Дневник А.С. Суворина - Алексей Суворин

…Некий товарищ министра говорил: «я-то ему товарищ, да он мне не товарищ».

…La patience est fade. (Клеопатра у Шекспира). Сложная штука жизнь, и печальная, и тяжелая, а все таки веришь, что не всегда будет людям так плохо, что найдут же они выход из трудных положений и что наступит время царства божия.

…«Му brein is weak» — мой мозг слаб, говорят англичане.

…«Так хочется верить всему светлому, хорошему, чистому, что чувствую присутствие духа в себе и в вас, что такое ужасное сцепление обстоятельств кажется таким бесчеловечно жестоким и несправедливым». Я говорю «да будет воля твоя», но внутри меня все возмущается и ропщет, и хочется воскликнуть: «Oh, la patience est fade».

30 июля.

Сообщение министра финансов о торговых переговорах с Германией. Вечером читал отрывок своей статьи о сообщении и потом написал:

Зачем сии известностиПопали в наши местности?

Это по поводу реклам разным увеселителям. Потом в декадентском духе:

Я мрачно сегодня настроенИ странными мыслями полон.Я слышу, как мухи жужжатВ моей голове постоянно.Я чую, как ползают мухиПо моей мозговой оболочке.Я чую, что каплями тамСадится мушиная дрянь.Как садится она на стекле,И пакостит мысли мои,И ум затемняет совсем.Скорее, хирург, мне череп, раскройИ выгони пакостных мух,И чистой водой кипяченнойОбмой хорошенько мой мозг,Иначе с ума я сойду…«Не мухи сидят в голове»,Хирург отвечает с усмешкой,«А старость пришла, и твой мозгПоедает она беспрерывно,И воду в него подливает».

26 августа.

В Берлине. Обедал два раза с Гарденом, раз был и от. Алексей Анекдоты о Победоносцеве. Ему показывал монах в Киеве мощи. — «Благодарю вас, желаю и вам после смерти сделаться такою же хорошей мощей», — сказал он монаху. Было дело о «вбитии клина в хвост св. духа». От. Алексей, рассказывая это, говорил в объяснение, что у нас все олицетворяется, так и голубь, над царскими вратами висевший и треснувший в хвосте, вызвал такое дело.

31 августа.

Писал все утро. После завтрака читал книгу о «будущей войне», о которой хочу написать. Усилие воли необходимо, — правда, это в детских тетрадях стоит, но взрослые меньше всего об этом думают.

5 сентября.

Вечер у о. Алексея. Очень занимательная беседа. По поводу таможенной войны: «Вот теперь пусть покажут, что могут обойтись без Германии (?). Как два щедринские генерала, которых питал мужик». Имп. Вильгельм построил себе новый трон. Про него говорили, что к трону он велел устроить велосипед, чтобы постоянно кататься по Германии.

6 сентября.

Выехал из Берлина в Париж.

7 сентября.

Дорогой спал плохо, читал «L’oeuvre» Зола, есть очень хорошие места о творчестве, которые подходят более или менее ко всем нам, пишущим, особенно стр. 350–353. Но читать несколько романов Зола сразу довольно утомительно. Он однообразен по приемам, по анализу впечатлений, по описаниям. Даже характеры довольно однообразны.

8 сентября.

У Моренгейма. Он был весел и оживлен. Рассказывал, что у него просили деревню Malakoff переименовать в Fédora villa. «Почему Fédora?» — «Потому что императрица — Fédora, т. е. Феодоровна». — Моренгейм послал чиновника объяснить им, что императрица — Мария, а Феодоровна — отчество, да и то неправильно, ибо отец ее Христиан.

9 сентября.

Зола говорил, что у Достоевского ничего оригинального нет, что он все взял у Ж. Санда и Эженя Сю.

У Додэ атаксия, — трясутся руки, голова. «С'est l'oeuvre de sa femme». Говорят, что жена его болезненно страстная и что она довела до этого.

