Голодная дорога - Бен Окри

Ветер так и не вошел в бар, было очень душно и чувствовалось зловоние Мадам Кото. Я вышел прогуляться и когда вернулся, этот запах прошел. Я сидел в своем углу, пока Мадам Кото воевала со своими калабашами и тыквинами. Какие-то ее подруги пришли повидаться с ней по пути с рынка.

— А вот и муженек моей дочери, — сказала одна из них, пройдя мимо меня с подносом на голове.

На дворе они судачили о политике, о громилах в политике, о том, как начальники и бизнесмены сорят деньгами, устраивая праздники и вечеринки. Мадам Кото покормила их, они помолились за ее процветание и ушли. Их голоса, удаляясь по улице, звучали низко и сладко.

Спустился вечер, но бар все еще оставался пуст. Никто не пришел; я заснул и проснулся из-за ящерицы, которая упала со стены. Я встал и увидел мужчину, сидевшего за столиком. Один глаз у него был провален, и нижняя губа была неестественно толстой. Он говорил тяжелым медленным голосом, словно слова были слишком объемны, чтобы легко скатываться с его большой губы.

— Значит, так вы обслуживаете клиентов? — спросил он.

Я позвал Мадам Кото. Она пришла, и человек сказал:

— Не пришли ли еще мои друзья?

— Какие такие друзья?

— Мои друзья.

— Никто еще не подошел. Вы хотите пальмового вина?

— Я буду пить только, когда придут мои друзья. У них все деньги.

— Я могу обслужить вас, — сказала Мадам Кото, — а когда они придут, то они заплатят.

— Я лучше подожду, — настоял мужчина.

Мадам Кото ушла. Мужчина сел прямо. Затем он закрыл свой единственный хороший глаз, заплывший глаз был открыт. Вскоре мужчина заснул и начал храпеть.

Некоторое время я внимательно смотрел на него, пока не услышал, что в баре вдруг стало полно народа. Я огляделся, и не увидел никого, кроме мужчины. Но бар был заполнен пьяными голосами спорщиков, смехом, едкой бранью и неудержимым весельем сильно пьющих людей. Я пошел и сказал об этом Мадам Кото.

— Чушь! — ответила она, следуя за мной.

Но когда мы пришли, эти голоса уже материализовались.

— Полно народа, — ответила она, изучая меня.

Я был удивлен; но когда я присел, мое удивление перешло в изумление. Люди в баре были страннее, чем когда-либо мне доводилось видеть. Группа, рассевшаяся вокруг человека с заплывшим глазом, выглядела почти как он сам: заплывшие глаза и большие губы в кровоподтеках. Сначала я подумал, что все они боксеры. Затем я заметил, что у двоих из них только по одной руке, а у первого человека на руках по три пальца. На каждом из них он носил кольцо. Они говорили громко, но их голоса были непропорционально мощными по сравнению с движениями губ.

Напротив них сидели двое мужчин, одинаково одетые в агбада* из материи с отпечатанными рыбами. Оба они носили кепки и очень темные очки. Я был уверен, что они слепые, но они разговаривали и жестикулировали так, будто имели перед глазами нормальную картину. Мужчина за другим столиком сидел в одиночестве. У него на руке не было больших пальцев, и его голова, удивительно искривленная, как клубень ямса, была совершенно лысой. Он носил наручные часы, которые громко тикали, и когда он зевнул, я увидел, что у него нет зубов, несмотря на то, что выглядел он очень молодо.

* Агбада — нарядная мужская одежда.

Неподалеку от него сидела женщина, чья кожа была скорее цвета индиго, чем темно-коричневой. Женщина обнажила плечи, не улыбалась и не разговаривала.

Мадам Кото пришла обслужить этих людей.

— Вот мои друзья, — сказал человек с заплывшим глазом.

— Откуда вы родом? — спросила Мадам Кото.

— Отсюда. Из этой страны, из этого города. Здесь мы живем, здесь мы умрем.

Как только он закончил говорить, в бар вошли два альбиноса. Они были в веснушках, с зелеными глазами, и довольно красивые. Их глаза то открывались, то закрывались, словно они не выносили света. Когда они вошли, компания поприветствовала их. Они улыбнулись и заняли места напротив беззубого молодого человека.

— Что вы хотите заказать? — спросила Мадам Кото.

— Пальмовое вино, естественно, и ваш знаменитый перечный суп, — сказал первый человек.

Мадам Кото ушла, чтобы принести вино и суп. В ее отсутствие зашли очень высокие мужчина и женщина. У них были очень длинные ноги, довольно короткое тело, маленькие головы и такие крошечные глаза, что я смог различить их светящиеся точечки, только когда они близко подошли ко мне. Они какое-то время стояли прямо надо мной, и затем, как комические актеры, склонились ко мне, держа прямо свои ноги, и сказали голосами, которые могут быть только у детей:

— Пожалуйста, мы хотим немного перечного супа.

