Семь лет одиночества. Принцесса Малейн (СИ) - Эль Вайра

но нет. Похоже, он окончательно убедился, что вокруг одни враги. Наверняка он не видит смысла торговать с предателями. И наверняка он окружил себя только самым бездарными гвардейцами, неспособными сказать ему правду в лицо.

Я молюсь за капитана Стейна. Надеюсь, дядя сохранил жизнь ему и тем воинам, которые отказались выполнять его безумные приказы. А еще я беспокоюсь, что если кто-то что-то не изменит в самое ближайшее время, то мало того, что я тут застряну, так еще и наше королевство рухнет. Дядя разрушает нашу армию и экономику, и я ничего не могу с этим поделать.

Моя самая большая надежда — это Роб. Самый находчивый человек из всех, кого я знаю. Он опытен в военной стратегии, и у него стальная воля, особенно когда дело касается того, что ему правда нужно. Я верю, что он меня спасет. Он сказал, что любит меня, и я ему верю. Роб не из тех мужчин, которые раздаривают свое сердце всем дамам подряд, и он никогда не бросался громкими словами.

Хотела бы я услышать, что случилось дальше в ту ночь, когда нас сюда бросили. Что произошло после того, как дверь закрылась. Но я с большим сожалением обнаружила, что звуки в нашем здании приглушены вдвойне. Между внутренней и внешней частью стен проложена шерсть. Я это знаю потому, что, обыскивая письменный стол, я нашла старые чертежи и небольшую заметку к ним. Ученые, которые работали в этой башне, хотели, чтобы звуки внешнего мира не отвлекали их от их исследований.

Единственная возможность для нас взаимодействовать с внешним миром — это три шкива, на которых поднимают и опускают еду и то, что нам нужно, чтобы поддерживать жизнь и оставаться людьми.

И да, дорогая Книга, шкивы я тоже рассматривала как возможное средство для побега. Но так как ни Дженни, ни я не размером с ведро, я боюсь, что либо нашу хитрость раскроют и сбросят нас вниз, либо мы сами сорвемся и покалечимся.

Чего бы мне хотелось больше всего на свете? Возможно, чтобы Роб бросил вызов моему дяде. Но это будет означать войну Эльбы и Бриона. Хотя, наши солдаты могли бы встать на сторону Роба. Да, я уверена, они бы именно так и сделали. К сожалению, я ничего не узнаю, пока не сбегу или пока меня не выпустят. Я не слышу даже самого приглушенного звука. Ни криков солдат, ни топот маршей. Ни смеха детей или праздных разговоров придворных, которые бы означали, что жизнь просто идет своим чередом и про все меня забыли.

И все же я должна верить, что Роб сдержит свое обещание сделать меня своей. И я тоже буду крепко держаться за свое слово и желание быть с ним.

…

Дорогая Книга,

Боюсь, мой план научить Дженни читать может оказаться не совсем уместным стремлением. Сначала это показалось мне хорошей идеей, ведь мы пробыли в башне больше месяца, и гнев Дженни начал потихоньку угасать, но я поняла, что ему срочно нужно найти замену.

Знаю, это звучит странно — оплакивать потерю гнева, который был направлен на тебя, но на самом деле это не очень хорошо сказалось на состоянии Дженни. Видишь ли, в первые несколько дней после того, как мы оказались взаперти, она проснулась в истерике, и мне пришлось в срочном порядке отпаивать ее чаем, чтобы успокоить. Так всегда делала леди Редмэйн, когда я была маленькой.

Затем, примерно через неделю после начала нашего заключения, Дженни рассердилась на меня. Она, как ты помнишь, так злилась, что не могла говорить. Просто занималась своими делами, а еще швыряла вещи каждый раз, когда у нее была такая возможность. Время от времени она поднимала на меня глаза и прожигала взглядом. Мне это не особенно нравилось, но, опять же, я не знала, что может быть еще хуже.

Потом, примерно через три недели после того, как нас заперли, я заметила, что вспышки гнева начали исчезать. А на их место ничего не пришло. Пустота. Теперь Дженни тупо смотрит на свои незаконченные работы. Тупо на стены. Тупо в потолок перед сном. В ее глазах нет ни огня, ни даже тлеющего уголька жизни.

Каждый раз, когда я гляжу на нее, чтобы улыбнуться, кивнуть или задать вопрос, она смотрит сквозь меня. И почему-то этот взгляд пугает меня в десять раз больше, чем тот, которым она смотрела, когда была в гневе.

Когда это началось, я попыталась придумать причину, чтобы она продолжала надеяться. Но что я могу ей по полном серьезе предложить? Я правда чувствую себя ужасно из-за того, что она страдает. Хоть мой дядя ужасен, у меня нет сомнений, что он заплатит ее семье за оказанные мне услуги. В двойном размере, наверное. Учитывая, что она со мной круглые сутки, это было бы правильно. Но я не могу убедить ее в этом. Кажется, она считает, что я всё это выдумываю, чтобы утешить ее. Тэдди к ней пока так и не допустили.

Так вот, насчет чтения. Однажды, просматривая книги, я с большой печалью в сердце обнаружила, что для Дженни они стоят немногим больше, чем кусок обуглившейся деревяшки. Она не может использовать их для обучения или приключений, хотя бы вымышленных. Для нее книги — просто стопки бумаги, сшитые вместе. В этом нет ничего необычного, к сожалению. Большинство простолюдинов в нашем королевстве не умеют читать.

Леди Редмэйн как-то мне рассказывала, что моя матушка, как только вышла замуж за моего отца, попыталась открыть специальные заведения, где малыши из простых семей могли бы научиться читать и писать. Увы, лишь немногие решились отправлять туда своих детей. Когда матушка захотела выяснить причину, ей сообщили, что всё проще простого: крестьяне и слуги бесполезны в обучении, им оно не нужно. Чтение не прокормит голодные рты. И вообще, «лучше держать голову опущенной, чтобы полы блестели».

(И да, дорогая Книга, я рассматривала возможность отправки заметок с просьбой о помощи через наши ведра и шкивы, но отношение Дженни к книгам напомнило мне о том, что сообщение вряд ли прочтут. Передадут тем, кто стоит выше по положению, а они, в свою очередь, наверняка обо всем доложат дяде.

Кроме того, я убеждена, что дядя позаботился, чтобы башню охраняли только его самые преданные псы. Если бы это было не так, леди Редмэйн уже послала бы мне весточку. Поэтому я пришла к выводу, что такая попытка была бы бессмысленна. А то и вредна. Не знаю, как можно