Настоящее имя - Даниил Корецкий

Были здесь и документы, призванные держать «на крючке» его самого: те, что касались темных сторон деятельности «Консорциум-Кредита» — дочерней фирмы, основанной Атамановым ещё в начале девяностых годов. Их Илья Сергеевич особо бережно сложил в отдельный пакет.

— Я, наверное, выйду, погреюсь с ребятами, — сказал Ринат.

— Погоди, — остановил его Атаманов.

В руках у него осталась последняя папка, которую он пока никуда не пристроил. В папке лежало фото, явно переснятое с какого-то документа и увеличенное — молодой человек с решительным лицом: квадратный подбородок, плотно сжатые губы, непроницаемый взгляд прищуренных глаз. Еще там находилась фотокопия расписки, где говорилось о том, что некто Евсеев Л. В. 18 августа 1991-го г. принял под отчет от Гохрана СССР ограненных бриллиантов на сумму два миллиарда девятьсот миллионов двести сорок тысяч долларов США. Цифры были дважды подчеркнуты красным маркером. Баснословная сумма и фотография явно имели какую-то связь.

— Не знаешь, кто это?

Он протянул фотографию Шалибову. Тот взглянул на неё и присвистнул.

— Это Карданов. Тот парень, которого искал Куракин.

— Ну, а ты как думаешь, зачем он его искал?

Ринат пожал плечами.

— Наверное откопал что-то интересное.

Атаманов закусил губу. Да, три миллиарда долларов — это очень интересно!

Он ясно увидел перед собой ровную башенку из стодолларовых купюр, поднимающуюся на полукилометровую высоту. Три миллиарда. Примерно одна сотая часть всей долларовой наличности, которая ходит сейчас по белу свету. Этот кусок как раз по масштабам Куракина. Но когда гоняешься за такой суммой, очень просто найти свою смерть.

— Ах черт!

На лице бригадира отразилось крайнее возбуждение.

— Они же взорвались в районе его дома! Тот жил на Ломоносовском, в двух шагах от магазина «Океан»!

— Точно?

— Точно… — ошеломленно произнес Ринат. — Значит, это он, гад! Надо его из-под земли вынуть и на куски порезать!

— Найти надо, а резать погодим. Я хочу спросить у него кое-что…

Атаманов отложил папку в сторону.

— Отнести это к мангалу, — буднично кивнул он на остальные пакеты. И столь же буднично добавил:

— Завтра привези мне сюда этого Карданова.

— Сделаю, — почтительно кивнул бригадир.

Изображенного на фотороботе человека установили довольно быстро: Иванов Максим Петрович из сто двадцать четвертой квартиры. Несколько лет отсутствовал, неделю назад появился и снова пропал.

Замок оказался непростой, и Фокину пришлось немного повозиться. Гарянин стоял на полпролета выше, Сверкунов — ниже лестничной площадки. К счастью, никто не появился. В конце концов майор нащупал отмычкой нужный выступ, нажал — и дверь в квартиру номер сто двадцать четыре открылась.

Здесь явно никто не жил, и уже давно. Ток воздуха подхватил с пола лохматые катыши пыли. Вешалка в прихожей пуста. Холодильник отключен. Вокруг кольца стока в ванной образовалась ржавая кайма.

Сверкунов и Гарянин стояли у входа, чтобы не оставить следов, Фокин ходил по квартире, остро оглядываясь по сторонам. Он пытался угадать «Брюнета» по его вещам, обстановке — но это было нелегко. Квартира имела обезличенный, неодушевленный вид. Казенщина. Комната в общежитии.

Одежный шкаф: несколько мужских сорочек устаревшего покроя, поношенный костюм. Карманы пусты.

Письменный стол: две стопки писчей бумаги и ластик. Никаких документов, записей, рисунков, писем или открыток. В ящиках всякая мелочевка: колпачок от авторучки, карандаши, скрепки россыпью, значки, какой-то брелок…

Фокин сел в кресло, вытянув длинные мощные ноги. Кресло под ним жалобно застонало. Майор ещё раз огляделся. Он испытывал неясную симпатию к «Брюнету». Даже если тот и взорвал микроавтобус с шишками из «Консорциума» — в конце концов, туда им и дорога. Жаль только, Атаманова там не было…

И в число скоропостижно скончавшихся от закупорки сосудов «Брюнет» не попал, как-то сумел выбраться… Молодец! Но вот то, что на нем пересеклись «дипломат» из специального сплава и секретная взрывчатка меняло дело в корне! Если человек крутится в средоточии государственных секретов, то это неспроста… И он, Фокин, отыщет его, несмотря на эти неясные симпатии.

— Что нам делать, товарищ майор? — вывел его из размышления осторожно подошедший сзади Сверкунов.

