Голодная дорога - Бен Окри

— Посмотрите на эту жабу, — сказал он про меня. — Посмотрите на эту толстуху с бородой, — сказал он о Мадам Кото.

Потом он выбежал на улицу, вернулся и попросил тыкву пальмового вина. Когда его обслужили, он выпил все молча, время от времени приободряясь, чтобы кого-нибудь оскорбить. Он обозвал ящериц, мух, скамейку и потолок. Затем он снова затих и пил мирно.

Другой вошедший клиент был такой косоглазый, что от одного взгляда на него я сам начал чувствовать косоглазие.

— На что это ты так смотришь? — с яростью потребовал он ответа.

— На твои глаза, — ответил я.

— Зачем? У тебя разве нет своих?

— Есть, но я не могу их видеть.

Он подошел и ударил меня по голове. Я ударил его по голени. Он меня пнул еще сильнее, я побежал и схватил метлу Мадам Кото, вернулся и ткнул его в голову. Он закричал. И ретировался. Я снова его ударил. Пьяный начал ругаться. Он обозвал косоглазого, обозвал все метлы, выругался на детей и вновь успокоился. Вышла Мадам Кото и отобрала у меня метлу. Я сел.

— Принесите мне пальмового вина, — сказал косоглазый человек. — И попридержите вашего мальчика. Он оскорбил мои глаза.

— Что случилось с вашими глазами? — спросила Мадам Кото, внимательно смотря на него.

Он не ответил, уселся и задумался. После того, как его обслужили, он выпил вино одним глотком, посмотрел на меня и увидев, что я смотрю на него, повернулся в другую сторону, пытаясь спрятать от меня свои глаза.

— Налейте мне перечного супа! — крикнул он.

Мадам Кото обслужила его, и он очень быстро съел мясо и суп.

— Скажите мальчику, чтобы он не смотрел на меня, — сказал он.

— Зачем это?

Он выпил еще пальмового вина и все поглядывал на меня через плечо. Его глаза меня заинтересовали. Один глаз был зеленый. Когда я смотрел на глаз, это очень странно на меня действовало.

— Я дам тебе денег, если ты будешь смотреть в другую сторону, — сказал косоглазый.

Пытаясь спрятать лицо, он подошел и выложил на стол всю мелочь из карманов. Я собрал деньги и смотрел, как он идет обратно на место. Он все проверял меня. Я пытался держать свои глаза подальше от косоглазого, но это было тяжело после того, как я его уже увидел. Его странные глаза притягивали как магнит. Я удерживался, чтобы не смотреть на него, оглядывал бар и заметил зеленые разводы на полу. Я не мог понять, откуда они взялись. Я выпил еще пальмового вина. Внезапное осознание того, что зеленые разводы — это следы от мочи сумасшедшего, стало расти во мне, когда вдруг свет в баре изменился, пьяница выругался, и из пола стал вырастать рой зеленых духов. Они продолжали расти до тех пор, пока головами не уперлись в потолок, затем вдруг начали съеживаться, пока не достигли размеров обычной курицы. Все они были косоглазые. Они бродили там, где помочился сумасшедший, топали и шаркали ногами. Куда бы я ни посмотрел — везде я видел косоглазых духов. Я закричал, и пьяница обругал луну, а Мадам Кото подошла ко мне, вывела наружу и дала мне воды и аллигаторова перца, чтобы я его пожевал.

— Сейчас ты должен идти домой, — сказала она.

Я молчал.

— Проветрись немного. А потом иди.

Какое-то время я постоял снаружи. Луна висела в небе. Она была большая, чистая и белая. Потом из белой она стала серебристой, и я увидел, как по ее поверхности движутся разные предметы, и я не мог не смотреть на нее, потому что она была так прекрасна и так низко висела на небе. Я долго-долго за ней наблюдал, и сладкие голоса зазвучали в моих ушах. Вышла Мадам Кото и спросила:

— Что это ты тут делаешь?

Она подняла глаза, увидела луну и сказала:

— Зачем ты смотришь на луну? Ты что, ее раньше не видел?

— Не так, как эту.

— Иди в бар, забирай вещи и марш домой. Уже поздно.

Я оторвался от луны и пошел в бар. Там было полно причудливейших людей. В углу сидел мужчина, который громко говорил, что он только что вернулся с войны с Гитлером. Никто не верил ему.

— Гитлер умер много лет назад.

— Я убил его, — сказал этот горлопан.

— Как?

— Я использовал специальное джу-джу*. Я дунул перцем ему в глаза, его усы поднялись вверх, и я убил его вот этим ножом.

* Джу-джу — амулет, талисман, фетиш.

