Ледяная царевна - Лада Лузина

Сейчас ее решение довериться спорному рецепту князя казалось слишком мутным, а смерть Дана здесь, на зимнем Андреевском – абстрактной. И Маша, столько раз делавшая мертвое живым, и Мир, бывший живым даже после смерти, окончательно девальвировали страх перед вечностью, похожий на колодец без дна. Стоит ли туда прыгать?

«Верни меня… воскреси!» – прохрипел мертвец из вещего сна.

Когда кажется – нужно креститься. Дан – мертв. И у нее нет другого способа!..

Глядя в колодец, Даша испытывала неприязнь при мысли о нестерпимо холодной воде. И о том, что вода окажется во рту, полезет в легкие, и, возможно, перед попаданием в мир иной ей, почти бессмертной, придется, нет, не умереть, но пережить мучительность смерти… напрасную, если нет на дне колодца ни мира иного, ни иного мира.

И с чего она взяла, что именно этот колодец – тот самый?

С того, что именно отсюда все началось. И странные сны, и не тот Дед Мороз, оказавшийся тем самым богом. И вместе с мини-бутылкой в кармане шубки нашелся «Сусанин» – заманивший их сюда измятый флаер магазина приколов: «наряжайте елку, готовьте салатики»… нарисованный на рекламном листе веселенький дед с оленьими рогами, который к ним так и не пришел…

Снег снова пошел – на Дашу посыпалась белая манка…

Всего за день восемь нареченных снегов потрудились на славу, засыпав дворик магазина приколов пушистым ковром, побелив колодец, беседку и деревянную мельницу. Рядом с беседкой кто-то из местных приколистов успел соорудить снеговика с морковкой-носом и непременной метлой.

– Что это такое? – подала встревоженный голос Катерина Михайловна.

Чуб проследила за ее рукой. За беседкой виднелись следы, собачьи и человеческие – слегка припорошенные, но еще явственно видимые и труднообъяснимые отпечатки босых ног.

– Местный клуб «Стопами Суворова», – отшутилась Даша. – Или, как вариант: юродивый Иван Босой. Жил тут, рядом, сто лет назад, под Андреевской церковью… – Она посмотрела на изумрудный, отделанный полосами с золотыми шарами купол Андреевской, сияющий над домом-храмом как стилизованная небесная елка – зеленая, с золотыми гирляндами.

– То есть покойный юродивый?

– Почему бы и нет, если сейчас вторая ночь Тьмы… самая темная из трех.

– Самая темная, – эхом повторила Дображанская. – Так почему бы и нет… Наши предки считали, что на солнцестояние волки стадятся – сбиваются в стаи, а босые следы на снегу оставляет их вожак – сам нечистый… И я уже видела странные следы. И Маша упоминала следы босых ног…

– Нарисованные.

– Так ты будешь прыгать? – Катя не подстрекала, не упрекала ее за промедление – просто интересовалась положением дел.

– Будешь? – Чуб протянула раскупоренную бутылку. – Для сугреву?

– Мне не холодно.

– Да?.. А у меня уже зуб на зуб не попадает, такой тут дубяк. И чё, совсем-совсем не холодно, девица? – изобразила Морозко она.

Катя отрицательно мотнула головой. Невзирая на легкую экипировку, короткий полушубок и невесомую шаль из снежинок, – она ничуть не замерзла. Провожая их, Маша Ковалева настаивала, мол, шаль эту лучше бы ей не носить – снять да засунуть подальше, забыть, слишком страшной может быть цена их новогодних подарков…

Но Катериной Михайловной владело беспокойство иного свойства – она шагала по двору, оставляя отпечатки каблучков и узких подошв, то и дело поглядывая на крохотного Крампуса, прятавшегося у нее в ладони.

Чуб сжала свою верную подружку-метлу, прихваченную с собой в мир иной.

– А если я не утону? – спросила она. – Я же Киевица, меня невозможно убить… А чтоб попасть на тот свет, нужно умереть.

– Это логично.

Даша выпятила пухлые губы, потрогала нос.

– Конечно, Киевица может умереть по своему желанию. Но тогда я ведь реально умру… А Маша уже не воскресит меня.

– Возможно, если Дед Мороз признает тебя хорошей девочкой, он сам тебя оживит. Если только…

– Если?.. – повторила Чуб.

Катерина молчала.

– А если в колодце действительно Смерть? Или я ошиблась, и там нет ничего?

– Тогда… – Дображанская осознала: тогда первым делом промокшая до самых пор Даша Чуб испачкает заднее сиденье ее «вольво».

– А если Дед Мороз не признает меня хорошей девочкой?

– Хорошо…

– Что ж тут хорошего?

– Хорошо, если там Дед Мороз, – произнесла Катерина. – Но с чего мы это взяли?

