Голодная дорога - Бен Окри

Глава 2

Когда я пришел в бар Мадам Кото после школы, там было пусто. Я был голоден. Сидя возле глиняного котла, я все убеждал себя в том, что у меня нет живота. Я заснул и проснулся. Мухи жужжали в баре. Я пошел к комнате Мадам Кото попросить у ней еды и уже готов был постучать, как вдруг услышал, что она молится. Я слышал звон колокольчика. Я уже хотел идти обратно в бар, когда две женщины из нашего поселка заметили меня и спросили:

— Что ты тут делаешь?

Я ничего не сказал. Они схватили меня, и я закричал. Мадам Кото вышла. Одна сторона ее лица была намазана сурьмой, другая каолином, а рот был полон табачного сока. Женщины посмотрели на нее, потом друг на друга и поспешили прочь.

— Почему ты не постучал? — спросила она, и изо рта у нее потек табачный сок.

— Вы были заняты.

— Беги в бар.

— Я голодный.

— Как ты можешь быть голодный с таким маленьким животиком?

Затем она пошла к себе в комнату. Зазвенели колокольчики. Я пришел в бар и мухи закружились вокруг моего носа. Стало очень душно, я не мог дышать, голод становился непереносимым. Я вышел из бара и принялся гулять по тропинкам. Жара стояла страшная. Деревья чуть не плавились на солнце. Облака были густые. Насекомые стрекотали в буше. На середину дорожки выползла ящерица, остановилась, повернулась ко мне и кивнула. Звякнул колокольчик, его звук перепугал меня, и я соскочил с тропинки в кусты, и большой мужчина с большим ртом проехал мимо меня на велосипеде. Он безумно смеялся на ходу. Я оставался в кустах и выскочил только тогда, когда почувствовал, что мои ноги горят от укусов. Я наступил на армию муравьев. Смахнув их с себя, я уже был готов идти в бар, когда заметил, что бедная ящерица лежит мертвая на середине тропинки. Ее переехал велосипедист, и она умерла прямо так — с головой, склоненной в кивке. К ней ползли муравьи, и я схватил ящерицу за хвост и взял ее с собой в бар, надеясь устроить ей нормальные похороны.

Снаружи около бара босиком на раскаленной земле стоял мужчина. На нем были только одни трусы, которые выглядели на нем невыносимо грустно. Грубые волосы были покрыты красной жидкостью и кусочками мусора. На его спине красовалась большая язва и маленькая язва — на ухе. Мухи жужжали вокруг него, он от них отмахивался. И постоянно хихикал. Я старался обойти его, но он меня не пропускал.

— Мадам Кото! — позвал я.

Человек пошел на меня. Один глаз у него был выше, чем другой. Его рот был как гноящаяся рана. Он согнулся, топнул, засмеялся и вдруг ринулся к бару. Я пошел за ним, неся с собой мертвую ящерицу, словно охранный фетиш. Я нашел этого человека, прячущегося за глиняным котлом. Человек зарычал на меня.

— Мадам Кото! — снова позвал я ее.

Безумец захихикал, обнажая свои красные зубы, и затем побежал на меня. Я швырнул ему в лицо мертвую ящерицу. Он засмеялся, закричал и упал на скамейку, хохоча в упоении умалишенного. Он встал и пошел, ничего не замечая, сбивая большие деревянные столы и скамейки. Потом он пошел на меня. Я увернулся. Тогда он опустился на пол и стал ползти, как чудовищно разросшийся краб. Обнаружив мертвую ящерицу, он с преувеличенным воодушевлением ребенка стал с ней играть. Он уселся на сваленный стол, и его глаза вращались в глазницах по разным орбитам. Затем он принялся есть ящерицу.

— МАДАМ КОТО! — закричал я на пределе ужаса.

Она бежала к нам, схватив новую метлу. Увидев беспорядок в баре и безумца, который ел ящерицу, подергиваясь и хихикая, она бросилась на него и стала бить его по голове, как корову или козла, обратным концом длинной метлы. Безумец не двигался. Он продолжал есть упорно и безмятежно. Мадам Кото вырвала ящерицу из его рук. Затем, покруче затягивая на талии свою повязку, она нацелилась большими руками на его шею.

С глазами навыкате он повернул голову в моем направлении. Белая пена проступала в уголках его рта. Затем, во внезапном приливе энергии, он отбросил от себя Мадам Кото, вскочил на ноги, как разбуженный зверь на задние лапы, и начал бросаться во все стороны. Он боролся и царапал воздух, испуская страшные крики. Затем он остановился, вытащил наружу гигантский член, и пописал во все стороны. Мадам Кото стукнула его по члену метлой. Он пописал и на нее. Она ринулась куда-то и вернулась с горящей головней. Она обожгла ему ногу, и он галопом пустился в танец, проскакал кругом, выскочил из бара и, хихикая, побежал в лес.

