Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля? - Михаил Полятыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немцы, оккупирующие во время Второй мировой войны советские города и села, очень хорошо это знали. Они, едва закрепившись в населенном пункте, назначали коменданта и старосту, какой-никакой актив в виде полицейских из местной шпаны и недовольных режимом, подкрепляли эту структуру несколькими подразделениями своих солдат — и вперед, власть заработала.
В сельской местности они первым делом раздавали колхозную землю в частную собственность по едокам, облагали индивидуальные хозяйства посильным налогом, и наши крестьяне воочию могли убедиться, что значит лозунг «Земля — крестьянам». Очевидцы, оставшиеся пока еще в живых, утверждают: если бы оккупанты не начали расстреливать и вешать, возможно, они бы так быстро не убрались с нашей земли.
А что до грабежей и отъема продовольствия, так наша доблестная армия ничуть не отставала. У моей собственной матери, у которой было на руках шестеро детей, выгребли подчистую все, что она закопала на огороде на период недолгой эвакуации в соседний район. Немцы не нашли, а наши нашли. Вот и весь сказ. Кто из них лучше? Конечно, наши, потому что нашли.
В самом утилитарном звучании власть призвана обеспечивать быт жителей больших и малых городов, создавать приемлемую среду обитания и атмосферу спокойствия. Если бы многочисленные ее соискатели наперед знали, что их ждет, они бы так не рвались в руководящие кресла — есть много достойных профессий во всех без исключения сферах приложения человеческих сил, кроме властных структур. И многие стремятся внутрь этой совершенно специфической области приложения сил исключительно по невежеству и от незнания сущности предмета, к которому стремятся. Абсолютное же меньшинство — из желания принести пользу людям, которые доверили управлять ими.
Когда Ю. Лужков только стал мэром, моя давнишняя приятельница Н. Баталова из «Московской правды», разошедшаяся с властями после ГКЧП, а до того взасос с ними дружившая (впрочем, все вернется на круги своя очень скоро), звонила после одного из заседаний правительства города:
— Ты представляешь, людей насильно сгоняют с насиженных мест — им, видишь ли, потребовалась земля под строительство коттеджей для богатых. Но люди-то уезжать не хотят. — Потом добавила: — А как он себя ведет! — воскликнула она, имея в виду председательствующего на заседании правительства Ю. Лужкова. — Ты бы видел! Орет, только что ногами не топает, — вот что власть с людьми делает.
— Да у него всегда власти хватало, — заметил я и через некоторое время получил стопроцентное подтверждение этих слов из уст самого мэра.
Помню выступление Ю. Лужкова с предвыборным докладом в его родной «керосинке». Он говорил, может, целый час, а может, даже больше. Много слов сказал о том, какой видится ему городская власть, которую он собирается сформировать и возглавить, если москвичи его выберут.
— Что касается власти — ее у меня всегда хватало, и не такой это вкусный пирог, как некоторым кажется. Кстати, хотел бы я посмотреть на человека, который осмелится дать точное толкование такого понятия, как власть. В общем смысле власть — это возможность определять поведение людей с помощью авторитета, права, насилия, которое может быть экономическим, политическим, государственным, семейным и любым другим. Весь этот букет мы еще недавно имели в полном ассортименте, когда государственная власть добивалась угнетения народа с помощью идеологического воздействия, имела мощный аппарат подавления и принуждения (можно подумать сейчас он слабее — М.П. ). Конгломерат из государственных и партийных структур, подавляющий структуры хозяйственные, отдавший в руки высшего партаппарата абсолютную власть над всем и вся, еще ждет своих исследователей, — утверждал он.
Власть пирог невкусный, а скушать хочется, и чем больше откусить, тем лучше. Ю. Лужкову с тем набором черт характера, которыми его наградила природа или которые он развил благодаря упорству, настойчивости и целеустремленности, довелось откусить солидную долю этого несладкого пирога. И чем он его теперь заменит, мы поживем — увидим.
Какой политик Ю. Лужков?
О моей партийной принадлежности мне хотелось бы сказать следующее: почему-то все обязательно хотят приписать правительство Москвы, мэра к какому-то лагерю, выискивают похожие места в программах различных партий. То меня считают «красным», то демократом, то радикалом. Но занятие это непродуктивное. Главное для правительства города — это хозяйственные дела, политикой мы не занимаемся, а если бы и вступили в какую-либо партию, то это пока еще не созданная партия.