Он достал нож, повертел им, но все перестали обращать на него внимание. В другом углу человек подбрасывал свою голову. Другой мужчина фыркал. Рядом с пьяницей сидел молодой мужчина. У него был свежий разрез через все лицо. Пьяница ругался, останавливался и опять ругался. Зеленые косоглазые духи вертелись вокруг клиентов, а один из духов всполз по стенке, как новый вид ящерицы, и принялся внимательно изучать фетиш Мадам Кото.

Это была чудесная ночь. Бар стал свидетелем самого необычного столпотворения странности, пьянства, безумия, ран, красоты. Мадам Кото ходила среди всего этого с величайшей безмятежностью. Она казалась полностью защищенной и абсолютно бесстрашной. Я думаю, в тот вечер она заработала много денег, потому что, когда я уходил, совершила кое-что необычное: улыбнулась мне. Она была счастлива и благодарна, несмотря на весь кавардак. Она дала мне неприготовленные клубни ямса, и я пошел домой к Маме по расходящимся тропкам.

Глава 3

В комнате было полно народа. Мама вернулась рано. Она выглядела уставшей и обожженной солнцем. Непринужденно развалясь на папином кресле, положив ноги на стол, сидел лендлорд. Кредиторы и их родственники расселись на кровати и стояли по всей комнате. Они были сердитые и растерянные. Когда я вошел, все молчали. Я сразу направился к Маме. Она обняла меня обеими руками и сказала:

— Вы все должны потерпеть.

— Как мы можем потерпеть? — спросил один из кредиторов.

Другие возмущенно закивали.

— Терпение убьет нас. Нам нужно есть и торговать.

— Правда.

— Но мы заплатили большую часть денег, — сказала Мама.

— Но не все деньги.

— И не в недельный срок, — добавил лендлорд.

— Терпение никого не убивает.

— Вздор, — сказал кредитор. — Терпение убивает моего сына. Вы думаете, я могу заплатить нашему доктору терпением?

Лендлорд засмеялся и вытащил орех кола из своей просторной рубахи. Он ел один. Я смотрел, как его губы становятся красными. Мама молчала, и пока лендлорд жевал свой орех кола, крысы начали что-то грызть.

Я смотрел на кредиторов так, словно их присутствие лишает меня еды. Я ничего не говорил.

— Посмотрите на его большой живот, — усмехнувшись, сказал лендлорд обо мне.

— Оставьте моего сына.

— Все, что мы хотим — это наши деньги, — сказал один из кредиторов, уставившись на меня.

— У меня нет ваших денег, — ответил я.

— Этот мальчик еще хуже, чем его отец.

Мама внезапно встала.

— Если вы пришли говорить гадости, то покиньте нашу комнату.

Она закрыла дверь и окно. В комнате было темно, но Мама не стала зажигать свечу. То и дело лендлорд зажигал спички и оглядывал каждого. Крысы принялись грызть еще громче, и Мама запела молитвенную песню. Кредиторы не двигались. Лендлор продолжал жевать.

Когда Мама закончила петь, тишина стала еще глубже. Молча мы оставались в полумраке, пока не раздался стук в дверь.

— Кто это?

— Фотограф.

— Что вы хотите?

— Фотографии готовы.

— Ну и что?

— Вы не хотите взглянуть на них?

Лендлорд поднялся и открыл дверь. Он стоял в дверном проеме и смотрел на снимки с помощью факела фотографа. Потом он прошел в комнату. Фотограф плелся за ним с камерой на плече.

— Они хорошие, — сказал лендлорд, передавая фотографии и факел по кругу.

Кредиторы ожили и заговорили о снимках с праздника, как напился тот-то и тот-то, а глаза вон того прищурены, как у воришки. Затем лендлорд сказал, когда фотографии дошли до него:

— А почему это у Мадам Кото такое лицо?

Лицо Мадам Кото было смазано. Она выглядела, как высушенный монстр, что-то среднее между получеловеком-полуживотным и деревянной статуэткой.

— Она ведьма, — сказал один из кредиторов.

— Нет, не ведьма, — ответил я.

— Замолчи, — сказала Мама.

Когда я поближе рассмотрел снимки, мы все показались мне странными. Снимки были крупнозернистые, везде виднелись точки, что-то было размыто. Папа выглядел, как будто на одном глазу у него было бельмо, у Мамы расплылись оба глаза, дети были похожи на белок, а я напоминал кролика. Все это выглядело как праздник каких-то беженцев. Мы были скованы, на лицах читался голод, улыбки были фальшивые. Казалось, что комната была наскоро собрана из какого-то хлама, и все вместе мы казались людьми, которым неведомо счастье. Лица тех, кто улыбался, получились искаженными гримасой, как у людей, которым встали ногой на горло, а потом заставили улыбаться.

Фотограф был очень доволен результатами и надписывал цену на каждой копии. Один из кредиторов сказал, что купит один снимок, когда ему заплатит Папа. Лендлорд сказал:

— Я смотрюсь как бугор.