Мамба в Афганистане (СИ) - Птица Алексей

— Выпей, будет лучше, и ты станешь чувствовать себя намного моложе. Когда поймёшь, что за дар ты получила из моих рук, то снова ко мне придёшь. Ты ведь хочешь прожить долго и чувствовать себя хорошо? Да? А мне пора обратно, да и тебе тоже. Сейчас только зелье доварю, и пойдём.

Старуха ничего не ответила, только несколько заторможенно кивнула. Бросив в бурлящую воду щепотку порошка, я снял его с огня, оставив остывать.

— Тебе может не поздоровиться, если глаза и уши старейшины расскажут ему, что ты тут колдовал, — вдруг заговорила старуха.

— Ничего, — я нащупал кобуру Стечкина, вынул, проверил затвор, ткнул стволом в воздух. — Ничего страшного. Пойдём, отвар уже остыл, а мне ещё Саида спасать от смерти. Ради него, чай, колдовал, себя не жалеючи. И как тебя зовут, женщина?

— Шарифа, аль-Шафи.

— Ну, меня не так на самом деле зовут, но неважно. Пойдём, нам ещё многое предстоит сделать.

Женщина встала, и мы с ней направились в селение. Дойдя до «госпиталя» и не встретив никого, кто посмел мне бы помешать, я зашёл внутрь. Саид не спал, ожидая меня.

— Пей! — протянул я ему котелок. — Пей, сколько сможешь.

Раненый сразу схватил котелок и, давясь, стал пить уже остывшую жидкость. Дождавшись, когда он напьётся достаточно, я забрал котелок и, дав пациенту отдышаться, слил остатки отвара в стоящую на столе кружку. Вынув пузырёк с заветным эликсиром жизни, влил его в отвар. Жидкость тут же запузырилась, играя в свете одинокой свечи разного цвета искорками.

— Пей, — протянул я кружку Саиду. — Пей и будешь живой. Пей, ты поклялся мне в верности, и я выполняю своё обещание.

Раненый кивнул и, взяв кружку, в несколько глотков осушил её до дна.

— А теперь спи, — и я поднёс к его носу снотворное. Вдохнув его, Саид пару мгновений хлопал глазами, пока веки не потяжелели до веса стопудовых гирь, и провалился в тяжёлое беспамятство. Я же встал и пошёл к себе.

Пистолет, то есть АПС, грел мой бок — вернее, ровно наоборот, холодил, но та-ак приятно. Главное — быстро выхватить его. Но в предутренней серой мгле меня никто не остановил, и я спокойно дошёл до своего дома и вошёл, ожидая самого худшего.

Никого не оказалось, хотя жил я там не один. Ну, так и хорошо, чтобы это ни означало. А что, я поколдовать не могу? Ещё как могу, но инстинкт самосохранения заставил меня развешать над дверью мешочки с ядом, так, на всякий афганский случай. Одна пуля или неверное движение — и все сдохнут и без применения оружия. А у меня противоядие в кармане лежит.

Дойдя до топчана, я налил себе воды из чайника, тщательно понюхал её, потом попробовал на вкус и только после всего этого выпил.

Сморщив нос, достал из кобуры пистолет, разобрал-собрал и, начав клевать носом, так и заснул полулёжа, держа его в руках, как когда-то в прошлой жизни. Прошло время. Скрипнула дверь, поневоле оторвав меня от забавного сна. А снились мне местные женщины, замотанные в паранджу, но почему-то всё равно как бы слегка одетые. Фантастика, однако!

Я открыл глаза. В дверном проёме стоял старейшина с винтовкой, за плечами которого виднелись два тоже вооружённых до зубов местных парня. Он настороженно смотрел на меня, не решаясь войти, а винтовка в его руках подрагивала, норовя принять не вертикальное, а резко-горизонтальное положение.

Я широко зевнул и почесал стволом пистолета немного вспотевший лоб.

— Проблемы, старейшина? На нас кто-то напал или ещё хуже, найден предатель? Если найден, то тут кроме меня никого нет.

— Ты посланник дьявола, аль-Шафи!

— Я? Ничуть! Я правоверный мусульманин.

— А что ты тогда делал сегодня ночью?

— Зелье.

— Но ты призывал не Аллаха!

— С чего ты взял? Тебе показалось. Аллах ночью не видит, и я разговаривал с духами гор, и они меня услышали. Это вы забыли веру своих предков, а я нет, иначе бы не выжил. Скажи, Саид жив?

— Да, он хорошо себя чувствует. Ты продал его душу дьяволу?

