Лесной кавалер - Рой Фланнеган

— Пожалуйста, не двигайтесь!

— С удовольствием, — улыбнулся он, — мне это даже нравится.

Глядя на ее лицо, он вдруг вспомнил, что уже видел его когда-то. Вероятнее всего, она была сестрой Эда Уокера, а звали ее Истер. Эд говорил, что она вскоре должна вернуться из Англии, где прожила несколько лет. И сейчас в ее речи проскальзывал еле заметный лондонский акцент.

— Вас принимают за индейца, — сказала она. — Но меня не обманешь. Если бы не ваше варварское одеяние, я бы смогла назвать вас джентльменом.

— Почему?

— Потому, что вы нахал.

— Нахал?!

— Конечно! Вы сказали… что вам нравится так лежать.

— Любой бы сказал то же самое на моем месте.

— Вот как? Вы еще и галантны! Если бы вы не рискнули своей жизнью ради моего спасения, я бы со стыда сгорела!

— Пожалуйста, не…

— И сгорю… возможно. Ни один христианин не позволил бы себе носить ничего подобного. Что за дикарский наряд!

Он попытался сесть, но, как прежде, безрезультатно.

— Лежите спокойно!

— Где мой слуга? Он все еще не вернулся?

— Вернулся. Но тут же отправился с моими спутниками за соломой.

— Соломой? Для меня? Ха!

— Кто вы? — спросила она.

— Путник. А вы? Случайно, не мисс Истер Уокер?

Она с изумлением посмотрела на него сверху.

— Но… Да. Как вы узнали?

— Одна знакомая рыбка шепнула мне ваше имя, когда я прогуливался по дну этого злополучного ручья… Но знаете, я, пожалуй, все-таки встану!

И ловко, хотя и не столь уверенно, как хотелось бы ему в данной ситуации, поднялся на ноги и потянул ее за руку. Подивившись его силе, она встала рядом и обнаружила, что ее голова едва доходит до плеча юноши.

Его короткий плащ лежал на причале, свешиваясь над водой. Судя по всему, он остался сухим. Ланс сходил за ним, вернулся и накинул его девушке на плечи.

— От него пахнет костром, — заметила она, поблагодарив. — Это индейский плащ?

— Да. Его сшили из шкурок выдры. Будьте осторожны, ваша одежда еще не высохла, а ветер явно посвежел. Вы можете простудиться.

В ответ она взглянула на него с явным неодобрением.

— А вы сами? На вас же, хм… почти ничего нет! А штаны… — Она отвернулась.

— Я вижу, вы мало знакомы с индейской одеждой, — сказал он. — Она шьется особым образом… — Внезапно Ланс нахмурился, остро ощутив всю неловкость своего положения, и его первым побуждением было удрать.

С пристани раздался хохот толстого надсмотрщика. Разгневанный Ланс направился было к нему, но тот, скатившись с груды мешков, шмыгнул на борт баржи. Теперь засмеялись негры, на этот раз над испугом своего начальника.

Голова Ланса, окончательно прояснившаяся лишь несколько минут назад, разболелась от стыда и обиды. Он снова взглянул на девушку.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я… я… видите ли, я слишком долго была в Лондоне. И никогда не видела индейской одежды ни на ком, кроме самих индейцев. Я была… груба, простите.

Ее искреннее раскаяние лишь усилило его смущение, а тут еще подоспел сопровождающий девушки вместе с Пео и еще двумя молодыми людьми. Пео вел на поводу лошадей, к седлу одной из которых был приторочен едва ли не целый стог соломы…

— Вот, возьмите свой плащ, — сказала Истер.

Он отказался принять его назад и, сохранив гордое выражение лица, как и подобает индейцу, решительно направился к лошадям, дав себе слово не оборачиваться. Жестом он приказал Пео, страшно довольному тем, что с его хозяином все в порядке, вскочить в седло.

Приблизившись, Ланс достал нож и столь резко рубанул им по стягивавшим сено веревкам, что сталь, соскочив, едва не поранила лошадь. Затем, не сказав ни слова, он взлетел в седло, вонзил шпоры в бока бедного животного и вихрем понесся вперед.

Какое-то время Пео даже и не пытался догнать его, и Ланс продолжал скакать во весь опор, храня зловещее молчание.

Внезапно он придержал лошадь и перешел на шаг.

— Они спрашивали тебя, кто я такой? — осведомился юноша.

— Нет, сэр. Мы полагали, что жеребец раскроил вам череп. Я… — начал Пео, но Ланс прервал его.

— Значит, она не знает моего имени. Я рад, — проговорил он, обращаясь, казалось, к самому себе. — Леди шокировал вид моего полуголого зада. Бедняжка не привыкла к индейскому барахлу, — продолжал бормотать Ланс, но, поймав удивленный и встревоженный взгляд Пео, смутился и грубо выругался.

Да, он оброс, не брит и одет, дай Бог, наполовину от принятого у его белых соплеменников. Но его высокие краги из оленьей кожи, пристегнутые к поясу тонкими ремнями, стоили не меньше четырех лошадей, а накидка из шкурок выдры — еще двух. Да, у него открыты бедра, ну и что? В лесу своя мода. Пусть считает его язычником, если хочет. Он ей еще покажет!

И тут он сам удивился собственному смущению и вновь произнес одно из самых витиеватых солдатских проклятий, услышанных когда-то от отца. С какой стати его должно тревожить то, что она подумала о нем? Почему его задевает мнение какой-то девчонки-белоручки, несмышленыша, лишь вчера захлопнувшего за собой дверь английской школы? Его, знавшего в лесах настоящих женщин и завоевавшего три орлиных пера, врученных ему самим Петиско, боевым вождем племени чискиаков, его названым братом? Да понимай она хоть что-либо в весьма своеобразной индейской табели о рангах, то, увидев перья и знак клана на плече, она бы догадалась, сколь высокое положение в племенной иерархии он занимает.

И все же его лицо, покрытое многодневной щетиной, продолжало пылать. Ее руки мягки и нежны. Забыв про свою промокшую насквозь одежду, она заботливо ухаживала за ним, пока он не пришел в себя. И думала о нем, а не о себе. Она мыла его разбитую голову и говорила с ним с тревогой, опасаясь за его жизнь…

Она извинилась, а он даже не попрощался с ней. Она извинилась, а он был груб, как дикарь.

Ланс сердито повернулся к Пео:

— Почему я убежал? — спросил он.

— Вполне достаточная причина — наша индейская одежда, сэр. Кроме того, молоденькой девушке нечего делать на пустынной пристани, — мрачно ответил тот.

Ланс прикусил губу.

— Почему ты лжешь мне? — тихо спросил он.

— А разве сказать не всю правду означает солгать, хозяин? — нахмурился Пео.

— Да. Скажи всю. Почему я должен удирать от какой-то насквозь промокшей девицы, даже если бы был совсем голый?

Пео усмехнулся в недавно отросшую бородку. По дороге им не встретилось индианок, могших привести в порядок их лица, и оба здорово обросли. Он откашлялся, протянул руку, сорвал дубовый лист с низко нависшего над тропой сука и сказал:

— Женщины — ведьмы. Каждый мужчина рано или поздно встречает свою ведьму. Возможно, эта — ваша.