Русские в СССР. Потерпевшие или победители? - Александр Елисеев

А ведь Красин был «умеренным» большевиком-прагматиком, взгляды которого мало чем отличались от социал-демократических. Кстати, такой же спасительный централизм был присущ еще одному «умеренному» и прагматику – Рыкову, возглавлявшему ВСНХ. Именно при нем произошло подчинение всех предприятий РСФСР 70 отраслевым главкам и центрам. Более того, на каждое предприятие был направлен комиссар, который обладал практически неограниченной властью.

Эти меры можно и нужно сравнить с мерами по наведению порядка в армии, которые были осуществлены большевиками – с широким привлечением дореволюционных спецов. Показательно, что против этих мер (как в армии, так и в промышленности) выступали социалисты-демократы (эсеры и меньшевики), видевшие в них «измену революции». И точно – здесь была самая настоящая измена Февралю с его разрушительным, антинациональным либерализмом. И там, где большевики действовали как прагматики и этатисты, они добивались успеха. А вот там, где на место прагматизма приходил беспочвенный утопизм, наблюдался провал. Спрашивается, зачем нужно было организовывать столь жесткое давление на мелкую торговлю, которая удовлетворяла большую часть потребности в необходимом? К чему было выметать крестьянский хлеб подчистую и отнимать землю у «кулаков»? Что это – укрепляло власть большевиков? Да нет, на самом деле это ее только ослабляло, ибо ширило фронт недовольных.

Вот именно эта утопическая (хоть и сильно разбавленная государственничеством) политика вызвала сопротивление миллионов. И для его подавления был организован массовый же террор. Количество жертв этого террора велико и вряд ли может быть подсчитано с какой-либо точностью. Ведь помимо фиксированных приговоров были еще и многочисленные случаи совсем уже диких, самочинных расправ, осуществляемых каким-нибудь зарвавшимся начальником. Более того, имели место быть и случаи линчевания, которые охотно практиковались и многими простыми гражданами. Так, рабочий завода «Новый Лесснер» С.П. Петров вспоминает: «Мы выводили всех рабочих своего завода на антиэсеровские демонстрации… Мы тогда не стеснялись – заядлых врагов топили в барках на Лисьем Носу…»

Между тем какие-то цифры называются, причем мнения историков основательно расходятся. Так, историк Р. Конквест называет цифру в 140 тысяч расстрелянных. А его российский коллега О.Б. Мазохин, опирающийся на архивные материалы, считает возможным говорить о 50 тысячах жертв. Как бы то ни было, но очевиден грандиозный масштаб коммунистического террора. Это уже никому и никогда не оспорить.

Но тут необходимо внести несколько существенных уточнений. Масштаб террора часто зависел от позиции местных властей. Так, в Петрограде осенью 1918 года расстреляли 800 человек, тогда как в Москве – 300. (Надо также иметь в виду, что не все погибшие и пострадавшие были безвинными жертвами или политическими противниками большевиков. Среди попавших под красный меч было множество уголовников – убийц, грабителей, жуликов и т. д.)

Между большевистскими лидерами существовали серьезные разногласия по поводу массового террора и деятельности ВЧК. Широко известно шокирующее высказывание члена коллегии ВЧК, руководителя Всеукраинской ЧК М.И. Лациса, которое, наверное, знает наизусть каждый сознательный антикоммунист: «Мы не ведем войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуев как класс. Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания и профессии. Эти вопросы должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора». Конечно, помнить эти слова нужно. Но не следует забывать и о словах коллеги Лациса, заместителя председателя ВЧК Я.Х. Петерса, которые тот сказал в интервью меньшевистской газете «Утро Москвы»: «Что же касается расстрелов, то я должен сказать, что, вопреки распространенному мнению, я вовсе не так кровожаден, как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против красного террора в том виде, как он проявился в Петербурге. К этому – я сказал бы истерическому – террору прикосновенны больше всего как раз те самые мягкотелые революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать…»

