Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова

слёзы льёшь?! — донёсся до него сердитый голос Мавры. — Сей момент прекрати! Сколько ж можно душу себе рвать? Или грудницу захотела?

Песня смолкла, и послышались настоящие всхлипы, уже не пытавшиеся притворяться вокальными экзерцициями.

— Не могу я, Мавруша… Дня не проходит, чтобы не вспомнить… Каждую ночь он мне снится… И ведь никаких надежд свидеться. Даже письмо второй месяц отправить не могу. Кирилл Иванович давеча обещал найти, с кем передать, и как в воду канул, третью неделю глаз не кажет…

— Ну полно, голубка моя. — Обычно насмешливый голос Мавры прозвучал непривычно нежно. — Этак убиваться — сердце надорвёшь. Кому, кроме твоей сестрицы черномазой, радости будет, коли ты себя тоской в гроб загонишь? Ну-ка, утри глазки! Неча эту жабу вавилонскую тешить, будет с неё плезиру, что толстым гузном на трон батюшки твоего уселась.

— А кому я нужна, Мавруша? У меня ж никого нет, все на том свете: и батюшка с матушкой, и сёстры, и братец Петруша… Так, может, и мне туда пора?

— В постелю с галантом тебе пора! — фыркнула Мавра. — Сразу всю дурь из головы-то и выдует. По сторонам глянь! Данила по тебе уж не первый год сохнет. Кого тебе ещё надо — красавец, балагур, велишь за ради себя в огонь кинуться — кинется. И в амурных делах зело искусен — истинный Геркулес.

— А сие откуда ведомо? — В чуть гнусавом от слёз голосе Елизаветы прозвучало подозрение.

— Сказывают, — хмыкнула Мавра. — В общем так, голубка: не хочешь Данилу, найди себе другого, но чтобы амантом обзавелась, считай, что тебе лекарь прописал. Как микстуру — нравится-не нравится, а пить надобно! Ещё того не доставало, что б ты у меня на руках с тоски зачахла… Себя не жалко, обо мне подумай — как я на том свете государыне в глаза смотреть стану? Она ж с меня слово взяла, что о тебе, непутёвой, заботиться буду. Фу! А комарья-то напустила…

Сверху зазвенели стекла, и окошко захлопнулось, сделав голоса неслышными.

* * *

Потревоженный соловей вновь засвистал над головой. Человек, бесплотным духом скользивший за парочкой, что битый час таскалась по парку, проводил внимательным взглядом скрывшуюся за дверью даму и только после этого осторожно выбрался из кустов на тропинку.

Ай да Парашка! Вот тебе и постница, вот тебе и недотрога! Он и раньше замечал, что стоит появиться поблизости хохляцкому лапотнику, как та вся пунцовеет… Впрочем, на него все дамы, барышни, девки и бабы засматривались, не одна Прасковья.

Однако такого он и заподозрить не мог! Влюблена по уши. Да не просто влюблена, изнывает от чувственного томления. Вон как вся заалела — чистый розан, даже похорошела, и глазки заблестели, и бледные губки приоткрылись, пока разглядывала голого мужлана. Думал, вот-вот на шею ему бросится. Вот была бы потеха! Он усмехнулся.

Конечно, посмотреть там было на что, да только не Парашке те стати оценить… Или он ошибся и она давно уж не девица? Да нет, сие вряд ли. Кому она нужна, моль блёклая? Даже страшненькая, но живая Мавра легко обошла бы на скаку пресную Прасковью. Стоило подумать о Мавре, как воображение тут же нарисовало игривые видения, от которых бросило в жар, и пришлось потратить некоторые усилия, чтобы их отогнать.

А может, он зря не обращал на Прасковью внимания? Нынче разрумянившаяся, она стала почти хорошенькой. Может, стоит за ней приударить? Девочка созрела, соком налилась, и если воспользоваться случаем и, как пишут в романах «сорвать этот бутон», она быстро во вкус войдёт, как говорится — девичий стыд до порога: как переступила, так и забыла. Невеста она для такой голытьбы, как они с братцем, куда как завидная! Даже и мечтать об этакой не приходится — шутка ли, с Романовыми в родстве! А вот ежели начнёт девица к нему на сеновал бегать, тогда и разговор иной. Постараться, чтобы то стало всем ведомо, и можно Елизавете в ноги броситься — дескать, люблю больше жизни, и в блуде жить душа болит! Бабы такое страсть как любят, Елизавета не исключение, глядишь, и разрешит жениться. Особливо ежели повезёт, и Парашка затяжелеет. Тут уж будет не до того, чтобы чиниться да высокородными пращурами чваниться — грех бы венцом прикрыть.

Услышанное под окном тоже казалось интересным. Мавра-то какова! Тоже ещё лекарка выискалась! Вот уж верно говорят: всяк чижик о своём поёт… Он хмыкнул. Впрочем, сие ему даже на руку. Зря, что ли, костьми лёг, чтобы Алёшку Шубина из Москвы выдворить? Судя по тому, что только что услыхал, Елизавета не торопится образовавшуюся ваканцию закрыть. А значит, никого у ней на примете нет. Это хорошо, это ему в масть. Пройдёт несколько месяцев, и природа своё возьмёт — Лизетка натурой горяча, вся в матушку, диво, что полгода-то без любезника выдержала, не иначе и впрямь Шубина своего любила. Ну да и ладно, тот больше не помеха, он и Ревель-то скоро с нежностью вспоминать будет, назад ему никогда не воротиться. Не до седых же волос Лизетка его ждать станет. Утешится. Немного настойчивости да томных взглядов, а там она и не заметит, что ей уж новый галант[73] постелю греет и не хуже Шубина.

Главное, чтобы никто вперёд не управился. Плохо, что лапотник тоже разговор слыхал. Коли не дурак, может докумекать…

Да ну! Он презрительно фыркнул. Чтобы дочь императора пусть даже от полковой потаскухи да с простым певчим, что вчера коров пас, слюбилась — не может такого быть! Впрочем, баба есть баба, у них весь ум промеж ног.

_________________________________

[73] любовник

* * *

Больше всего Алёшка боялся, что Савва приедет с утра, пока он на службе. Это было бы весьма некстати — ябедничать Лукичу не хотелось, он собирался разобраться с подлым подрядчиком своими силами.

Вчера прямо с поварни он бросился к себе в каморку и тщательно переписал весь «наряд», после чего отнёс бумагу Лукичу, а сам отправился на базар.

До позднего вечера с чернильницей на шее и пером за ухом Алёшка ходил по рынку, приценивался к каждому из указанных в списке подрядчика товаров и, не доверяя собственной памяти, тщательно записывал в свой листок. Конечно, у разных торговцев цены отличались — иной раз весьма, но даже самые высокие из них были гораздо ниже тех, что значились в «наряде» Саввы. А уж учитывая, как яростно тот торговался с каждым из купцов, плата за иные продукты превышала затраченное почти вдвое.

Чтобы составить полную картину, Алёшка заглянул ещё на