Русские в СССР. Потерпевшие или победители? - Александр Елисеев

Разумеется, к белым примкнули и армейцы-монархисты (типа Р.Ф. Унгерна фон Штенберга), но они были на вторых ролях, не определяя политического лица движения. В то же самое время многие монархисты пошли на службу в Красную Армию – именно по идейным соображениям. Они видели в большевиках единственную на тот момент альтернативу либерализму.

Армейцы-февралисты весьма опасались того, что большевики рекрутируют в элиту огромные массы «черного люда», который растворит их гламурную верхушку. И надо сказать, что так и произошло. Миллионы выходцев из народа просто смели либерально-оккультный гламур. «Все эти ложи, ордена, «рыцари», театры, салоны и т. д., – пишет в своем блоге Ю. Шевцов (guralyuk). – И в этот город вломились массы не ведающей ни сном ни духом об этих сложностях крестьянской молодежи буквально за лет 10–15. Если бы индустриализацию задержали лет на 10, и обошлось бы каким-то чудом, притом без войны, города бы породили, видимо, очень сильные оккультистского толка структуры, способные переваривать часть крестьянской миграции. В принципе именно это произошло в Германии и др. странах западной Европы».

Вот отсюда и то озлобление, с которым «добровольцы» карали «пестро одетых людей… без шапок, без поясов», еще в самом начале гражданского противостояния, до всякого красного террора. Не будь этого озлобления, не было бы и таких выпадов со стороны красных. Впрочем, красные тоже сделали все для того, чтобы усилить градус озлобления в обществе.

В гражданской войне нет ни правых, ни виноватых. Вместе с расколом нации на воюющие лагеря происходит и разрыв национальной правды. То же самое и с террором – вина за пролитую русскую кровь лежит на всех – и на белых, и на большевиках, и на социалистах-демократах. Большевики вызвали своими социальными экспериментами неоправданно жесткую реакцию, на которую ответили столь же неадекватно жестоко. Это и запрограммировало дальнейшее ожесточение политической борьбы, перетекающей в политическую уголовщину.

Глава 4

Ленин против Сталина

Для уяснения того, чем был Красный проект для русских, необходимо рассмотреть взаимоотношения Ленина и Сталина. Эти два советских вождя видели реализацию данного проекта по-разному. Если Сталин на первый план выдвигал державность, то Ленин как был, так и остался поборником глобализма в его крайней версии. И эта несостыковка двух вождей особенно ярко проявилась в последние годы жизни Ильича. Тогда между ним и Сталиным вспыхнула скоротечная, но очень показательная дискуссия по поводу модели национально-территориального устройства.

Ленин всегда выходил победителем из внутрипартийных столкновений, которых было немало. Он умел убеждать, причем не только при помощи логики. Во время дискуссии вокруг Брестского мира Ильич остался в меньшинстве, что грозило ему политическим проигрышем. Тогда он пообещал выйти из ЦК и напрямую обратиться к массам. Соратники такой перспективы, понятное дело, испугались и вынуждены были поддержать Ленина. Ну а потом уже сами убедили себя в том, что Владимир Ильич был прав.

Талант (если не сказать, гений) полемиста, помноженный на железную волю, придал Ленину несокрушимый авторитет. Рядовые члены партии даже выработали особую технологию, которая помогала им определиться во внутрипартийных спорах: «Голосуй всегда с Ильичем – не ошибешься!»

Свою последнюю победу, причем над большинством партийных лидеров, Ленин одержал в конце жизни – осенью 1922 года. Тогда он настоял на том, чтобы единое советское государство строилось как союз республик, каждая из которых имела бы право на выход. А ведь почти все ведущие партийно-государственные деятели считали, что национальные республики должны были войти в РСФСР на правах автономий – без права выхода. Именно в этом была суть «плана автономизации», который выработал нарком по делам национальностей И.В. Сталин. Сам он еще в 1919 году, на VIII съезде партии заявил: «Без государственного союза советских республик, без их сплочения в единую военно-хозяйственную силу невозможно устоять против соединенных сил мирового империализма ни на военных, ни на хозяйственных фронтах. Федерация советских республик является той искомой формой государственного союза, живым воплощением которой является РСФСР». Таким образом, модель федеративного устройства предлагалась именно «российская» – с включением в РСФСР других национальных республик.

