Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) - Курт Воннегут

Комиссия по порнографии при Генеральном прокуроре была навязчивым шоу, при помощи которого Белый дом стремился продемонстрировать свое благолепие, для того и понадобились все эти газетные вопли об агрессии эротики, а между делом давалось понять, что выступавшие за свободу слова в действительности-то способствуют сексуальным преступлениям против детей, насилиям и так далее. (А в это время другие сторонники Рейгана присваивали средства из ассигнований на государственное строительство и опустошали правительственный резервный фонд.)

И вот, когда Комиссия устроила выездное заседание в Нью-Йорке, я попросил, чтобы меня вызвали на эту сессию, но мне было отказано. А хотел я сказать следующее:

"Я читал много собранных вашей Комиссией кошмарных свидетельств вреда, который способны причинить известного роды тексты и изображения. С глаз моих спала пелена. Отныне я понимаю, что у правительства должно быть право налагать запрет на тексты и изображения, которые побуждают к безумствам, к преступлениям, имеющим под собой сексуальную мотивацию. Как сказано евангелистом, Иоанном, "в начале было слово".

Слово - моя профессия, и я испытываю чувство стыда. Учитывая тот вред, который может принести свободное обращение идей обществу и в особенности подрастающему поколению, я смиренно прошу правительство истребить в моих писаниях все потенциально опасные мысли. Спасите меня от меня самого. Прошу избранных нами лидеров привести мои мысли в полное соответствие с их собственными, а также с мыслями людей, избравших таких лидеров. Вот это и есть демократия.

Сколь ни опоздал я в стараниях загладить свою вину, хочу, однако, привлечь внимание Комиссии, и прежде всего праведного Эдвина Миди, к тому фундаментальному проявлению непристойности, который послужил образцом для всех остальных, став корнем, посылающим соки по древу с отравленными плодами. Зачитаю эту непристойность вслух, так что членов Комиссии, не достигших двадцати одного года, прошу покинуть зал. Тем же, кому более двадцати одного года, лучше за ними последовать, если они страдают сердечной недостаточностью или имеют обыкновение, испытав возбуждение, насиловать первых подвернувшихся. Да не посмеют меня упрекнуть в том, что я не предупреждал.

Вам, члены Комиссии, приходится, опрашивая свидетелей, выслушивать всякие грязные вещи. Это, я понимаю, нелегкое дело. Требующее мужества. В моих глазах вы как астронавты, выполняющие функции ассенизаторов.

Итак, решимся? Закройте глаза, заткните уши, ибо зачитываю следующее: "Конгресс не обладает правом устанавливать какие бы то ни было законы, касающиеся религиозной жизни и ограничивающие свободные ее изъявления в любых формах; равно как посягающие на свободу слова и печати; равно как затрагивающие право граждан свободно собираться и обращаться к правительству с целью искоренения тех или других злоупотреблений".

Шутка.

(Я набросал эту главу, вернувшись из Хеллертауна, штат Пенсильвания, с похорон моего фронтового товарища, которого звали Бернард В.О'Хэйр. Его имя еще не раз появится в книжке, которую вы читаете. Первую половину жизни он был не выпускавшим сигарету из рта прокурором округа, вторую - не выпускавшим сигарету из рта адвокатомзащитником, каковым и умер вскоре после полуночи 9 июня 1990 года. Когда он еще служил прокурором, я его как-то спросил, много ли пользы приносит он своему округу, засаживая преступников за решетку. И он сказал: "Да нет, у людей, я думаю, и без меня сложностей предостаточно". К первой поправке это прямого отношения не имеет. Зато имеет самое прямое отношение к испытываемому мною сейчас чувству потери.)

VIII

(Первый рассказ, навлекший на меня возмущение чистосердечных христиан крайне правого крыла, был про путешественников во времени, которые очутились в библейской эпохе и выяснили, что рост Иисуса Христа пять футов два дюйма. По-моему, я симпатизировал Христу больше, чем критики этого рассказа, потому что подчеркивал - мне все равно, высокий Он или низкорослый. Бернард В.О'Хэйр тоже ростом не вышел, хотя был все же повыше, а кроме того, он по сей день остается самым толковым адвокатом по уголовным делам и самым терпимым к человеческим слабостям - за все последние десятилетия истории округа Нортхэмптон, штат Пенсильвания. В округе его все знали и любили, правда, только в этом округе. На похоронах я, старый его фронтовой товарищ, был, не считая членов семьи, единственным, кто не из Пенсильвании.)

Предоставляемые первой поправкой гарантии свободы слова означают для всех нас не только благо, но и боль. (Как говаривают медицинские эксперты, "поболит - не повредит".) Многое из того, о чем оповещают мир прочие американцы, причиняет мне жуткое страдание - просто блевать хочется. Скверно.

Когда Чарлтон Хестон (киноактер, как-то сыгравший Иисуса с выбритыми подмышками) по коммерческому каналу (надо полагать, общественное благо теперь тоже товар, который надо рекламировать?) рассказывает мне про всякие замечательные дела Национальной ассоциации стрелков (мы с отцом состояли ее членами, когда я был подростком) и про то, что я должен радоваться до небес, поскольку гражданским лицам разрешено держать армейское оружие дома, в машине, на работе, - они и держат, - чувство у меня такое, словно он пропагандирует микроб какой-нибудь отвратительной болезни; ведь оружие в руках гражданских лиц означает убийства, причем день ото дня их все больше, не суть важно, преднамеренных или неумышленных.

(Когда я заканчивал сорок третью школу города Инди-анаполиса, на выпускной церемонии в нашем классе заставляли публично обещать, что, став взрослыми, мы все, что нам по силам, сделаем для того, чтобы усовершенствовать мир. Я обещал открыть лекарство от какой-нибудь болезни. И уж будьте уверены: чтобы обнаружить АК-47 или израильский пистолет "Узи", электронный микроскоп мне не требуется.)

"Поскольку разумно управляемая Милиция является необходимостью для обеспечения безопасности Государства, - сказано в статье II "Билля о правах", - право граждан владеть оружием и хранить его не должно подвергаться ущемлениям". Замечательно! Ни слова бы не изменил. Мне бы только хотелось, чтобы Национальная ассоциация стрелков с ее медоточивыми, хорошо оплачиваемыми покровителями в законодательных органах штатов и в федеральном управлении не поленились прочесть эту статью целиком, а затем пусть нам объяснят, каким образом до зубов вооруженные мужчины, женщины и дети, которые никакой официальной инстанции не подчинены и никем из официальных лиц не контролируются, а стало быть, действуют исключительно по собственным желаниям и представлениям, лишь ими одними и руководствуясь, каким образом они могут рассматриваться в качестве разумно управляемой Милиции?