Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет - Валерий Панюшкин

Одна моя подруга остроумно заметила однажды, что патриоты и государственники почему-то покупают недвижимость за границей и не рожают в России детей, а демократы, кричащие вечно, что кризис и конец света, покупают недвижимость в России и детей рожают. Так вот, младшие дети Ходорковского близнецы Глеб и Илья зачаты были именно в то кризисное лето 98-го. И глупо же думать, будто в 35 лет дети у человека могут получиться случайно. А в год после кризиса, когда далеко еще было до того, чтоб прорваться, Ходорковский, пользуясь падением цен на недвижимость, строил дом в поселке Яблоневый сад. А через два года, когда только-только прорвались, адвокат Антон Дрель пришел наниматься к Ходорковскому на работу и как личный его адвокат спросил, какая у Ходорковского есть недвижимость за границей, и выяснилось, что нет никакой.

Я, наконец, получаю от Ходорковского письмо из тюрьмы. Он пишет: «Из дефолта я вынес не урок, что государство меня (да и всех) обмануло. Это само собой, и было для меня неважно. 1998 год был годом осознания, что есть не только законы, но и этика, что в самой тяжелой ситуации часть людей остается людьми и таких много.

Что бизнес — это не игра, не шахматы — это люди, за которых ты отвечаешь, за их семьи, за их пенсии.

Каждая ошибка, каждое „не подумал“ может стоить кому-то страданий.

Ответственность просто придавила, причем, если бы люди ругались, плевались, орали — было бы легче. Такое было, но мало, а, в основном, они просто страдали и надеялись, заранее простив, если ты их обманешь, как их обманывали все и всегда.

Я не знаю, смог ли я донести до Вас, почему 98-й год стал переломным для меня и в каком смысле. Я решил, что не только должен отдавать долги, но и что-то сделать, чтобы люди жили лучше, чтобы не было этой покорной уверенности, что обязательно обманут.

Не знаю, как объяснить. В общем, производство перестало быть единственной целью. Тогда (не сразу, а через год-два приблизительно), я понял, что из бизнеса мне надо уходить.

Доделать то, что пообещал людям и уйти, потому что в бизнесе надо быть готовым к жестокости и бескомпромиссности, а моя скорлупа дала трещину. И я постепенно сместился в сторону общественной деятельности, занялся изменением условий бизнеса, законами, этическими правилами».

Я держу в руке листок и перечитываю: «… скорлупа дала трещину». Ничего себе!

ГЛАВА 6: ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО

Мы сидим с Инной Ходорковской в «Book-кафе», и я спрашиваю, рассказывал ли ей муж про свою работу.

— Ну, может, хвастался успехами?

— Нет, но как-то он показывал, когда ему в голову приходила хорошая идея, — Инна запускает пальцы в свои светлые волосы и шевелит пальцами в волосах, демонстрируя, как у Михаила Ходорковского наглядно шевелились в голове мысли. — Как-то это было заметно.

— А ныл, если что-нибудь не получалось? Я потому что, например, люблю поныть, чтоб жена поработала мамочкой.

— Нет, никогда. Он и в тюрьме даже всегда улыбается на свиданиях, всегда у него все хорошо.

— А про Кеннета Дарта он вам рассказывал?

— Это какой год? 1999-й? — Инна усмехается. — В 1999-м я рожала.

— Что весь год рожали?

— Ну практически. У меня отрицательный резус. А у мальчиков положительный, и их двое, и вы же понимаете… — говорит Инна, как будто я действительно понимаю. — Мне все врачи говорили, что я их не выношу, и пришлось поехать в Швейцарию и прожить там почти всю беременность.

— Понравилось вам в Швейцарии?

— Нет! Жить нет! — Инна машет руками, как если бы ее атаковал небольшой рой пчел. — Так, приехать погулять пару недель хорошо, а жить невозможно. Во-первых, скучно очень…

— То-то вам здесь весело…

— Во-вторых, — Инна улыбается вдогонку моей мрачной шутке, — там соседка у меня была старушка, и она все время писала доносы в полицию, что я незаконная иммигрантка. И знаете, на пятый раз действительно начинаешь чувствовать себя незаконной иммигранткой. А потом дети родились, кричать стали…

— А Ходорковский, значит, сидел в Москве строил дом?

— Дом строили рабочие. Я когда через год приехала, дом уже стоял, но половина всего внутри сделано было не так, как я хотела. Я говорю: «Ребят, вроде мы как-то не так договаривались». Но ничего, стали жить.

В 2003 году, когда Ходорковского арестовали, в газетах была опубликована фотография дома Ходорковского. Дом этот, правда, оказался впоследствии фальшивым. То есть это не дом Ходорковского и вообще не дом из поселка Яблоневый сад. Просто непонятно чей дворец с Рублевского шоссе. А дом Ходорковского довольно небольшой, скандинавского такого типа невысокий, из бревен и кирпича. Поселок Яблоневый сад теперь стоит пустой, темный. Никто не живет в доме Невзлина, никто не живет в доме Брудно, никто не живет в доме Дубова. В доме Лебедева живет его жена. В доме Ходорковского живет Инна с детьми. Только два дома на весь поселок, где по вечерам в окнах зажигается свет. Я спрашиваю: — Как же вы живете там, в темном поселке?