Таких же представлений придерживались Ф.Э. Дзержинский, Г.К. Орджоникидзе, Г.В. Чичерин и др. Даже вождь Коминтерна и горячий поборник мировой революции Зиновьев был за унитарное государство.

Самое интересное, что Ленин на первых порах вовсе не протестовал против автономизации. Уже в начале 1922 года вполне могла бы возникнуть единая социалистическая Россия, включавшая в свой состав Украину, Белоруссию и Закавказье. И тогда у нас была бы совсем иная история и совсем иное государство.

Но создание единого государства было отложено – по инициативе Сталина. В январе 1922 года нарком иностранных дел Чичерин поставил вопрос – как же быть с представительством национальных республик на международной Генуэзской конференции? Ведущие державы соглашались вести переговоры с РСФСР, но были категорически против участия в них ее сателлитов. Наркоминдел предлагал поступить просто – взять да и включить республики в РСФСР. Но Сталин посоветовал не торопиться, а подготовиться к процессу объединения как следует – в течение нескольких месяцев. Иосифа Виссарионовича тут даже и упрекнуть-то нельзя – и даже как-то грешно. Уж сколько мы знаем разного рода поспешных реформ, которые только загубили разного рода благие начинания. И тем не менее так получилось, что благоприятный момент был упущен. А в течение нескольких месяцев в политическом мировоззрении Ленина произошел очередной крутой перелом. Что же случилось?

Ленин часто пытался вести себя как стопроцентный прагматик от политики и идеологии. Он считал, что в разные периоды можно использовать совершенно разные формы организации – в том числе и государственной. В вопросах о национально-государственном строительстве он следовал за Марксом и Энгельсом, которые также относились к государству как к орудию реализации политических идей. В принципе «классики» были против федерации, предпочитая ей унитарную республику. Яснее всего об этом написал Энгельс в 1891 году: «По-моему, для пролетариата пригодна лишь форма единой и неделимой республики. Федеративная республика является еще и теперь в общем и целом необходимостью на гигантской территории Соединенных Штатов, хотя на востоке их она уже становится помехой. Она была бы шагом вперед в Англии, где на двух островах живет четыре нации… Она давно уже сделалась помехой в маленькой Швейцарии… Для Германии федералистическое ошвейцарение ее было бы огромным шагом назад» («К критике проекта социал-демократической программы»).

Ленин мыслил так же. В 1913 году, в письме С.Г. Шаумяну, он писал: «Мы за демократический централизм, безусловно. Мы против федерации. Мы за якобинцев против жирондистов… Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства». А годом позже он высказывался не менее категорично: «Ставить в свою программу защиту федерализма вообще марксисты никак не могут, об этом нечего и говорить».

В то же самое время Маркс, Энгельс и Ленин признавали, что при определенных условиях федерация может быть необходимой. Например – для того, чтобы предотвратить развал крупного государства. Дескать, если не получается решить вопрос посредством унитаризма, то можно прибегнуть и к федерализму – рассматривая его как переходный этап. Образцом подобной диалектики Ленин считал проект «классиков» по созданию федеративного союза Англии и Ирландии.

Более того, накануне Февральской революции 1917 года Ленин выступил с проектом создания Соединенных Штатов мира, заявив о том, что они «являются той государственной формой объединения и свободы наций, которую мы связываем с социализмом, – пока полная победа коммунизма не приведет к окончательному исчезновению всякого, в том числе и демократического, государства» («О лозунге «Соединенные Штаты Европы»). Это уже был типичный красный глобализм, который никогда не отпускал Ленина. Можно даже сказать, что Ленин-глобалист постоянно душил Ленина-государственника.

Вообще большевики, взявшие власть в России, были убежденными интернационалистами и жаждали скорейшего создания планетарной коммунистической республики. Они рассматривали Россию прежде всего как базу мировой революции. В ноябре 1920 года Ленин так характеризовал настроения большевиков в дни Октябрьской революции: «Мы тогда знали, что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию» («К четвертой годовщине Октябрьской революции»).