Жена Дракона - Анна Бабина

Сложно было понять, шутит она или говорит серьёзно, но Ирина ей определенно понравилась. Было в ней неравнодушие упрямого максималиста. Совсем как у неё самой.

Через пятнадцать минут Катя поставила свою подпись на договоре.

20

В ночь перед первым судебным заседанием Катя почти не спала, ворочалась в постели, слушая, как мерно дышит во сне Танюша и похрапывает на скрипучей раскладушке, изредка бормоча что-то, отец.

Когда за окном немного посветлело, Катя ушла на кухню, плотно затворив за собой дверь. Она зажгла плиту, чтобы согреться и сварить кофе, но дрожь так и не отпустила измученное тело, руки не потеплели, сколько она не хватала чашку за горячие бока.

Дракон был в городе со вчерашнего дня. Она чувствовала это: волоски на шее стояли дыбом, как у загнанного зверя. Ей хотелось пройтись по морозным улицам, но страх неожиданной встречи с Драконом оказался сильнее, и она не решилась. Было и ещё одно странное желание, которое она тоже подавила: позвонить Сергею.

Его голос и манера говорить действовали успокаивающе, но меньше всего ей хотелось показаться глупой, а ещё она по-прежнему опасалась, что у участкового и Дракона есть план, в котором она играет заранее отведённую роль.

Пригладив щеткой непослушную челку, Катя нерешительно покрутила в руках тюбик туши и слегка подкрасила ресницы. Серый пиджак, в котором она когда-то вела занятия, стал велик и некрасиво болтался в плечах, синее платье делало похожей на школьную учительницу, а розовое казалось слишком легкомысленным. В конце концов она натянула чёрный свитер и брюки, в которых выглядела мрачновато, но решительно.

Глубоко вдохнув, как ныряльщица перед прыжком, Катя выпала в морозную тишину улицы. Сыпал мелкий сухой снежок, и Катины следы стали первыми на его нетронутой пуховой глади. Она сочла это хорошей приметой. Дракона рядом не было: это подтверждали внутренние датчики опасности.

После равнодушной тишины линии проспект показался излишне шумным и суетным. Мимо пронесся, плавно покачиваясь, трамвай. Изнутри он сиял мягким светом, и стоящие плотно друг к другу люди казались неживыми, как манекены в витринах. С дуги трамвая упала голубая звезда, и Катя загадала единственное желание: пережить всё это.

Навстречу деловито спешили аккуратные студентки в необъятных пуховиках, с яркими матовыми губами и одинаковыми, как по трафарету нарисованными, «роковыми» бровями. Они смеялись, задирали друг друга и пили кофе из картонных стаканчиков.

Катя решила купить себе кофе, когда все закончится. Она почему-то не могла представить, что когда она выйдет из суда, все будет так же, как сейчас: снег, трамваи, кофе…

Над крышами со стороны Петроградки небо уже зарделось. Словно Святой Михаил уколол его острым крестом, и от точки укола в стороны побежала краснота.

Суд сиял огнями не хуже бальной залы. Дракона снаружи не оказалось, лишь Ирина Евгеньевна сосредоточенно курила, выдыхая дым на восток. В карих глазах играли отблески рассвета.

– 

Доброе утро! – бодро приветствовала она.

– 

Доброе, – глухо отозвалась Катя.

– 

Послушайте меня, Екатерина, – она понизила голос, – я уже говорила, но хочу повторить: не ведитесь на его уловки. Не дайте почувствовать свой страх. Он – пиявка, он питается вашим страхом, вашим смятением. Покажите ему, что вы сильнее. Сыграйте спокойствие.

– 

Я не смогу.

– 

Вы не пытались. Вы всегда боялись его. Его требования абсурдны. Он просит передавать ему дочь каждые две недели, считает, что может возить её в Москву и обратно на машине. Это бред. Ни одна опека не даст такого заключения, ни один суд не возьмёт на себя смелость вынести такое решение. Мы не в Финляндии… Ребёнок не переходящее знамя полка.

Слова Ирины долетали до Кати, как сквозь вату. Она кивала невпопад, боясь, что сердце выскочит через горло, пока они поднимались по лестнице.

Дракон околачивался возле зала заседаний. Расхаживал взад-вперёд, жмурился на люминесцентные лампы, водил длинным пальцем с печаткой по «аншлагу» на дверях. Увидев Катю, сжал челюсти, побелел, качнулся к ней, но, увидев решительные рыжие кудри Ирины Евгеньевны, несколько стушевался.

Пересилив себя, Катя коротко кивнула и почти рухнула на скамейку. Людей в узком коридоре было полно, в одном углу шептались, в другом – тихо всхлипывали. Крепкий лысоватый мужчина громко рассказывал о том, как «мошенники и кровопивцы» обманули его мать.

Дракон то садился, то вскакивал, нервно перебирал исписанные ровным убористым почерком листы внутри пухлой папки, сухо покашливал и притопывал ногой. Катя сидела ровно, припав деревянной спиной к стене, и смотрела в пол. Все вокруг ей было страшно и мерзко.

Наконец их вызвали. Катю уже не удивляло то, что зал суда не похож на красивые картинки из кино: не было ни барьеров, ни дубовой отделки, ни зеленого сукна на массивных столах. Две ученические скамьи; кафедра, за которой восседала судья, казалась попавшей сюда по ошибке из школьного кабинета физики; горы картонных папок, до отказа набитых бумагами; голое окно с полосками грязной бумаги на раме.

Судья оказалась молодой, кудрявой, с лукавым выражением острого личика. Мантия с белым воротником очень ей шла. Мазнув быстрым взглядом по всем вошедшим, она удовлетворенно кивнула и с хрустом раскрыла папку с делом.

Пока она монотонно зачитывала права, Катя искала зрительную опору, что-то, за что можно зацепиться глазом. Она с детства так делала, когда волновалась: в школьном актовом зале смотрела на чёрное окошко, где когда-то был кинопроектор; в институте, защищая диплом, прилипла к яркой броши на платье председателя комиссии. Сейчас Катин мятущийся взгляд наткнулся на сломанную деревянную подпорку в горшке с фикусом, да там и застрял.

Судья тем временем подняла Дракона с места, и он, не дав ей закончить, понёсся, как с горы:

– 

Ваша честь, эта женщина, жена моя перед богом и людьми, мать моего ребёнка…

– 

Вашего, – как бы невзначай поправила Ирина Евгеньевна.

– 

Моего, – не понял Дракон и продолжил, – совершенно не представляет, какой глубокий нравственный вред наносит девочке, лишая ее общения с тем, кто должен быть в ее жизни эталоном, эйдосом мужчины, порядочного человека. Никогда и ни в чем я не давал жене своей, Екатерине, повода усомниться во мне или моих намерениях.

– 

Ближе к делу, пожалуйста, – мягко остановила его судья.

– 

Я не считаю, что женщина, по несчастливой случайности выбранная мною для продолжения Рода, способна дать девочке многостороннее и полноценное воспитание. Учитывая круг ее интересов…

Катя уплывала, покачиваясь на волнах его речи. Сломанная подпорка цветка двоилась, колебалась, шла волнами. Ладони вспотели, и она самым несолидным образом вытерла их о свитер; щеки пылали; в животе вращался коленвал.

– 

… совершив величайшую подлость и выкрав моего ребёнка в день похорон моей матушки…

21

Внезапно Катя ощутила запах мясного пирога так явственно, как будто его поставили перед ней на подносе. Было воскресное утро, и, по заведённой Драконом традиции, она пекла большой уральский пирог-разборник. Он любил пироги с мясом,