает протоиерей Димитрий Василенков: – Мне дважды довелось побывать в зоне, где интенсивно велись реальные боевые действия. Первый раз – в августе 2008 года, в Южной Осетии во время грузино-осетинского военного конфликта. А второй раз – в колонне внутренних войск. Тогда я попал в засаду боевиков. Это произошло в Чечне под селом Элистанжи в конце июня 2009 года. Этот случай я и расскажу, потому что в этом бою я участвовал лично.

В начале лета 2009 года, по поручению Синодального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными учреждениями, мне предстояла плановая командировка в Чечню. Обычно мы ездим на Кавказ два раза в год: осенью-зимой и весной-летом. Со мной был мой хороший друг и добровольный телохранитель, сотрудник военного отдела Санкт-Петербургской епархии Александр Рогожин.

В Ханкалу мы прилетели 25 июня 2009 года. Разместились в одном из отрядов армейского спецназа. Там встретили много старых знакомых. Они мне рассказали, что оперативная обстановка в Чечне сложная, и, похоже, дальше будет ещё хуже. Для меня начались священнические будни: прежде всего, это многочасовые беседы с солдатами и офицерами.

Почти сразу мы побывали в Грозном. Выглядел он вполне презентабельно, практически не осталось разрушенных домов: здания или отстроены заново, или зашиты по фасадам.

Работали мы по заранее намеченному плану, как обычно, по согласованию с командованием Группировки. В плане указано, кто, куда и когда едет, кто отвечает за транспорт, кто – за охрану. Нам надо было объехать несколько подразделений в Веденском районе.

Первая дальняя поездка намечалась в посёлок Элистанжи. А как раз в это время из Элистанжи в Ханкалу прибыла небольшая колонна (бронированные «уазик» и «газель») из отряда спецназа внутренних войск «Меркурий».

Мы были у разведчиков Группировки, когда вошёл командир «Меркурия» и с ним майор Руслан Горбунов. Командир отряда остался в Ханкале по каким-то своим делам, а Руслан повёл колонну обратно. Вообще-то я не большой любитель передвигаться по Чечне в составе колонн. Намного удобней ездить с оперативниками ФСБ: легковой машине всегда проскочить легче, чем греметь тяжёлой бронёй. Но тут образовалась оказия, и нас отправили в Элистанжи с этой колонной.

Накануне этой поездки в воскресенье 28 июня мы с отцом Аркадием (Мамаем), бывшим тогда настоятелем храма святого благоверного князя Димитрия Донского в Ханкале, отслужили литургию и молебен, причастились святых Христовых Тайн.

На следующий день перед выездом мы с Сашей помолились. Я благословил дорогу. До места добираться часа два. Мы с Сашей сели в «газель». Старшим нашей машины был молодой старший лейтенант Юрий Мигурский. Впереди в «уазике» разместился майор с двумя солдатами. Всего в двух машинах нас было девять человек.

Когда мы тронулись в путь, я завёл с солдатами разговор. Это были молодые контрактники лет по двадцать, почти мальчишки. Тут как раз мы проехали село. На его улицах не было ни души. Я помню, что, по рассказам людей бывалых, это очень нехороший признак: если на улицах никого нет, и село словно вымерло, то дальше могут начаться неприятности. Ребята восприняли мои слова совершенно серьёзно: все стали смотреть по сторонам внимательней.

Было у меня что-то вроде предчувствия беды. Но, так как перед каждой поездкой в нехорошее место в душе почти всегда поднималась тревога, и в этот раз я отнёсся к этому как к чему-то привычному. Ехать-то всё равно надо…

После долгого и нудного петляния по предгорьям и горам мы выехали на прямой участок дороги со стороны ручья (Элистанжи). Дорога там гравийная, и камни постоянно стучат по днищу машины: дынь-дынь-дынь… И вдруг я обратил внимание, что стук пошёл почему-то со всех сторон и неожиданно зачастил, как будто посыпался горох. А когда уже полетели и искры, стало ясно, что по нам стреляют. И не просто стреляют, а попадают в машину…

По инструкции, при начале обстрела надо увеличивать скорость и продолжать движение. Но наша «газель» вильнула и остановилась у обочины. Только через несколько минут стало ясно почему: наш водитель объехал подбитый только что «уазик» и тормознул на обочине метрах в двадцати от него. Тем самым он избежал опасности превратить обе машины в одну общую мишень.