— Привыкли, — Инна поднимает на меня глаза, кажется, затем, чтоб я оценил ее решимость никуда не уезжать из этого дома и в этом доме дождаться возвращения хозяина. — Сначала было жутко, но потом ничего. Ко всему можно привыкнуть. Он же привык жить в тюрьме.

В 1999 году Михаилу Ходорковскому действительно было не до строительства дома. У него отбирали компанию. Отстроенную почти и выведенную почти из кризиса нефтяную компанию ЮКОС. Отбирал некий Кеннет Дарт, гражданин Белиза, бывший гражданин Соединенных Штатов, миллиардер, крупнейший в Соединенных Штатах производитель пластиковых стаканчиков для ресторанов фаст-фуда. Отец Кеннета Дарта, говорят, сам и придумал эти дутые пластиковые стаканчики, через которые горячий кофе не обжигает руку.

А Кеннет Дарт, унаследовав компанию отца, производством пластиковых стаканчиков не ограничился и занялся в основном гринмэйлом — вполне законным и, надо признать, весьма изобретательным шантажом, направленным на захват чужих компаний либо на получение значительных отступных, если владелец компании не хочет, чтоб его компания была захвачена.

Блэкмэйл (blackmail), черное письмо — так по-английски называется шантаж. Гринмэйл (greenmail), зеленое письмо — это та работа, которой кроме Кеннета Дарта занимается еще герой Ричарда Гира в фильме «Красотка». Работа законная, но кажущаяся бесчеловечной молодой проститутке, которую играет Джулия Робертс, да и у самого героя Ричарда Гира вызывающая угрызения совести, каковые угрызения гоняют его по ночам в гостиничный бар играть на рояле.

В самом грубом приближении смысл гринмэйла таков: надо найти компанию, владелец которой собирается вот-вот компанию свою реструктурировать или модернизировать, или расширить. Одним словом, надо найти такую компанию, владелец которой собирается вот-вот что-то с компанией сделать такое, на что по закону ему потребуется согласие акционеров. Надо найти такую компанию и купить блокирующий пакет ее акций. Можно даже не покупать блокирующего пакета, а купить столько акций, сколько необходимо, чтобы созвать собрание акционеров — 10 %, например.

И вот, когда владелец компании примется компанию свою модернизировать или расширять, надо всячески мешать ему. Если, например, владелец созывает собрание акционеров и предлагает не выплачивать в следующем году дивиденды, а пустить заработанные деньги на развитие компании, то надо голосовать против, и других миноритарных акционеров убеждать, что развитие компании есть бессмысленная блажь, и обращаться в суд, дескать, посмотрите, крупнейший акционер грабит мелких акционеров. А суд потянется долго, и это остановит задуманную владельцем модернизацию, и если модернизация уже начата, и вложены уже в модернизацию деньги, то владелец компании будет деньги терять, поскольку они лежат мертвым грузом.

Так еще надо и самому созывать собрания акционеров, и опять тянуть время и снова, и снова ставить на повестку дня вопрос о ненужности модернизации.

Или можно ставить на повестку дня совсем не имеющие отношения к модернизации вопросы, и опять тянуть время, и парализовать работу. И все это затем, чтобы прийти в один прекрасный день к владельцу и сказать: «Я перестану вставлять тебе палки в колеса, если ты купишь у меня мои 10 % акций по цене втрое выше рыночной». А владелец, напомним, вложил уже в модернизацию миллионы и надеется заработать миллиарды, обыграв в результате модернизации конкурентов. Но модернизация, напомним, остановлена, идут, напомним, суды, и владелец теряет время и деньги, и от конкурентов отстает, и выгоднее ему, честное слово, купить уже эти несчастные 10 % акций, пусть даже и втрое дороже их настоящей цены.

Американские законодатели, когда гринмэйл расцвел в Соединенных Штатах, обложили доходы от гринмэйла 90-процентным налогом, но не запретили.

Конгрессмены рассудили так, что шантажисты подобны волкам — они санитары леса. Владелец атакуемой компании заплатит шантажисту отступные, только если задуманная им модернизация действительно, по мнению владельца, приведет к росту компании и увеличению прибыли. А если модернизация — блажь или глупый эксперимент, или повод не платить акционерам дивиденды, то, столкнувшись с шантажистом, владелец лучше модернизацию отменит, и вкладывать в ненужное развитие ничего не будет, и тихие акционеры получат свою долю доходов. Если же модернизация действительно принесет компании прибыль, и владелец эту прибыль рассчитал, и она так велика, что имеет смысл ради нее даже платить шантажисту, то, значит, акционеры получат свою прибыль сторицей через несколько лет, шантажист получит барыш, а государство с этого барыша получит 90 %.