Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы прекрасны, миледи, — улыбнулась одна из женщин постарше.
Что ж, похоже, она действительно все еще хороша. За годы жизни с Берадом она успела крепко об этом забыть.
— Шиада? — постучав, в комнату зашел Сайдр. Жрица обернулась.
— Да, пойдем.
Пока они миновали коридоры, Сайдр успел поделиться волнением:
«Чувствую себя странно, учитывая, что именно я провожу тебя к нему и я же буду воспевать обряд».
«Чувствую себя не лучше, понимая, что опять почему-то выхожу замуж».
Сайдр в мыслях посмеялся:
«Да, твоя шутка посерьезней, Вторая среди жриц».
* * *Агравейн встретил женщину у высокого алтаря, сложенного из мрамора между двумя высокими статуями — Праматери и Её Достойного Сына-Защитника. Он был облачен в те же цвета, что и Шиада — белое с изумрудным кушаком — и сиял до кончиков отросших волос блеском непреклонной решимости. Его глаза цвета спелого янтаря будто настойчиво убеждали всех вокруг: да, я побеждаю с тринадцати лет. Всегда получаю желаемое. Всегда выхожу победителем, даже если мой соперник — сама Судьба.
И сегодня все вокруг могут в этом убедиться, думал Молодой король, потому что он добился не кого-нибудь, а следующей храмовницы — женщины, которой никогда не был достоин ни один трон Этана, женщины не из этого мира и не для этого мира.
Его женщины.
И неважно, на каких условиях она вступала в брак, от начала времен она — только его.
С трудом справляясь с дыханием и чувствами, Агравейн принял предложенную Сайдром руку Шиады — прекрасной, как звездное небо, — и сглотнул.
Все встало на круги своя.
* * *Король не слышал, какие слова произносил Сайдр, не слышал ни себя, ни Шиады, когда они вторили каким-то клятвам. Едва потом мог вспомнить, как отец, король Удгар, протянул им подушечку с двумя массивными, шириной в ладонь, одинаковыми золотыми браслетами со старинным узором из жемчуга и изумрудов. Едва помнил, как в знак состоявшегося супружества они с Шиадой обменялись украшениями, и уж тем более забыл ритуальное:
— И да укроет Богиня ваш союз своим покрывалом, — которое обронил Сайдр в конце обряда.
Агравейн очнулся, только когда к потолку тронной залы его дворца в Аэлантисе взвился восторженный рёв.
Впрочем, и его Железная Грива помнил недолго. Совсем скоро смешались лица поздравляющих: родственников и друзей, князей с семьями и рыцарей, военных офицеров и почетных гостей столицы. Шиада сверкала, как бриллиант во всем этом пестроцветии праздника — ослепительно, холодно и отстраненно. Слишком недостижимо, чтобы возбуждать в людях искренность симпатии, но слишком чарующе, чтобы оторваться от нее.
Агравейн пил жадно, однако остановился вовремя, чтобы сохранить ясной голову — сегодняшнюю ночь он хотел запомнить в каждой несравненной детали. Совсем скоро все прошлые обиды забылись: Лот и Вальдр обнимались и распевали непристойные песни, перебивая бардов; Удгар целовал Шиаду в обе щеки, приговаривая, что она сможет заменить мать земную и Великую для его внучки, которую уже давным-давно уложили спать. Сайдр, глядя на это, посмеивался.
Многих она, Шиада хотела бы видеть здесь, на таком торжестве. Гленна, Таланара, Растага, даже Ронелиха. Но все они отныне — запретная мечта о прошлом, потому что в этот зал жрица вошла не как Итель Стансор, какой родилась когда-то в семье христианского герцога, а Шиадой Сирин, госпожой Ангората. И не было больше у неё прав на земную семью.
Молодой король, наконец, никого не спрашивая, подхватил супругу на руки и закружил. Везет же некоторым — переглядывались гости. Добился мира с кочевыми братьями из Ургатской степи, выиграл войну у Стального царя, раздавил иландарцев, обогатил данью королевскую казну, преумножил почтение к Архону, получил красивейшую из жен Этана, и по удаче — следующую храмовницу в одном лице. И это — если не считать его бесчисленных побед в мелочах: от стычек на границах до женщин в его постели, от побед на состязаниях и турнирах, до пьяной стрельбы на спор. Ох, баловень, шептались собравшиеся сегодня почти беззлобно. Ибо, как ни глянь, Агравейн Железногривый был не просто королем, но самым настоящий героем, которого любила вся страна, включая даже завистников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *На пути в королевскую спальню, Агравейн не останавливался ни на миг. Кто-то из друзей подтрунивал, будто многоопытный Агравейн взвинчен, как мальчишка, впервые попавший в бордель. Кто-то толкал в плечо — мол, чего это он бежит, будто, если не поторопится, ангоратская жрица наложит проклятье, чтобы у Железной Гривы больше не встал ни разу.
