Автобиографические записки.Том 3 - Анна Петровна Остроумова-Лебедева

К осени 1927 года надо отнести мое первое заочное знакомство с Петром Евгеньевичем Корниловым, но пока еще только в письмах[90].

Он писал мне, не соглашусь ли я на устройство им в Казани моей выставки гравюр, литографий и живописных вещей. Я ничего не имела против, так как уже неоднократно слышала об организованных П.Е. Корниловым выставках в Казани: Е.С. Кругликовой, П.А. Шиллинговского, В.А. Фаворского и др. Каталоги этих выставок производили на меня своей культурной внешностью и изяществом хорошее впечатление[91].

Я написала о моем согласии и предложила Корнилову ее устроить в конце июня, когда Сергей Васильевич и я собирались быть в Казани на Менделеевском съезде химиков. Конечно, если этот срок не нарушал его выставочных планов[92].

У нас началась деловая переписка, из которой я скоро сделала вывод, что имею дело с человеком на редкость аккуратным, точным и целеустремленным.

* * *

Теперь подошло время, когда я должна рассказать об успешном окончании работ Сергея Васильевича на конкурсе по нахождению способов приготовления искусственного каучука.

В двухгодичном процессе этой работы не всегда все шло гладко и ровно. Сергею Васильевичу и его сотрудникам приходилось преодолевать, казалось бы, непреодолимые препятствия. Но все в конце концов пришло к счастливому концу.

По условиям конкурса надо было приготовить два килограмма искусственного каучука и передать его в жюри конкурса к 1 января 1928 года.

Только вечером 30 декабря 1927 года работа по получению каучука была окончена, и его собирались отослать в Москву.

Вечером, при отправке каучука в Москву, я была в лаборатории. В ней царило необыкновенное оживление. На сияющих лицах сотрудников были написаны радость и удовлетворение. Сергей Васильевич, по обыкновению, был сдержан и молчалив, но по тому, как он смотрел и слегка улыбался, чувствовалось, что он доволен.

Работа шла полным ходом до последней минуты. Сергей Васильевич торопился окончить описание процесса получения каучука. Его листочки передавали А.И. Якубчик, которая спешила их переписывать. И. Волжинский и Я. Слободин хлопотали над упаковкой каучука[93].

Это был большой, толстый кусок, формою напоминавший коврижку, цветом похожий на липовый мед. Он был упругий и не очень липкий. Имел довольно неприятный запах.

Наконец описание способа получения каучука окончено. Каучук упакован в небольшой ящик, и один из сотрудников Сергея Васильевича в последнюю минуту, с риском опоздать на поезд, повез его в Москву.

Все еще долго не расходились. Весело и возбужденно вспоминали и обсуждали разные моменты своей работы. Радостно было сознавать, что самоотверженная и напряженная работа Сергея Васильевича и его учеников увенчалась таким успехом.

Когда эта работа впоследствии развернулась до заводского масштаба, Сергей Васильевич много раз говорил: «Ни одна страна, ни одно правительство не дали бы мне такой возможности развернуть работу, как наша советская власть».

Наступило лето. Впереди был отдых, а для меня летняя интенсивная работа. 14 июня 1928 года, вечером, мы выехали поездом в Рыбинск, чтобы сесть там на пароход и ехать в Казань на Менделеевский съезд и на мою персональную выставку, которая приблизительно в то же время должна была открыться. А там дальше нам мерещилась поездка по Волге. Оба здоровые и веселые, мы не предчувствовали ожидавшего нас в ближайшие дни тяжкого испытания.

На следующий день, подъезжая к Рыбинску, Сергей Васильевич внезапно заболел. У него появились сильные внутренние боли, которые с каждой минутой нарастали. С величайшим трудом погрузились мы с вещами на извозчика. Сергей Васильевич во время езды все время стонал и сползал с сиденья. Я его крепко обнимала, чтобы он не упал с дрожек. Нас направили в аптеке в поликлинику, но там старшие врачи были в отпуску, а младшие, малоопытные, не могли определить болезни и посоветовали мне свезти больного в районную больницу, где был отличный врач-хирург Рафаил Рафаилович Сыромятников.

Пришлось опять ехать на дрожках почти через весь город по ужасной мостовой, выложенной булыжниками. Сергей Васильевич невыносимо страдал. Когда мы подъехали к больнице и его сняли с дрожек, он был в глубоком обмороке.

Его положили в приемной на деревянный желтый диван, а я побежала вверх по лестнице, отыскивая докторов, прося о немедленной помощи. Его на носилках подняли наверх и унесли в палату.

Когда я увидела его, окруженного врачами, не теряя ни минуты, бросилась на пристань, которая, к счастью, была совсем близко.

Пароход каждую минуту мог отойти и увезти наши вещи, которые там находились. Я попросила их вынести с парохода на пристань, сдала на хранение и вернула ключ от нашей каюты.

Когда вернулась в больницу и поднялась наверх, меня уже ожидал Сыромятников, который коротко и сурово мне сказал: «Диагноз — непроходимость кишечника. Требуется немедленная операция, иначе через полчаса наступит смерть. Но я должен вас предупредить, что ваш муж вряд ли перенесет операцию. У него очень плохо работает сердце. Даете вы согласие на операцию?» — «У меня нет выхода. Я вверяю вам его жизнь», — ответила я. «Тогда попрощайтесь с ним и уходите».

Я молча поцеловала мужа, который был уже под наркозом, и вышла в коридор. Не найдя стула, чтобы сесть, я встала около стены и, повернувшись к ней лицом, приложила лоб к ее холодным стенам. От горя я не умею плакать.

Кто-то из врачей подошел ко мне и, тронув меня за плечо, сказал: «Вам надо послать телеграмму его родным о случившемся». — «У него нет родных в Ленинграде, а его единственная сестра живет очень далеко», — отвечала я. «Это нужно для вас, а не для него», — настаивал он.

Меня удивило, почему для меня? Да, они думают, что Сергей Васильевич не перенесет операции.

Я послала телеграмму моему другу Клавдии Петровне с просьбой немедленно к нам приехать и профессору В.И. Воячеку[94] в Военно-медицинскую академию о постигшем Сергея Васильевича несчастье.

Никогда не забуду минуты, когда оперированный Сергей Васильевич был подвезен на высоком подвижном столе, снят с него и осторожно перенесен и уложен на приготовленную ему кровать.

Немедленно Сыромятников и другой врач, сев по обеим сторонам кровати, взяли руки Сергея Васильевича, чтобы узнать, каков у него пульс, и я заметила, как они удивленно переглянулись — сердце билось ровно и нормально.

Врачи, ожидая, когда проснется от наркоза Сергей Васильевич, просили меня непременно быть в эти минуты около него, в