И вблизи и вдали - Александр Городницкий

После Кушнера началось смутное время. То власть захватывал "ефрейтор Артамонов" (молодой поэт, служивший тогда в Ленинграде и эмигрировавший позднее во Францию), который "в целях сохранения военной тайны ввел в армии гражданскую форму одежды то крайний реакционер и религиозный фанатик Владимир Британишский, отменивший все свободы и изгнавший из страны евреев. При нем стала выходить газета "Клерикальные новости". Однако, в самый разгар своего правления, он неожиданно отказался от власти и удалился "в пустыню, где был снова подобран "серьезными евреями". Было, конечно, и женское правление в лице Нины Королевой.

На фоне смены власти в республике плелись всяческого рода политические интриги. Просуществовала, однако, республика недолго Прокофьев вернулся, и в Ленинграде началась черная реакция.

На площади Тургенева сжигали произведения Агеева,

На площади Льва Толстого - произведения Кушнера.

Особенно ярко горела проза Битова.

Городницкий - чадил…

Оставшиеся в живых поэты спешно погрузились в ресторан-поплавок на Неве и обрубили концы. Их понесло в открытое море…

Далее описывались злоключения поэтов в изгнании и борьба между ними:

"Городницкий влез на дерево и закричал: "Предлагаю избрать меня комсоргом! Кто за? - Единогласно".

Тут же развернулась борьба за власть между Городницким и Штейнбергом. Сторонники Городницкого ходили, распевая "антиштейнберговскую" песню на мотив известной к тому времени песни "Снова солнце встает с утра":

Завтра солнце взойдет с утра -В коммунизм собираться пора.Началася другая жизнь -Штеенберг не пройдет в коммунизм.Штеенберг не пройдет в коммунизм -Будем мы городить городнизм.Завтра солнце взойдет с утра -В коммунизм собираться пора.

Что касается Глеба Семенова, то он удалился от всех мирских дел в уединенное место в Комарове. Над его рабочим пнем висела надпись "А почему бы и нет?".

Среди героев радиоспектакля был, конечно, и Яков Виньковецкий, у которого в ту пору болели зубы, и поэтому он проходил как "бандит и налетчик Яшка-Флюс, отрабатывающий произношение слов "деньги - на бочку"…

Прошло более тридцати лет со времени этих дурацких "радиоспектаклей". Ушел из жизни Яков Виньковецкий. Разошлись судьбы других героев и авторов этого старого капустника. Осталась только память о собственной молодости и казавшейся тогда вечной дружбе. До сих пор где-то в доме у Саши Штейнберга хранится старая затертая магнитофонная бобина с записью этого незатейливого "радиоспектакля". Вот уже много раз он все пытается ее найти, но не находит. А жаль. Ведь, как правильно написал когда-то Александр Кушнер:

Будущее - за магнитофоном.Мы умрем, но наши голосаСнова под глазком его зеленымОживут хотя б на полчаса…

Уже после окончания Горного, ЛИТО клуба Первой пятилетки и наша компания дополнились молодыми поэтами - Яковом Гординым, Татьяной Галушко и Виктором Соснорой, поразившим всех своими удивительными стихами, и, прежде всего, своей поэмой "Слово о полку Игореве". Все они стали профессиональными литераторами. Трагически сложилась судьба талантливой Татьяны Галушко, умершей в самом расцвете творческих сил от рака, в 1988 году. Последние годы она работала в Пушкинском музее и музее Некрасова. Темпераментная, нетерпимая ко всяческой фальши, с пышными черными волосами и низким сильным голосом, она всегда поражала своей энергией и жизнерадостностью. Когда читаешь ее последние стихи, становится горько от несправедливости  судьбы, отнявшей у нее возможность жить и писать. Примерно за год до смерти, уже зная безысходность своего диагноза, она написала в поэме "За все заплачено - не забудь":

Теперь, когда смертный объявлен час,Меня не догнать никому из вас,Начальники жизни, политруки, —Теперь это даже вам не с руки.

Мое последнее свидание с ней оказалось нечаянным. Когда она умерла, я был в Таллине и поэтому не знал о ее смерти. В один из первых дней дождливого октября, оказавшись проездом на одни сутки в Ленинграде, откуда улетал вечером на юг, я отправился в Пушкин, на Казанское кладбище, навестить могилу родителей. Уже смеркалось, когда я вышел к безлюдному входу, вблизи которого стоит полуразрушенная старая часовня, построенная еще Кваренги и заросшая травой и кустарником. Неожиданно я заметил погребальный автобус у ворот и небольшую группу людей, прячущихся под зонтиками от дождя. Среди них я узнал Соснору, Кушнера и Майю Борисову. "Как хорошо, что ты приехал", — сказала Майя. Я, потрясенный случившимся, не стал ничего объяснять, но благодарен судьбе, которая вывела меня к кладбищенским воротам точно в назначенное время.

