Жена завоевателя - Крис Кеннеди

Он снова двинулся вперед, испытывая какое-то мрачное удовлетворение.

— Конечно, это ты.

Он затылком почувствовал ее гневный взгляд.

— Тогда, значит, и ты сделал то же самое.

— Я не оспариваю твое мнение, Рейвен.

Он поднырнул под низко свисающую ветвь, и некоторое время они двигались в дружелюбном молчании.

— Я не стал бы много распространяться о твоей женской сущности, — вдруг произнес Гриффин, — но, думаю, за тобой надо получше присматривать.

Она соскользнула с седла и спрыгнула на землю.

— Лучше присматривать? За мной?

Она шагнула вперед и гневно прищурилась.

— Представь, что тебя вовлекают в брак с человеком, одно присутствие которого рядом оскорбляет тебя; у него лицо в бородавках, зловонное дыхание…

— У Эндшира нет бородавок.

— О, если бы ты знал! У него душа в бородавках. Тебя когда-нибудь преследовали? Гнались за тобой по улицам Лондона и по большой дороге? Говорили тебе, что все это делается для того, чтобы защитить тебя, чтобы ты ехала в паланкине и не могла ускакать на собственном коне?

В ярости она сделала еще шаг к нему, сопровождая каждое местоимение «ты» тычком пальца в воздухе, пока тот не оказался в дюйме от его груди.

— Было с тобой когда-нибудь… Было когда-нибудь, чтобы пренебрегали твоими желаниями и склонностями, и делал это тот, кто сильнее тебя, и так должно было оставаться всегда. Вот из-за этого, — она яростно ткнула пальцем в его меч, — и вот этого.

— Да, — ответил он обманчиво спокойным тоном. — Всегда есть тот, кто сильнее тебя. А как насчет меня, мистрис?

Взгляд его вдруг стал жестким, а тон холодным.

— Как насчет того, что сделал сегодня я? Какое место занимаю я в твоих яростных обвинениях?

Он схватил ее за плечи и толкнул назад, и она уперлась спиной в бок Нуара. И тотчас же вспомнила, что произошло в последний раз, когда оказалась в таком же положении.

— Ну, — ответила она шепотом, — ладно, Язычник. Ты… как всегда, мой спаситель.

Мгновение он стоял молча и неподвижно. Лицо его походило на бесстрастную маску, потом пальцы разжались.

— Глупо, — пробормотал он. Провел рукой по волосам, взъерошив их, и они встали дыбом как пики. — Я не так терпелив, как следовало бы. Ты столько пережила за эту ночь.

— Да, — согласилась Гвин и неуверенно рассмеялась. — Этой ночью я ускользнула от многих мужчин.

Его суровое лицо выразило удивление, а потом он запрокинул голову и разразился таким неудержимым смехом, что эхо зазвенело в лесу. Он так искренне смеялся, что она забыла о страхе и только почувствовала, что ее руке стало холодно, когда он отпустил ее. У нее возникло странное ощущение. Она почувствовала себя одновременно и бессильной, вымотанной до предела, и полной энергии.

Должно быть, такими и бывают эмоциональные бури, подумала Гвиневра и предположила, что жизнь ее протекала бы спокойно, если бы она научилась обуздывать свои чувства.

За самонадеянность и своеволие ей приходилось дорого расплачиваться.

А сейчас к ней пришло ощущение, будто она неудержимо падает в бездну, соскальзывает в боль, в разверстую пропасть отчаяния, раскрывшуюся двенадцать лет назад, в тот день, когда ее брат Роджер, всеми горячо любимый наследник графства Эверут, был убит. И виновата в этом была она, Гвин.

Матушка умерла три месяца спустя, потому что сердце ее не выдержало. Конечно, отец держался, будто был одет в панцирь. А теперь не стало и отца.

Все тело ее сжалось, как бывало всегда, когда приходили эти воспоминания. Горло ее сдавило, плечи опустились.

— Вот.

Голос Язычника вывел ее из чудовищного наваждения. Она вскинула голову и заметила, что он смотрит на нее и протягивает ей фляжку. Она тряхнула головой, отгоняя мрачные навязчивые мысли, и протянула руку.

— Почувствуешь благодатное облегчение.

— Хочешь сказать, что так подействует на меня напиток?

Она дернулась и отпрянула, когда уже знакомый огонь заструился вниз по ее горлу, потом подняла фляжку, насмешливо салютуя ею.

— Да. За простые напитки!

— И за сложных женщин. — Он тоже сделал глоток.

— О Господи! — сказала она с тихим смехом. — Не думаю, что они того стоят.

— А что ты о них знаешь?

— О сложных женщинах?

— И о мужчинах, которые пьют за их здоровье.

В темноте она не видела его глаз и, вместо того чтобы ответить, сделала еще один большой глоток обжигающей жидкости. Когда внутри у нее воцарилось приятное тепло, она задала вопрос, который давно висел у нее на языке, с того момента как они покинули Хиппингторп-Холл.

— Что ты там делал, Язычник?

— Где?

Выражение его лица стало замкнутым.

— В охотничьем домике Хиппинга.

Уголки его рта дрогнули в медлительной улыбке, но на этот раз она показалась Гвин мрачной и опасной.

— Ты ведь боишься спрашивать меня об этом.

— Да, — ответила она, и голос ее упал до шепота. — Но это не особенно затронуло тебя? Да?

— Я бы посоветовал тебе воздержаться от подобных вопросов.

— Сэ-эр, — возразила она слабо. — Я бы возразила против всего, что мы делали сегодня вечером.

Наступила долгая пауза.

— Ах, хорошо, Рейвен, но наши дела еще не закончены.

Это мужское ворчание таило в себе замаскированную чувственную угрозу. Вглядываясь в его глаза, неразличимые в темноте, Гвин почувствовала себя так, будто куда-то падает. Голова у нее закружилась, пальцы похолодели, а лицо, напротив, горело. Она предположила, что причина тому — страх неизвестности. Страх дразнил ее кожу, по которой пробегали мурашки, и заставлял сердце стучать как молот.

Но, пожалуй, тут был не один страх.

— Куда ты везешь меня, Язычник? — спросила она. На кратчайший миг он остановился, потом сказал:

— Я знаю один постоялый двор.

— А я знаю одно аббатство, — возразила она вяло. Так ли отчаянно прозвучал ее голос, как ей показалось? — Гостиница или постоялый двор… Разумно ли это? А?

— Возможно, что сейчас я не могу рассуждать разумно, — согласился он, понизив голос.

Наступила краткая пауза, равная одному удару сердца. Потом Гвин сказала:

— Думаю, я совсем отчаялась.

— Bien,[4] — пробормотал он тихо, но в голосе его она расслышала ту же мужественную вибрацию, в которой таились и угроза, и обещание. Жаром обдало все ее тело, а это было признаком желания.

Его плечи распрямились и казались огромными, закрывая от нее лунный свет, пробивавшийся сквозь ветви деревьев. Темные волосы, темные глаза. Он стоял, слегка расставив ноги, упираясь ступнями в землю. К поясу его был прицеплен меч и еще несколько клинков разного калибра — целый арсенал. От него исходил слабый мускусный запах, а еще пахло мягкой кожей с древесным дымом и лесом. Глаза его скрывали долго лелеемую тайну, чреватую опасностью, и все это готово было взорваться, а она смотрела в эти глаза и сознавала, что никогда прежде не сталкивалась с подобной силой и даже не рассчитывала встретиться с ней, но сейчас была готова склониться перед этой силой и пасть.