Жена завоевателя - Крис Кеннеди

Она резко остановилась:

— А где буду я?

— Здесь только эти покои.

Она предпочла не отвечать и не двигаться, пока он не задел ее бедром, обогнав, чтобы открыть дверь.

Кто-то готовился к его прибытию, и Гвин подавила вздох облегчения, войдя в покои. Комнаты оказались небольшими, но чистыми. К тому же им предшествовала прихожая, а дальше в темноте угадывалась спальня. Обитые ивовыми ветками стены отражали золотистое сияние огня в жаровне. На двух стенах были темно-красные гобелены.

Сквозь маленькую дверцу спальни, тоже завешенную выцветшим гобеленом, она смогла разглядеть постель, на которой громоздилась гора мехов. Гвин снова испустила вздох, чувствуя, как напряжение оставляет ее. Она покрутила шеей, расправляя затекшие мышцы.

— Сначала ванна, — сказал он.

Она подняла плечи:

— Что?

В дверь постучали. Язычник открыл ее, и в комнату проследовали слуги с круглой большой ванной и ведрами горячей воды. Как он сумел так быстро все организовать? Мгновенно ванна оказалась готовой, а в комнате остались только они с Язычником.

Гвин уставилась на ванну. Она не смотрела на него, потому что знала, что он неотрывно смотрит на нее и, что было еще хуже, при этом улыбается чувственной улыбкой. Но тут она услышала его шаги — он направлялся к двери.

— Сэр, могла бы я…

Звук шагов мгновенно затих.

— Вы говорили что-то о посыльном?

Она смотрела не на него, а на стену.

— Я могу это устроить. Гвин чуть повернула голову.

— Но ведь… отсюда далеко…

— Есть человек, который возьмется доставить ваше послание.

— О!

Пар от ванны поднимался к красным гобеленам на стенах. Гвин чувствовала присутствие Язычника за спиной. Он стоял молча, глядя на нее. Она прикусила нижнюю губу.

— Гвиневра!

— Что? — пробормотала она.

— Воспользуйтесь ванной.

Теперь все ее внимание привлекал край ванны, из которой поднимался пар. Она не могла оторвать от него взгляда.

— Вы… вы… Вы уходите? Дверь скрипнула, открываясь.

— Но я вернусь.

Она повернула голову — он уже исчез.

В дверь снова постучали, и она открыла. На пороге появилась улыбающаяся женщина, та самая, что приветствовала их, скрываясь в тени.

Она заговорила так тихо, что Гвин пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать.

— Он сказал, что вы передадите мне свое послание на словах.

Гвин благодарно улыбнулась:

— Пожалуйста, входите.

Они присели за стол. Странное это было ощущение — находиться в отдаленной гостинице. И никто не знал, где она. Окна были закрыты ставнями, снаружи темно, и потому она не могла сказать ничего о мире за пределами этой комнаты.

Она отправляла весточку в Кэнтербридж, своей подруге Мэри и ее мужу Джону, лорду небольшого, но стратегически важного поместья, где намеревалась остановиться на обратном пути домой. Было маловероятно, но возможно, что король Стефан действительно продал ее фиц Майлзу, и, принимая во внимание, что на кону стоял Эверут, у нее было мало надежды на спасение.

Ей нужен канал связи. Джон Кэнтербридж — любимец короля Стефана и знает, что делать.

Она решила говорить медленно, взвешенно подбирая слова, чтобы сообщить о своем бедственном положении и при этом не открыть ничего важного и не поставить под удар ни свое послание, ни посланца и чтобы ни то ни другое не попало в чужие руки.

— Дражайший Джон, лорд Эндшир собирается взять меня в жены против моей воли, — произнесла она, — и напал на меня, когда я оказалась одна и без защиты.

Она посмотрела на свечу, потрескивающую на столе. Ее пламя было невысоким, но ярким.

— Милостью Божией и чудом я спаслась, но опасаюсь, что милорд наш король допустил это неслыханное насилие, хотя и не могу этому поверить. Не пошлешь ли ты ему петицию с моей мольбой о снисхождении и не испросишь ли у него аудиенции для меня? Сейчас моя величайшая надежда связана с аббатством Святого Альбана. Воспользуйся тайными тропами и по пути ни с кем не разговаривай, Джон. Судьба Эверута зависит от этого.

Женщина повторила в точности ее слова и ушла.

Гвин оставалось только надеяться, что ее друзья в Кэнтербридже поверят тому, что это послание в самом деле от нее, и не сочтут это ловушкой.

Она поразмышляла, не стоит ли передать с посыльной единственную вещь, находившуюся в ее распоряжении, которая вызвала бы уверенность в том, что устное послание действительно от Гвиневры де л’Ами, — клеймо для чеканки монет с изображением бутона розы, ставшее эмблемой Эверута, — но потом решила не делать этого.

Гвиневра знала, что в былые времена Эверут имел привилегию чеканить монеты для королевства, но в нынешние дни беззакония, насилия и грабежей, ставших приметой царствования Стефана, эта привилегия обернулась бременем и теперь монеты в «Гнезде» почти не чеканили. Но особое клеймо сохранилось.

В то время как другие лорды использовали в качестве эмблемы изображения вепрей, соколов и медведей, отец Гвиневры избрал дорогую сердцу его жены розу Эверута, цветущую дважды в сезон.

Такое клеймо украшало и крышку резной деревянной шкатулки, которую передал Гвиневре отец и повелел хранить как величайшую драгоценность, сказав, что там содержатся любовные письма, которыми обменивались они с матерью Гвин, когда он был в крестовом походе.

Гвиневра достала из войлочного мешочка шкатулку и приоткрыла крышку. Внутри лежали письма ее родителей. Она почтительно, как всегда, прикоснулась к ним, но на этот раз ее рука скользнула на дно.

Ее обдало холодом. О Господи! Эта вещь исчезла.

Ее сердце сделало скачок. В дополнение к шкатулке отец дал ей два ключа — золотой и серебристый. Его лихорадочная настойчивость и убедительная просьба сохранить их казались ей загадочными, потому что ни один из них не подходил ни к одной скважине во всем замке. Но ведь она дала ему обещание хранить их, стоя на коленях возле его смертного одра.

Теперь серебристый ключик исчез.

Дрожащими руками она перебрала пергаментные свитки и снова заглянула в шкатулку. Ключа не было. Она выпрямилась и села: кровь ее бешено стучала, мысли метались.

Должно быть, это случилось в лондонском доме: она уронила шкатулку, и ключик выпал.

Но почему у нее возникло такое ужасное чувство? Ведь это были обломки прошлого, не представлявшие особой ценности. А вот для отца они были важны, и потому у нее возникло ощущение невосполнимой потери.

Инстинктивно она дотронулась до своей юбки и принялась ощупывать металл, зашитый на внутренней стороне одежды. Золотой ключик по крайней мере был на месте.