М. Полятыкин. «Тореро в кресле мэра, или Юрий Лужков: хронология успеха», 1996.
Теперь можете меня спросить: какой политик Ю. Лужков?
— Никакой! — отвечу с совершенно спокойной совестью. — Он, можно сказать, стал политиком не по призванию, не по велению своей богатой на эксперименты души, не по велению своего неуемного сердца и буйного темперамента, а исключительно в силу обстоятельств, подаривших ему влиятельнейшее кресло мэра такого влиятельнейшего в стране и мире города, как Москва.
Я очень долго размышлял над тем странным на первый взгляд противоречием, которое видно в его поведении и высказываниях даже невооруженным глазом: он в одном случае твердит о своей беспартийности и аполитичности, а в другом или в других влезает в эту самую политику по самое некуда. Причем не в нашу, российскую, доморощенную, а в европейскую западную и даже мировую. Как когда-то в детстве его зудило от понятного для каждого пацана желания, как он пишет, «стрельнуть», так и в зрелом возрасте зуд истончает его плоть и возбуждает мысли от желания высказаться по глобальным проблемам — будь то отношения с Западом или военная доктрина Северной Кореи. Наш Парамоша везде поспел.
Причина такой политической всеядности при лицемерных заявлениях об аполитичности кроется в его твердом убеждении в том, что руководство страны недооценило его как политика глобального масштаба, как мыслителя, имеющего право от имени великой страны высказывать собственные суждения, делать выводы и предлагать те или иные решения, способствующие укреплению авторитета России в глазах мирового сообщества и столь необходимой ей интеграции в экономику и политику развитых стран. Эта его уверенность до такой степени граничила с самоуверенностью, что он терял чувство реальности и принимал за чистую монету и выдавал за свои высказывания не очень компетентных специалистов в вопросах международных отношений — достаточно прочитать эти самые высказывания, которых на моем столе — целый том.
На внутреннем политическом рынке он натопал, наследил за то время, что активно вмешивался в политическую жизнь, как слон в посудной лавке. Каких-нибудь пятнадцать лет назад кричал в телефонную трубку:
— Да какой из меня политик? Говно это, ваша политика… У меня есть наркотик. Я в воскресенье ездил по городу, побывал на стройках школ, больниц, домов. Вот это музыка, вот это симфония, это красота. Здесь я вижу, как мои усилия — медленно, с потугами, с передрягами — воплощаются в реальное дело, в нужное дело. Прежде всего — москвичам.
Тогда он, видимо, понимал, что соваться в грязное и бессовестное дело, каковым является политика и занятие ею, ему не стоит. Потом почему-то решил по-другому. Скорее всего, не сам решил, помогли.
Дали денег, придумали ему бутафорское «Отечество», куда приткнулись вышедшие в тираж политики и приклеились ничего не умеющие и ничего не желающие делать молодые и алчные, — он сам, кстати, после фиаско своего движения на выборах в Госдуму очередного созыва разогнал половину руководящих органов, но было поздно.
Грешен, я и сам приложил руку к рождению этого чахоточного дитяти, поскольку был делегатом — среди четырехсот прочих — учредительного съезда. Накануне его созыва позвонил В. Якушев, занимавший тогда пост руководителя комитета по СМИ и телекоммуникациям.
— Послушай, — говорит, — тебе выпала большая честь…
— Мне-то за что?
— Не паясничай. Тебя избрали делегатом учредительного съезда общественного движения «Отечество», возглавлять которое будет сам Юрий Михайлович. Кому как не тебе быть делегатом на таком съезде.
— А кто ж меня избрал?
— Какая тебе разница? Короче, заходи, получи мандат — и на съезд.
— Ну на съезд, так на съезд, — обреченно выдохнул я в трубку и отключился.
Он состоялся в актовом заде здания мэрии на Новом Арбате, 36 и один в один походил на многочисленные запрограммированные, запротоколированные дежурные мероприятия советских времен, на которых большинство партийных ли, профсоюзных ли, производственных или сельскохозяйственных активистов проводило едва ли не половину своей сознательной жизни.
Дежурный доклад, жидкие хлопки, размытые резолюции и вздохи облегчения публики по окончании мероприятия были самыми отличительными их чертами. Не стал исключением и учредительный съезд «Отечества» с его серой невыразительной публикой и повторяющим зады уже заявленных и зарегистрированных партий уставом.