— Повытаскивай ящики из стола, осмотри шифоньер. А Марат пусть пошарит на кухне. — равнодушно сказал Фокин. При таком уровне «стерильности» это заведомо дохлый номер, но все надо проверять до конца — таковы азы следствия.

Сверкунов тоже понимал всю безнадежность своего занятия, но азартно взялся за дело. И вскоре был вознагражден. В среднем ящике стола оказался простой, но достаточно надежный тайник: искусно подобранная по текстуре и тщательно подогнанная фанерка образовывала второе дно. Клинок ножа поддел её и фанерка отскочила.

— Ничего себе! — воскликнул Сверкунов. В руках у него оказались три паспорта: два в голубых обложках — советские дипломатические, и темно-зеленый — американский.

Фокин вскочил.

— Ну-ка, дай сюда!

Во всех паспортах вклеена одна и та же фотография — разыскиваемого «Брюнета». Но фамилии были вписаны разные.

«Валерий Сергеевич Остапенко», «Макс Витальевич Карданов», «Роберт Уильям Смит».

— Вот ещё спецпропуска…

Сверкунов протянул несколько заламинированных прямоугольников с затейливым красочным рисунком, водяными знаками, цветными фотографиями и типографским текстом. Один пропуск разрешал Максу Витальевичу Карданову проходить в любые помещения, блоки и сектора, другой запрещал контроль и досмотр его машины, вещей и следующих с ним лиц, третий обязывал руководителей органов МВД, КГБ, гражданских и военных начальников оказывать ему всяческое содействие.

— Нашли что-нибудь? — на пороге появился привлеченный возбужденными возгласами Гарянин.

— Ничего! — отрезал Фокин, придавив тяжелым взглядом, открывшего было рот Сверкунова. Он уже жалел, что не сам осмотрел стол. В делах о шпионаже, либо об измене в высших эшелонах спецслужб чем меньше осведомленных лиц, тем лучше. А перед ним как раз такое дело, сейчас это стало совершенно ясно.

Дальнейший осмотр квартиры новых результатов не дал. Майор подошел к телефонному аппарату, не снимая трубки, осмотрел его, записал накарябанный на пластмассовой пластинке номер. Потом по рации связался с Управлением.

— Подключите наш узел связи к номеру…, - он продиктовал цифры. Пусть определят с каким абонентом было последнее соединение и когда. И соберите все данные на этого абонента.

В машине он представлял, какой фурор вызовет его сообщение у начальства. И вдруг укол неисполненной мести загасил радостное возбуждение. Он уже забодал Клевца с этим Татариным, поднял все свои возможности и в последние дни люди с такими или похожими фамилиями и кличками испытали немалое беспокойство. Но нужного среди них не оказалось. И это омрачало радость от предстоящего разоблачения опасного шпиона.

— Ну че, куда поедем? — спросил Крепыш и подтянул оттягиваемые кобурой брюки.

— Давай на Ленинский.

Ринат сел на заднее сиденье просторного, как дом, опеля «Фронтера», оставив место рядом с водителем для Вьюна.

Квартиру на Ленинском Ринат знал хорошо. Когда год назад Куракин как сумасшедший стал искать какого-то Карданова, он сам назвал ему этот адрес. Вызвал к себе в кабинет, посадил за стол, разложил фотографии.

На всех снимках красовалась темноволосая девушка с тонким лицом большие глаза, высокие скулы, чуть удлиненный четко очерченый нос. Девушка выходит из подъезда многоэтажного дома. Девушка садится в какую-то раздолбанную малолитражку. Девушка в гастрономе у молочной витрины (снято с улицы, через стекло). Девушка в форме стюардессы, на плече дорожная сумка, — спешит куда-то на фоне огромного табло с названиями городов. Девушка в…

Ринат взял снимок в руки, рассмотрел внимательнее. Девушка сидит за низким столиком кафе вместе с «объектом» Кардановым. Это единственное фото, где она улыбается.

— Смулева Мария Евгеньевна, стюардесса, двадцать девять лет, русская, незамужем, — произнес Куракин, и его толстый палец с аккуратно подпиленным ногтем лег на фотографию, накрыв улыбающееся лицо. — Это его подружка, Ринат. У нас есть к ней определенный интерес. Если Карданов появится в Москве, он обязательно придет к ней.

— … Алё, Ринат? — донесся издалека голос Крепыша. — Чего молчишь-то? Этот дом или нет?

Ринат очнулся. Опель остановился в темном прямоугольном дворе, двигатель мягко стучал на холостом ходу, в салоне было накурено и жарко. Крепыш вопросительно уставился на Рината. Ринат опустил стекло и выбросил потухший окурок. Выглянул наружу.