— Я взял с него клятву крови себе лично в обмен на спасение. И это моё дело и моя клятва, ни Аллах, ни враг рода человеческого не имеют к этому никакого отношения. И если вы так думаете, то почему не боитесь меня и без спросу заходите в мой дом? Я ведь могу и проклясть!

Старейшина невольно вздрогнул и сделал шаг назад. Ствол его винтовки поднялся, уставившись в мою грудь. Заметив это движение, я также поднял пистолет.

— Я успею первым, — предупредил я его. — Не стоит гнать ослов, ведь может оказаться, что впереди пропасть. Для того чтобы сварить зелье, мне недостаточно молитв, мне нужно было обратиться к самой природе. Поэтому я разговаривал с духами гор, с духами цветов, с духами деревьев и со всем сущим. Я же травник, знахарь, лекарь. Вы же это прекрасно видите.

— Ты всё равно какой-то странный. Даже Шарифа до сих пор не отойдёт от лицезрения твоих приготовлений отвара.

— Она просто в шоке от того, что я смог создать практически эликсир бессмертия. Тот, кто его выпьет, сможет выжить даже при самых страшных ранениях. Такой сильный мне уже не создать, зато я могу дать тебе эликсиры послабее, и ты скинешь сразу два десятка лет. Если не веришь, то спроси у старухи.

Старейшина заколебался, оценив и мою готовность сражаться, и свою возможность проиграть, и возможность помолодеть. Многие мысли пронеслись у него в голове, но чаша весов всё ещё балансировала, так и не склоняясь в нужную мне сторону.

— И не забывай, что вы всем селением взяли у меня деньги, а значит, следуя твоей же логике — продались. Вы принимали мои лекарства, лечились у меня, и если я слуга дьявола, то вы мои прислужники. Ведь так? Аллах всё видит! Аллах накажет! Бойтесь!

После этих слов старейшина на мгновение отбросил мысленные весы, и захотел было меня пристрелить, но сухо щёлкнул снятый с предохранителя Стечкин, и к нему снова вернулась способность соображать. И теперь на чашу весов упал уже не мелкий камешек, а скорее огромный булыжник обрушился всем своим весом и придавил её напрочь. Старейшина осознал, что он сильно влип, но продолжал упорствовать в своей ереси, что я немедленно почувствовал и приознес.

— Обо мне знают и меня ждут. Если я погибну, то здесь не останется ничего живого, а вы даже если сбежите, то не найдёте счастья в этом мире, пока не ляжете все в землю. И даже тогда я приду к вашим душам, чтобы мучить их. Я своих слов на ветер не бросаю. Я предлагаю тебе дружбу и защиту от всего земного и неземного тоже. Соглашайся.

— Пойдём, я тебе верю. Но мне всё же нужно было лично убедиться в том, что ты обычный человек, а не посланец дэвов.

— Хорошо, идём. Но ты можешь в этом убедиться и здесь, войди и вместе со своими воинами и всё увидишь.

Старейшина невольно оглянулся на своих соратников, но показывать перед ними страх не стал. Потому как это потеря лица, а потеря лица — потеря власти.

— Показывай, — и он сделал шаг вперёд, а за ним и воины.

Я встал, подошёл к столу, положил пистолет, взял нож и резанул им ладонь — брызнула кровь. Усмехнувшись, достал порошок, посыпал им кровь, и она тут же прекратила сочиться. Достав из сумки деревянную банку, я зачерпнул из неё мазь и смазал рану, заставив порез превратиться в сухую изломанную линию с толстой коркой лекарств, замешанных на крови.

— Ты великий знахарь! — не стал скрывать своих эмоций старейшина. — Мы тебе верим, — он оглянулся на своих воинов, те сразу же подтвердили его слова.

— Отлично! Каждый из вас получит зелье регенерации и сможет пережить лёгкое ранение за счёт своего усиленного лекарствами иммунитета.

Мои слова вызвали радостное оживление. И, «не отходя от кассы», я тут же вручил всем троим заветные деревянные флаконы. Двое не стали ожидать ранения, а выпили сразу, а то могут ведь и отобрать… Например, старейшина. Сам Чигран спрятал свой флакон в карман. Раздав зелье, я вышел из хижины вместе со всеми, забрав пистолет.

Первым делом мы зашли к Саиду и убедились, что ему стало намного лучше. Затем дошли до старухи, которая уже очнулась и выбежала мне навстречу, начав целовать руки и осыпать словами благодарности. Это окончательно убедило всех присутствующих в моей «человечности».