Татьяну похоронили недалеко от входа, справа, среди старых надгробий девятнадцатого века с серыми массивными гранитными крестами и золочеными "ятями" на полустертых надписях, занесенных в осеннюю пору опавшей листвой. Теперь, бывая там, я захожу положить цветы на могилу и вспоминаю ее стихи:

Утешает в тоске об исходеС облетающим лесом родство.Пусть уйду, когда в щедрой природеГибель выглядит как торжество.

Не во мрак, а в листву, что алея,Осыпается с крон и крылец,Перельюсь я, дитя Водолея,Словно дождь, мой холодный близнец…

Виктор Соснора в пятидесятые годы служил в армии, недолго работал токарем. Помню пародию, написанную на ставшие уже знаменитыми его строчки из "Слова…" известным ленинградским пародистом Львом Гавриловым:

И сказал Кончаку Гза -Ты смотри как идет фреза!Мы понизим токаренку разряд -Не платить же ему деньги зазря!

Стихи молодого Сосноры выделял из, других и высоко ценил Николай Асеев, ходивший в то время в классиках. Несмотря на широкую известность Виктора как поэта, а в последние годы и как прозаика, большая часть из написанного им до сих пор остается ненапечатанной. Неслучайно поэтому он написал в коротком предисловии к своим стихам в сборнике "То время - эти голоса": "Блистательное поколение шестидесятых годов разбилось о стену. Его уже нет. У стены каждый становится сам собой. Я автор тридцати одной книги стихотворений, восьми книг прозы, четырех романов (пятый в работе) и шести пьес - и все это не опубликовано. О том, что дождичек не тот и у нас на дворе четверг, пусть говорят прорабы духа, мне не до разговоров, я рабочий, я работаю…"

Яков Гордин, начинавший когда-то как поэт и работавший в те годы техником в геологоразведочных экспедициях в Якутии, стал известным писателем и .исследователем-историком, работы которого, посвященные Пушкину, декабристам, первой половине прошлого века., вызывают не только литературный, но и серьезный научный, интерес, прежде всего оригинальными концепциями автора.

В пятьдесят четвертом году, на вечере поэзии в Политехническом, я впервые познакомился с молодым поэтом Борисом Голлером, привлекшим меня вдохновенно-темпераментным исполнением своей поэмы "Красная капелла", посвященной одному из героев антифашистского движения Харро Шульце Фон Бойзену. Он (автор, конечно) женился на "горнячке" Лине Гольдман и тоже на какое-то время примкнул к нашей компании. Надо сказать, что со стихами он довольно скоро "завязал" и начал писать пьесы, которые, к великому сожалению, много лет никто не ставил. Одна из первых его пьес "Десять минут или вся жизнь", была посвящена трагической судьбе американского пилота, сбросившего атомную бомбу на Хиросиму. Мне эта пьеса страшно нравилась, особенно в его собственном темпераментном чтении. До сих пор я уверен, что Борис Голлер, имя которого много лет практически замалчивалось, — один из интереснейших наших драматургов. И это несмотря на то, что две или три его пьесы, поставленные, в ленинградском ТЮЗе Зиновием Корогодским, — "Матросы без моря" и "Вокруг площади" - особого успеха не имели. Надо сказать, что мнение мое не изменилось и в последние годы, когда Голлера долго не хотели принимать в Ленинграде в Союз писателей, и укрепилось после того, как я совсем недавно прочитал его большую драму о Грибоедове.

Одной из многообещающих поэтесс в ЛИТО Горного института была во второй половине пятидесятых годов Лена Кумпан, ходившая тогда в неизменной финской шапочке, писавшая прекрасные лирические стихи и даже успевшая опубликовать одну книжку стихов "Горсти". Жила она вместе с сестрами-близняшками Ксаной и Верой и матерью в большой коммунальной квартире на 18-й линии Васильевского острова, между Большим и Средним проспектами. В этой квартире мы тоже частенько собирались, особенно после занятий ЛИТО - благо, недалеко от Горного. Именно к таким сборищам в то время и относились ее шуточные строчки "По копейке собирали - покупали "Саперави". Окончив Горный институт, Лена какое-то время работала в институте ГИПРОНИКЕЛЬ, однако геология ее не интересовала, и она пошла работать экскурсоводом по Ленинграду. Потом она вышла замуж за Глеба Сергеевича Семенова и вошла в круг старой ленинградской интеллигенции, центром которой были Лидия Яковлевна Гинзбург и Тамара Юрьевна Хмельницкая. Близки к этому кругу были также Виктор Андроникович Матгуйлов, Дмитрий Евгеньевич Максимов и Ефим Григорьевич Эткинд. Стихи, однако, Лена перестала писать раз и навсегда, о чем можно только сожалеть.