Мгновенно мы все высыпались из машины и прыгнули в кювет. Я сразу стал молиться: «Господи, спаси и укрепи ребят! Пресвятая Богородица, защити! Святые благоверные князья Александр Невский и Димитрий Донской, помогите!»

Огляделись: оказалось, что «уазик» выведен из строя, ехать не может. И тут можно с уверенностью говорить о чуде Божием: боевики сделали по «уазику» и «газели» три выстрела из гранатомёта (потом эти три пустые тубуса от гранатомётов РПГ-26 были найдены в кустах). Но, хотя боевики стреляли с пятидесяти метров, все три гранаты пролетели мимо нас!.. Если бы они попали точно в «уазик» или «газель», то внутри в живых вряд ли бы кто-то остался.

Но эта военная удача почти тут же сменилась трагедией: на простреливаемом пространстве между «газелью» и «уазиком» я увидел лежащего на спине майора Руслана Горбунова с пистолетом в руке. По положению его тела, по тому, как он лежал, стало ясно, что он либо очень тяжело ранен, либо убит. Упал он посредине дороги, где так до конца боя и пролежал на открытом месте. Вытащить его было невозможно: место на дороге, где он упал, простреливалось. Ранения у Руслана оказались тяжёлые: он был смертельно ранен в спину и ещё и в левое плечо. Уже потом, в госпитале, врачи увидели у него на спине маленькое входное отверстие от пули, которое на груди превратилось уже в большую рану. Он был без бронежилета… После прибытия в госпиталь Руслан почти сразу скончался. Он погиб как герой – в бою, с оружием в руках.

Когда мы выкатились из машины в кювет, мне запомнилось внутреннее ощущение нереальности происходящего. Свистят пули, с резким звуком попадают в борта «газели»… Но страха почему-то у меня не было. Я ещё успел в самом начале бойцам сказать: «Ребята, Господь с нами! Надо отбиваться!». Думаю, Господь нас укрепил. Стрелять почти мгновенно начали абсолютно все. Причём цели они видели, ведь до боевиков было всего метров восемьдесят. И ещё мы «духов» хорошо слышали – они очень громко орали: «Аллах акбар!». Я со своего мобильного телефона звоню в штаб Группировки и сообщаю: «Мы попали в засаду, ведём бой!». Обрисовал им обстановку, как видел её из канавы. Через пару минут мне перезвонили, что-то уточнили. В Группировке пошла работа по оказанию нам помощи.

Потом бойцы долго вспоминали, что с самого начал боя я запрещал им ругаться матом. Причём, костерил я их за это очень громко и непрерывно: «Не материтесь, иначе промахнётесь!». Мне как священнику стрелять нельзя, поэтому я крикнул: «Все магазины и патроны бросайте мне!» Ребята мне целую кучу магазинов накидали. Я сидел и, как автомат, набивал в магазины патроны.

Тут и Саша Рогожин вспомнил свою десантную молодость (он срочную службу служил в Гарболовской бригаде ВДВ). Надел чью-то каску, выскочил с РПГ-26 (реактивная противотанковая граната – Ред.) на открытое простреливаемое пространство и выстрелил в сторону леса, откуда по нам вели огонь. И почти сразу оттуда прилетела граната от подствольника. Слева от меня – взрыв!.. Оборачиваюсь и вижу – у солдатика, который рядом со мной был, всё лицо в крови! Тут я и у себя на плече дырку заметил – кровь течёт. Пошевелил пальцами – рука вроде нормально работает. Саша Рогожин с бойцами перевязал раненого в лицо и моё плечо заодно, несмотря на мои протесты. Я в горячке почему-то решил, что у меня просто царапина.