Очень показательный момент – один из руководителей ужасной Чрезвычайки дает интервью оппозиционной легальной газете и при этом критикует своих же коллег. Кстати, тут развеивается еще один упрощающий миф, согласно которому большевики не терпели рядом с собой вообще никакой оппозиции. Между тем социалисты небольшевистских направлений имели возможность высказывать свои взгляды свободно. Они выпускали собственные газеты и даже имели представительство в Советах. Так, в Московском Совете в 1918–1919 годах заседало 40 меньшевиков. Конечно, большевики постоянно портили жизнь меньшевикам, периодически запрещая их издания, практикуя аресты и т. д. Но затем все возвращалось на круги своя, и меньшевики продолжали легальную пропаганду. (Запретили их только во время НЭПа, когда экономическая либерализация сопровождалась ликвидацией всех небольшевистских организаций.)

Но вернемся к теме красного террора. В полемику с теоретиками-практиками расправы типа Лациса хотел вступить и Ленин. В одной из своих так и не опубликованных статей он написал: «Вовсе не обязательно договариваться до таких нелепостей, которую написал в своем казанском журнале «Красный террор» товарищ Лацис» («Другой Ленин»).

У Ленина, конечно, можно найти множество кровожадных призывов, например: «…повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не менее 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц… Найдите людей потверже» (телеграмма в Пензу от 11 августа 1918 года). Но были у него и «либеральные» корреспонденции. Так, в июле 1919 года Ленин направил руководству украинской ЧК письмо, в котором утверждал: «…на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся». Кроме того, он обращал внимание на необходимость «более строго преследовать и карать расстрелом за ложные доносы».

Старый большевик Е.М. Ярославский так публично издевался над нелепостями а-ля Лацис в газете «Правда»: «Воображаю только Карла Маркса или тов. Ленина в руках такого свирепого следователя.

– Имя ваше?

– Карл Маркс.

– Какого происхождения?

– Буржуазного.

– Образование?

– Высшее.

– Профессия?

– Адвокат, литератор.

Чего тут уже рассуждать еще, искать признаков виновности, улик… К стенке его, и только».

Следует вспомнить, что именно шеф могущественной ВЧК Ф.Э. Дзержинский предотвратил вторую кампанию тотального террора. В сентябре 1919 года группа террористов организовала взрыв в помещении Московского комитета РКП(б). Тогда погибли 12 человек (среди них секретарь МК – В. Загорский). Раздались призывы к новому красному террору, но Дзержинский выступил категорически против осуществления этой затеи.

Весьма интересен и вот какой казус. Порой против нарастания террора выступали и горячие поборники насилия, многие из которых изрядно применили его на практике. Так, упомянутый выше Гавен, творивший расправы над севастопольскими офицерами, в 1920 году в письме к члену ПБ Н.Н. Крестинскому решительно осуждал за «перегибы» пламенного интернационалиста Б. Куна: «Несколько слов о деятельности тов. Бела Куна. По-моему, он один из тех работников, которые нуждаются в сдерживающем центре. В Венгрии он ударился в соглашательство с правыми социалистами, здесь он превратился в гения массового террора. Я лично тоже стою за проведение массового красного террора в Крыму, чтобы очистить полуостров от белогвардейщины… Но у нас от красного террора гибнут не только много случайного элемента, но и люди, оказывающие всяческую поддержку нашим подпольным работникам, спасавшим их от петли».

А некоторые деятели большевизма, напротив, ужесточили свою позицию. Так, Н.И. Бухарин в 1918 году требовал (вместе с «правдистом» М.С. Ольминским и наркомом внутренних дел Г.И. Петровским) ограничить произвол ВЧК – «организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». (Л.Б. Каменев вообще требовал распустить Чрезвычайку.) А в 1920 году он же напишет следующие строки: «С точки зрения большого по своей величине исторического масштаба, пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи» («Экономика переходного периода»).

Или взять, к примеру, Г.Е. Зиновьева, возглавлявшего Совет Петрограда. После убийства в. Володарского в июле 1918 года он предотвратил развертывание революционного террора в Питере, чем вызвал негодование Ленина. Последний писал: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы… удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…» Но в августе 1918 года Зиновьев требовал уже массовых и «уличных» расправ над контрреволюционерами. А в сентябре он организует в Питере такой террор, который выделялся даже на общем фоне.