Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля? - Михаил Полятыкин

Не знаю, каков он на отдыхе, а на работе Ю. Лужков всегда спешит, всегда горит, всегда опаздывает. Пригласил меня однажды пообедать — для высших чинов мэрии есть отдельная столовая, куда везет и отдельный же лифт.

Когда-то он именно для важной публики и был устроен, открывается отдельным ключиком, который хранился у охранника, у лифта был (и, кажется, теперь есть) отдельный милицейский пост — словом, все, как у людей. С приходом разношерстной демократической публики в Моссовет, когда депутатов насчитывалось более трех сотен и они восседали не только в креслах мраморного зала, но и на лестницах и перилах в своих рваных джинсах и грязных отечественных кроссовках, пост упразднили среди прочих, в лифте могли кататься все желающие, хотя о его существовании мало кто знал. Но такая вольница и свобода продолжались недолго. После взрывов жилых домов, терактов в метро и на столичных магистралях милицейские посты везде восстановили, добавили еще и новых, ужесточили пропускной режим. Восстановили пост и запустили лифт с ключиком.

На этот раз нас сопровождал самый главный охранник Ю. Лужкова В. Шукшин, он открыл ключиком дверь, мы спустились в столовую. Ю. Лужков заказал на второе котлету, а я отбивной шницель. Он быстро проглотил и первое, и второе, запил — не помню чем — и вскочил со стула.

— Вы ему принесите все, что скажет, и запишите на мой счет, — быстро скомандовал официантке — и был таков, только его и видели. Я не успел даже рта раскрыть, чтобы сказать, что не все у него спросил, не все записал. Если бы заказал котлету, как он, то успел бы сесть на хвост и все сделать, что запланировал. А так — умылся.

И почти последнее — о демарше с купанием в проруби на 8 Марта. Накануне очередного такого праздника позвонил приятель: приезжай, дескать, в Серебряный Бор, городские власти в проруби будут купаться, как и в прошлом году. И, кстати, все газеты к этому дню раззвонили, и по всем «ящикам» — большим и малым — было сказано.

Поехал, предварительно созвонившись с Аркашей Климовым, моим безответным фотокорреспондентом с давних пор, который снимал и в прошлом году.

Не успел я поздороваться с приятелем, добравшись до места действия, — как за спиной затормозила машина. Из нее вышел Ю. Лужков, его жена, А. Чилингаров. Я обратил внимание на то, что жена не похожа на женщину, которая собирается рожать, — а ведь еще полгода назад вся Москва обсуждала ее беременность. Но то ли это была очередная сплетня, то ли она не стала рожать — не знаю.

Едва Ю.М. вышел из машины, поздоровался, я спросил: купаться будете?

— Не знаю, — ответил он, — но плавки взял…

— А я не буду, не в форме…

Приятель пристал к нему: снимите, дескать, кепочку.

— А что — не нравится? — спросил Ю. Лужков, снимая кожаную маленькую, наподобие восьмиклинки, кепочку и надевая спортивную шапочку.

— Юрий Михайлович, — спросил я, пока шли от машины к будке для переодевания, — что за бред пишут газеты про Америку и Церетели? Что, действительно будете финансировать строительство знака в Штатах?

— А что они написали? — спросил он быстро. — Им не нравится?

— Ругаются. Дескать, сами с голой попой, а туда же…

— Будем строить и будем финансировать! 80 миллионов «деревянных» потеряем.

— А приобретем?

— А приобретем 300 миллионов настоящих денег…

— За счет чего?

— За счет эксклюзивного права на изображение знака на открытках, конвертах и прочей муре. Так что считать надо, а не ругаться, — улыбнулся он и тут же попал в окружение фотокорров, операторов, репортеров.

Я отошел, поскольку все, что меня интересовало, уже узнал, а до купания было далеко.

Разные мнения по поводу этого шоу можно было услышать в толпе — от полного одобрения до возмущенного неприятия — дескать, кругом разруха, а они развлекаются. А по мне — молодцы! В свой выходной день приехали, пообщались с народом, окунулись в проруби, сказали слова о здоровье — кому от этого хуже?

Гавриил опоздал, но тем не менее купаться — в своих фирменных прошлогодних трусах до колен — тоже полез. Потом злословили: заболел. Но уже во вторник он выступал по Московской программе ТV, и никаких признаков болезни видно не было — может, накачали специально, поставили на ноги и показали, чтобы убедить публику: все подобные разговоры — сплетни.