От первых Агравейн отмахивался, вторых толкал в ответ. Служанок у комнаты мужчина грубо отпихнул в сторону и вышиб дверь ногой.
Та была открыта и скрипнула жалобно. Едва мужчина попал внутрь, женщины снаружи попытались, как могли, прикрыть покой, а подоспевший Вальдр, увидев друга в таком состоянии, отослал от покореженных дверей даже стражу. Ничего с ними тут не случится.
Гогоча навеселе, мужчины удалились, уволакивая за собой хихикавших служанок — одних силой, других явно по обоюдному желанию к определенному делу. Но для тех, кто остался в комнате все это уже не играло роли.
Им по-прежнему было, что спросить друг у друга, каких объяснений потребовать, что сказать и о чем сожалеть на двоих. Но время, разделявшее их от первой встречи до этой, минуло явно не для того, чтобы теперь разговаривать.
Поэтому Агравейн, не останавливаясь ни на миг, подлетел к жрице, без слов закрывая женский рот губами. Поэтому Шиада уже ждала его в тонкой хлопковой накидке, которую снять — одним движением от шеи к плечам. Впрочем, сейчас не потребовалось и этого: отвечая на ласку, Шиада закинула руки Агравейну на плечи, вытягиваясь в струнку, и покров пал сам собой. Агравейн отстранился, с восхищением оглядев белопенное женское тело. Против него она была почти крохотной, не доставая мужу даже до плеч, и Агравейн дрогнул в душе.
Кого и в чем он хотел обвинять? Как мог он хотеть когда-то, после их прошлой встречи в Кольдерте, навредить ей, живому воплощению Праматери и Илланы? Обидеть, унизить и причинить любую боль, чтобы только Шиада поняла, как больно было ему?! Как мог желать того же еще совсем недавно, когда она выдвигала ему немыслимые требования в гроте великой Нанданы?
Чтобы устранить всякое неудобство между ними, Агравейн подхватил жену на руки, и все другое, что осталось за пределами объятия, развеялось, как туман.
* * *Утро совместного семейного завтрака, когда Шиаду, ведомую рука в руку Молодым и до неприличия счастливым королем, приветствовали как законную владычицу и мать архонских земель, застигло Тандарионов и гостей на свадьбе неожиданной вестью.
Сказав немало трогательных слов о том, как не пощадила судьба женщин, пригретых или рожденных в семье династии Тандарионов, о том, как, наконец, счастливо распорядилась Праматерь, подарив им Шиаду и убереженную ею малышку Инну, которой наверняка уготовано великое будущее, король Удгар, Старый король Архона, публично отрекся от правления в пользу сына и невестки.
— Мое время пришло, — улыбнулся Удгар детям. Он решил для себя сразу, как Агравейн удумал этот брак, что, если сын окажется счастлив и не пожалеет о поступке, если после стольких лет бесплодных мечтаний жизнь не разрушит его веру и не разочарует действительностью, он, Удгар, отступит в тень Матери Сумерек, уступив место под солнцем Илланы молодым, где и дождется своего часа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ну нет, — Шиада приблизилась к бывшему королю и, поцеловав его руку, испросила для почтенного свекра у нового владыки главное место в кругу архонского совета.
Глава 3
Солнце перевалило точку зенита, отражаясь по всей округе в водах пролегающей речки, в каждой травинке под копытами коней. Повсюду, куда ни глянь, разворачивался густой покров темной, плодородной почвы, поросшей «славой снегов». Вдалеке, прячась за туманной дымкой, вздымались к небу пики астахирских круч. До города вокруг чертога оставалось чуть меньше, чем полдня. Если они поторопятся, доберутся затемно. Поспать в родном покое будет отличным разнообразием за последние несколько месяцев. Ужас какой, сама себе усмехнулась танша, ей всего двадцатый год, а она уже, нет-нет, чувствует себя старухой. А её еще и замуж зовут, старуху-то.