Я побежал и рассказал о них Мадам Кото.

— Оставь меня, я приду!

Я вернулся. Высокая пара сидела за моим столиком. Они сидели прямо и их ноги неуклюже устроились под столом, и я заметил, что у них самые длинные шеи, какие мне только доводилось видеть у людей.

— Вы политики? — спросил я.

— Что? — спросил мужчина детским голоском.

— Политики.

— А что это такое?

— Вы не политики, — сказал я, закрывая тему разговора.

Они продолжали смотреть на меня, и я увидел, что лица у них очень смущенные. Я пытался сидеть рядом, не замечая их, но женщина вынула перо из своей юбки и протянула мне.

— Нет, спасибо, — ответил я.

Она улыбнулась и засунула перо обратно. Мадам Кото появилась с тыквинами пальмового вина, и голоса причудливо взвились в общем ликовании. Я взял у нее стаканы и чашки и раздал их. Когда я поднес чашки людям в темных очках, один из них схватил меня за руку и спросил, как меня зовут.

— Зачем вам?

— Ты нам нравишься. Мы хотим взять тебя с собой.

— Куда?

— Куда угодно.

— Нет.

— Да.

Я попытался вырвать руку, но хватка была очень сильная и костистые пальцы вдавились в мою плоть.

— Нет.

— Да.

Я снова потянул руку, она посинела и стала кровоточить. Я закричал, но голоса в баре были такие громкие, что они полностью перекрыли мой крик. Я нанес удар ногой, промахнулся и поранил большой палец о ножку стола. Затем я вцепился ему в лицо и сорвал его очки. Оба его глаза были совершенно белые. Должно быть, они были сделаны из молока. Они были белые, чистые и неподвижные, как будто они, не сформировавшись, застряли в пустых глазницах.

Я открыл рот, чтобы закричать, но мужчина засмеялся так громко и его рот был такой черный, что я застыл, не издав ни звука. Я не мог двинуться. Я почувствовал себя прикованным, как будто заживо ощутил трупное окоченение. Затем острая боль прошла у меня по спине и закончилась в голове, и я проснулся, обнаружив себя в своем обычном углу, напротив высокой пары с маленькими глазками, смотревшими на меня. Все остальные пили. У всех посетителей на столах стояли дымящиеся котелки с перечным супом. Посетители медленно пили и разговаривали странными голосами.

Двое мужчин-альбиносов продолжали ерзать на месте и резко дергаться, казалось, им мешают их тела. Альбиносы молчали. Молчал и беззубый человек. Все смотрели на меня. В бар зашли другие посетители: человек с головой, как у верблюда, женщина с ужасно деформированными бедрами, человек с белыми волосами и карлик. Женщина несла на спине большой мешок, который она отдала альбиносу. Альбинос развязал мешок, встряхнул его, так что поднялись облака пыли. Они упорно на меня смотрели и потом спрятали мешок под стол.

Четыре человека, которые только что пришли, искали места, чтобы сесть, и сгрудились возле моего столика. Мне пришлось уступить им стол. Я взял маленький табурет, сел рядом с глиняным котлом и стал наблюдать за переполненным баром.

Мадам Кото в своем ожерелье из белых бус излучала силу. Вечер густел, и она становилась все более темной и величественной, в то время как клиенты начали распоясываться. Ничто ее не задевало, даже то, что мужчины начали к ней приставать. Первый человек с большим глазом, который все распухал, пока он пил, как будто этот глаз был желудком, сказал ей:

— Мадам, идите сюда и сядьте мне на колени.

— Давайте посмотрим, сможете ли вы удержать стакан вина, прежде чем вы удержите меня, — ответила она с достоинством.

— Эта мадам слишком гордая, — сказал другой из этой компании.

— Гордая и сильная, — ответила она.

— Присядьте ко мне, давайте поговорим о женитьбе, — сказал человек с головой, похожей на клубень ямса.

— Женись на себе.

— Так вы думаете, что я недостаточно мужчина? — спросил первый человек, протягивая к стакану вина свои три пальца.

— Нет, — ответила она.

Бар загрохотал от странного иронического смеха. Мужчина в темных очках смеялся больше всех и барабанил по столу.

— Наверное, этот мальчик — ее муж, — сказал другой мужчина, отставляя свой стакан и потирая его.

Его белые глаза не двигались. Они были похожи на птичьи, и я не мог сказать, на что они смотрят.

— Это мой сын, — сказала она.