10 сентября.

Сегодня, в газетах о примирении Вильгельма II с Бисмарком. Хвалят, как необыкновенное дело. За что? Узнал император, что князь болен безнадежно и только тогда протягивает ему руку. Газеты шумят ужасно. Что будет? — Нотович уже являлся к Моренгейму, предлагал себя в распорядители от русской колонии для приема моряков. Надеюсь, ему будет в этом отказано. Впрочем, тут так много русской сволочи, что, пожалуй, Нотович будет на своем месте.

14 сентября.

В Биаррице. Много русских: Дурново, Безак, вел. кн. Алексей, Лейхтенбергские и др. Любимов назвал Юрьевскую «дурою». Он продолжает ее лечить, но наставником у нее Четвертинский. Была «половиной» у императора, теперь «четвертью», чорт знает, у кого. Глупая острота, но дуре и это хорошо. С. П. Боткин рассказывал мне, что Александр II, отправляясь на смотр 1 марта, с которого он вернулся мертвым, повалил Юрьевскую на стол и …… Она Боткину это сама рассказывала.

15 сентября.

Вчера встретил на пляже Ламанскую. Рассказывала мне о Ратькове-Рожнове, как он нажил состояние, будучи управляющим у Громова; жалованья он получав 25 т. и % с торговли лесом. Этих процентов он получил в первый год 50 т. К жене Громова питал платоническую любовь, как она говорила. Имения лесные в Олонецкой губ. все распродал, так что Громовой осталась только дача. Она хотела вести с ним процесс, но вышла замуж за какого-то полковника.

17 сентября.

Был в Байонне. Подал телеграмму домой. Мне бы и хотелось остаться, и нельзя. Никогда еще я такие шатался в своих решениях, как теперь. Внутреннее беспокойство просто грызет меня, и я не знаю, что делать, как быть. Зачем меня понесло сюда? Я прекрасно вижу, что я — мешок с деньгами и ничего больше. Интерес ко мне исчерпывается таким образом. Я, впрочем, этому нисколько не удивляюсь, но это тяжело. Вся жизнь потрачена на труд, и к старости, когда смотришь в могилу, нет никого, кто принимал бы сердечное участие, кто берег бы.

…Скука и тоска. Тоска человека, выброшенного из жизни, общипанного, куцого какого-то, переставшего жить. На рубеже прозябания, бездействия мозга и мысли, когда будут говорить только инстинкты.

20 сентября.

Говорил с Яковом Поляковым о таможенной войне. Уверяет, что нам полмиллиарда стоит.

21 сентября.

Три дня тому мы сошлись с Антокольским и долго с ним говорили. Сегодня опять сидели вместе. Он плохо говорят по русски до сих пор, но мысли у него оригинальные, иногда глубокие; он очевидно, много думал о художестве и значении его. Мысль его постоянно ищет образов, и говорит он хорошо, его язык был бы очень красив. Пишет он, вероятно, гораздо лучше. Сегодня он говорил, что всякий художник должен ходить на трех ногах: чувство, рисунок и краски, т.-е. колорит. «У Рафаэля мало колорита». Микель Анджело очень любит за его необычайную силу. «Прежде художники были всем — архитектор, живописец, скульптор. Л. да-Винчи был и ботаником, и мыслителем, и пр. Теперь пустились в самые мелкие специальности. Пейзаж — это переход от натюр морт. По моему, художества разделяются на одушевленные и не одушевленные. Все, что для человека, — неодушевленно: архитектура, артистические вещи, посуда и т. д., человек сам — одушевленный». Говорил о греках, как они хорошо и артистично все устраивали: тога и т. д. Когда работал Сократа, убедился, как удобно греческое кресло. Дуга сзади на спине почти подпирает под мышки, передние ножки немного длиннее задних, телу чрезвычайно удобно, оно не скользит вниз, — спине хорошо».