Мадам Кото посмотрела на свой разгромленный бар. Взглянула на горящую головню, а потом на меня.

— Что ты за ребенок такой? — спросила она.

Я стал поправлять скамейки.

— Может быть, ты и вправду приносишь одни несчастья, — сказала она. — С тех пор как ты здесь, мои старые посетители куда-то делись, а новых нет как нет.

— Я голоден, — ответил я.

— Привлекай клиентов, веди их сюда и только потом ты получишь еду, — сказала она, идя на задний двор.

Позже она вынесла наружу столы и скамейки и помыла их специальным мылом. Она подмела бар и вымыла посуду концентрированным обеззараживающим раствором. Когда солнце высушило столы и скамейки, она внесла их обратно и затем пошла мыться, что она обычно делала перед приемом вечерних посетителей.

Закончив мыться, она пришла в бар с горшком перечного супа и ямса.

Поставила его и сказала:

— Если ты такой голодный, возьми и доешь это.

Я поблагодарил ее, и она вернулась к себе. Я помыл ложку и уселся есть. Суп был очень острый, и я пил очень много воды. Ямс был мягкий и сладкий. В супе плавали куски мяса и потроха, и я почти все съел, пока не увидел, что один из кусков — голова петуха. Перец разгорелся в моем мозгу, и я был убежден, что голова петуха смотрит на меня своими глазами. Вошла Мадам Кото, неся в руках блестящий фетиш, натертый пальмовым маслом. Она подтащила скамейку к входной двери, влезла на нее и повесила фетиш на гвоздь прямо над дверью. Впервые я заметил, что у нее есть маленькая бородка.

— Мне не нравится голова петуха.

— Съешь ее. Это хорошо для твоих мозгов. Будешь умнее, а если съешь глаза, то станешь лучше видеть в темноте.

Я не стал есть. Она слезла, отнесла скамейку на прежнее место и встала передо мной.

— Ешь!

— Я больше не голоден.

Мадам Кото рассматривала меня. Ее кожа блестела от едкого масла. Она выглядела властно и завораживающе. Масло очень плохо пахло, и, я думаю, из-за этих масел духи и проявляли к ней такой интерес.

— Так ты не будешь ее есть?

Я знал, что она разозлится, и если я не съем голову петуха, никогда больше не даст мне еды; поэтому, с неохотой, ненавидя каждую секунду этого процесса, я съел ее. Сначала я раскусил саму голову. Сломал клюв, и проглотил красный гребешок. Я соскоблил только тонкую пленку с его короны.

— Что с глазами?

Я высосал глаза, пожевал их и выплюнул на пол.

— Подбери их!

Я подобрал глаза, вытер стол и пошел мыть тарелки. Когда я вернулся, она приготовила мне стакан лучшего пальмового вина. Я сел в углу, рядом с глиняным котлом, и начал мирно попивать.

— Вот что значит быть мужчиной, — сказала она.

Пальмовое вино быстро подействовало на меня, и мне стало трудно сидеть прямо. Я проснулся лишь тогда, когда в баре появились буйные посетители. От них пахло сырым мясом и кровью животных.

— Пальмового вина! — крикнул один из них.

Мухи роились вокруг новых посетителей. Мадам Кото принесла большую тыквину вина. Они выпили ее очень быстро, и вечерний жар усилил их запахи. Они еще больше разбушевались. Они яростно спорили между собой о политике. Мадам Кото попробовала их утихомирить, но они не обращали на нее внимания. Они спорили со страстной свирепостью на неудобоваримом языке, и чем яростнее они становились, тем сильнее от них пахло. Один из них вытащил нож. Двое других набросились на него. В суматохе они свалили стол и скамейки, разбили тыквину и стаканы и разоружили мужчину. Когда они отняли у него нож, один из них крикнул:

— Еще пальмового вина!

Мадам Кото вышла и вернулась с метлой. Они увидели ее свирепое лицо.

— Никакого вина! Заплатите сначала за то, что вы сломали.

Они заплатили без лишних слов и продолжили спор с той же яростью.

Я пошел к себе в угол и допил свой стакан. Мадам Кото налила мне еще. Ароматы ее богатого специями перечного супа доносились с заднего двора. Пришел вечер, а с вечером новые клиенты. Очень странные. Вошел человек, уже пьяный в стельку. Он ругался и оскорблял всех и вся.

— Посмотрите на эту жабу, — сказал он про меня. — Посмотрите на эту толстуху с бородой, — сказал он о Мадам Кото.

Потом он выбежал на улицу, вернулся и попросил тыкву пальмового вина. Когда его обслужили, он выпил все молча, время от времени приободряясь, чтобы кого-нибудь оскорбить. Он обозвал ящериц, мух, скамейку и потолок. Затем он снова затих и пил мирно.

Другой вошедший клиент был такой косоглазый, что от одного взгляда на него я сам начал чувствовать косоглазие.