– Из сказки.

– Вот именно, из сказки Одоевского. А ведь есть и другие книги…

– Какие?

– К примеру, Библия. И там точно написано, кто хозяин загробного мира под землей и как он называется – ад! И, как и Велеса, хозяина ада зовут змием. И, как у Велеса, на голове у него тоже рога. И золото, которое предлагает этот сомнительный «бог богатства», становится черепками…

– Ты серьезно? – аж возмутилась Даша. – Дьявол-то здесь при чем?!

– А ты знаешь, кто это? – Катя разжала ладонь. – Крампус, он ходит за Сантой. И если кто-то себя плохо вел, Санта отдает грешника черту и приказывает хлестать хворостиной… Разве не так поступает хозяин ада, когда взыскивает с нас в аду за грехи? Подумай об этом, раз уж собралась скакать в преисподнюю!

– Все ясно… А снеговик – замаскированная ведьма, у него ведь метла! Ты знаешь, что Дьявола придумали люди! – огрела ее неоспоримой ведьмацкой истиной Чуб.

Тогда почему «…однажды Киевицкий сказал, что Санта-Клаус – и есть дьявол»?

– Неважно, как называть его. Подумай сама. Кто ходит повсюду в компании чертей, а вместо себя посылает ведьму Бефану? Даже у Гоголя на Рождество фигурирует черт, черт во всех колядках, он вечный второстепенный персонаж зимних праздников, потому что главную роль исполняет…

– Все, Катя, иди к черту!

Видимо, этого раздражения на свою компаньонку Чуб и не хватало для решительных действий, – сжав верную метлу, она прыгнула вниз.

Узкие следы Катерины устремились к колодцу, она поспешно перегнулась через бревенчатые стенки, заглянула вовнутрь.

Отплевываясь от холодной воды, повизгивая, Землепотрясная бултыхалась внутри.

– Как ты? – крикнула Катя.

– Нет там никакого загробного мира… – отозвалась Даша Чуб – из глубины ее голос звучал сварливо и гулко.

– Так вылетай скорее… Метла же цела?

– Ща-с… Я сапог уронила, – Даша предприняла попытку нырнуть, стараясь нашарить потерю на дне.

– Позже достанем… вылетай, ты замерзнешь!

Даша вынырнула. Ее зубы стучали, плечи непрерывно и мелко подергивались.

– Он новый совсем… Ща, последний разик попробую.

– Давай… полночь уже, – Катя посмотрела на тьму низкого зимнего неба, отмеченного несколькими слабыми звездочками.

Снег прекратился, проступила луна.

– Все, вылезай! – приказным тоном сказала она Даше Чуб, опуская голову.

Но никакой Даши Чуб в колодце уже не было – одна только темная ледяная вода.

Тьма окутала Катю снаружи, и изнутри Тьма поймала Катину душу в мешок…

Вызвав спасателей, пообещав им щедрейшую награду, она замерла, превратившись в неподвижный соляной столб. Когда Дашина метла вылетела из колодца без хозяйки, заметалась, как брошенный пес, и в отчаянии рванула в небо – Катя уже не сомневалась: случилось самое худшее… Как и Даша, она не боялась смерти – она боялась, что существует беда пострашней: жизнь после смерти и тот, кого ты встречаешь там первым на пороге своей новой жизни.

На перилах колодца стояла початая бутылка водки, лежал Дашин смартфон и смятый флаер… Дед Мороз в ветвистых рогах! Внизу, в середине Андреевского, засияло огнями ночное кафе, и, словно в ответ на все Катины страхи, заиграла старая песня: «Ночью по лесу идет Сатана и собирает свежие души… Новую кровь получила зима… и тебя она получит, и тебя она получит!»

Будем честны, Дед Мороз в алой одежде с красным мешком и есть Дьявол!

Дьявола всегда отождествляли с козлом, дьяволу в образе козла присягали европейские ведьмы на шабаше, во всех европейских странах козел – символ рождества… Но не церковного! Того, где помощники Санты – ведьмы и черти.

Почему и Даша, и Маша проморгали рога на флаере? Потому что нарисованный Дед был такой смешной и потешный?

Говорят, лучшая выдумка дьявола – то, что его нет. Ерунда… со временем он удумал штуку получше!

И Санта справляется с задачей совершеннее всех чертей, ведьм, сатанистов и поклонников церкви Ла-Вея. Христианские церкви за рубежом уже закрывают, использовать на Рождество церковные атрибуты рождества запрещается из политкорректности. Коммерческое рождество победило церковное. Истинный бог Рождества Христова – давно не младенец Христос, а старик в красной одежде, с рогами под красным колпаком. И он останется богом – Санта будет единственным богом! – и тогда, когда спустя двести лет люди окончательно изживут память о Христе.