Кстати, о сплетнях: говорят, он в год имеет 150 тысяч долларов. На что «иностранец» — заведующий иностранным отделом «Московской правды» М. Стоянов — заметил: «Ну, это немного». А другая заведующая, Н. Баталова, добавила: для него, может, и немного, а нам хватило бы.

Помните, когда писал о своих впечатлениях от показанной по телевидению встречи Ю. Лужкова с тогдашним президентом В. Путиным, то заметил, что, похоже, Ю. Лужков чего-то боится. Чего?

Я предположил, что бывшая служба В. Путина раскопала что-нибудь такое, на что прежняя кремлевская администрация не обращала никакого внимания, и на этой почве Кремль мог запросто не только торговаться с могущественным мэром Москвы, но и попросить его в конце концов подвинуться. Хотя с новым порядком избрания губернаторов по указке президента у последнего с Лужковым не появились бы проблемы. За него вступились бы городская Дума и «Единая Россия» (не вступились. — М.П. ), отделению которой на Москве он служил исправно и добросовестно — отрабатывал, отбатрачивал за то, что совсем не выгнали из политики, зацепился.

Или он боялся потерять место? Ю. Лужков не раз утверждал (лицемерно?), что за него не держится. Если что заколеблется, говорил он, я сразу же уйду, место я себе всегда найду — у меня есть руки, есть голова, я еще бегать могу, в футбол играть и за место не держусь, как некоторые.

Или боялся потерять табуны, пасеки, недвижимость, накопленное, честь и достоинство, авторитет? Но имущество не на нем, как и у всех разумных членов столичного и федерального правительств, а все прочее в глазах порядочных людей Ю. Лужков давно уже потерял.

Остается одно — власть. Вот что он боялся потерять больше всего, хотя и объявлял уже об уходе, он никогда и никуда не уйдет, даже если лишился мэрского поста. Не работа его наркотик, как он утверждает (во всяком случае, утверждал), а власть. Безграничная, всепоглощающая страсть к распоряжению чужими судьбами, устремлениями, средствами, чужими благами, чувствами, совестью, гражданским долгом, чужими должностями, управленческими решениями, талантами, чужими благосостоянием, здоровьем и даже жизнями. Это не относится к категории самоутверждения или к факту реализации личности. Это патология наподобие страстей римских цезарей или русских царей эпохи зарождения государства.

Однако пора бы и задуматься: а что же это за зверь за такой — власть? Почему с самого зарождения человечества многие индивидуумы стремятся к ней, а добиваются лишь немногие — лишь самые циничные, самые жестокие, самые неприспособленные к иным видам деятельности, самые порой ординарные. Не будем брать в расчет монархию — там вроде как все ясно. Хотя что тут ясного, когда тайны дворцовых переворотов, умерщвления монарших особ обоего пола, ссылка в крепости, монастыри, отравы и прочие атрибуты сведения на нет человеческого существования так и остаются тайнами, сколько бы Э. Радзинский ни упирался в напрасной надежде разгадать их. В напрасной, поскольку он волен нынче трактовать события давно минувших лет так, как они ему видятся с вершины дня сегодняшнего, а столетия назад все они виделись совсем по-иному.

Если попробовать определить власть как субстанцию, то придется признать, что овладеть ею стремятся и личности выдающиеся, и личности ничтожные в силу своих собственных представлений о том, к чему бы они эту власть употребили. Одним кажется, что они могли бы составить славу своему отечеству и отсыпать немерено благ своему народу, другим хочется отомстить обидчикам и показать им, где зимуют раки, третьим представляется неправедным все устройство мира, требующее их личного вмешательства, четвертые стремятся к власти в силу неуемности характера и неудовлетворенных амбиций — можно причины и мотивы, по которым люди стремятся к высшей власти перечислять до бесконечности. В этом ряду и Александр Македонский, и 12 римских цезарей, и Чингисхан, и Петр Первый, и Наполеон, и Черчилль, и Рузвельт, и Гитлер, и Сталин — и все прочие их сменившие, сменяющие и те, кто сменит в будущем.

Если же посмотреть на сущность власти как государственный институт, то без него государство не то, что функционировать — существовать не сможет. Страшнее войны может быть в государственных масштабах только безвластие. Отсутствие власти тут же компенсируется анархическим и криминальным элементом, обыватель вынужден прятаться от насилия где придется, и в такой ситуации ему абсолютно все равно, какая установится власть, — лишь бы гарантировала жизнь и хоть какое-то спокойствие.