Человек с Железным оленем - Александр Харитановский

– Положите эту штуку. Лучше подумаем, как вам через завал переправиться.

– Тоже завал! – успокоилась девушка и, спрыгнув с саней, обошла упавшее дерево. Заметив ободранный велосипед, уже дружелюбно сказала: Сам-то хорош, воткнулся, поди, в комель, – и принялась распрягать лошадь.

– Вам помочь?

– Ишь, как на танцах: спрашивает.

Наломав хвои, сделали помост. Глеб взял за оглобли кошеву и перетолкнул ее через ствол.

– Здоровый, – похвалила девушка. – А ты все-таки кто такой?.. Едешь с Камчатки через весь СССР?! Ой, интересно! Давай к нам… Комсомольцев соберу. Клуб у нас новый, в церкви открыли.

– Поехали. Только я на велосипеде: теплей, – согласился изрядно продрогший путешественник.

– Как хочешь. Опять хлопнешься. Ха-ха-ха!

Паря по сено поехал,Паря за угол задел.Переметник оборвался –Паря с возу полетел, –

озорно затянула сибирячка.

Полтора месяца занял у Травина путь от Байкала до сказочного сибирского богатыря «брата полярных морей» Енисея. Преодолены последние километры снежных наметов, и за вечнозелеными соснами и кедрами над замерзшей рекой изогнулся ажурными фермами красавец железнодорожный мост. Там, где он заканчивал свой полет, на высоком яру, разметался по взгорьям и овражкам большой беспорядочный город Красноярск!

Медленно проезжая по улицам, Травин дивился встречавшимся на каждом шагу контрастам. Рядом с тяжелым белокаменным собором приютился за кованой оградой терем-теремок, изукрашенный от завалинки до конька причудливым деревянным кружевом. Кажется, этот терем только что сошел с самоцветного полотна Васнецова. Слева от него высится безвкусный трехэтажный «доходный» дом, сляпанный в купеческом стиле. А вот целый квартал роскошных особняков, принадлежавших до революции лесопромышленникам, хлеботорговцам, владельцам золотых приисков и скупщикам пушнины. И все это окружено приземистыми домишками, подслеповатые оконца которых ревниво прикрыты от чужого взгляда толстыми ставнями.

Но уже расправлял плечи другой Красноярск – центр огромного Приенисейского края; от Тувы на юге до островов Северной Земли протянулся он. Шагал к той умной жизни, которая, по пророческим словам Чехова, должна озарить берега Енисея…

Кончилась Восточная Сибирь. Дальше до самого Урала – великая Западно-Сибирская низменность.

Принимали Глеба хорошо. Иногда он даже успевал выступить с рассказом про Камчатку, про свое путешествие. Не обходилось и без курьезов. Такой случай произошел вблизи городка Боготола.

Поздно вечером в снегопад Глеб набрел на сторожку путейского обходчика. Хозяин глядел подозрительно на лохматого гостя, одетого в странный костюм, и неохотно согласился принять на ночь.

Утром, когда уселись за пельмени, он хмуро заметил:

– Всю ночь из-за тебя не спал.

– Почему? – удивился Глеб.

– Разбойник, думал. Вон и топор уж приготовил. Хорошо, что ты ни разу не поднялся.

Глеб рассмеялся.

– Я же документы показал.

– Документы документами, а что на уме, неизвестно…

Теперь Глеб двигался навстречу весне. В начале апреля подъехал к Новосибирску. Первое, что увидел, издали, – цилиндрическая бетонная обойма нового элеватора. Обь в ноздреватом льду, забереги как реки. Сибирский молодой гигант еще не осмеливался перешагнуть через реку, туда, где в наше время раскинулся промышленный район Кривощеково.

Отсюда крутой поворот на юг, в степи.

С момента выезда из Владивостока прошло полгода. Все это время велосипедист пробивался через распутицу, метели… Неуклонно выдерживал жесточайший режим: с рассветом подъем, минуты на то, чтобы привести себя в порядок, умыться до пояса водой или обтереться снегом, смотря по условиям ночевки. Завтрак, осмотр велосипеда, и в седло. Ни папиросы, ни чарки водки, никакой дополнительной одежды и, как всегда, собственная шевелюра в качестве головного убора. Закаленный организм не поддавался простуде.

Спортсмен был бодр и полон сил. Ну а как себя «чувствовал» его велосипед?..

Первый ремонт Глебу пришлось произвести в Хабаровске – заменить скаты с бессъемными камерами на обычные. Очень сложно было крепить их к американским дубовым ободам. Но ничего, применился. В Забайкалье в шестидесятиградусный мороз хрустнула педальная ось – поставил запасную. Реконструировал и крепление передней вилки, уж слишком громоздкое. Шатуны и педали держались, втулки тоже. Практичным и надежным оказался педальный тормоз, в то время новинка. С его помощью Травин легко спускался с любой горы. Не подводили также конуса и шариковые обоймы, подогнанные очень хорошо.

Велосипедист совершал переходы независимо от погоды. Остановки там, где застала ночь. Пища самая нетребовательная, в основном дичь, которую добывал охотой.

»…При встречах с населением проводил беседы о Камчатке, популяризировал советский спорт и велотуризм, – писал в кратком отчете Глеб Травин. – Во избежание пышных встреч и проводов в дальнейший путь на отдых останавливался поздно, а выезжал рано утром. Повсюду имел самый радушный прием. Никаких денежных расчетов за питание не учинял, всюду был на положении гостя. А там, где в этом была необходимость, выдавал расписки, которые по договоренности оплачивали местные органы Советской власти, но такие случаи единичны и отмечались».

В паспорте-регистраторе под печатью исполкома городка Ладейное Поле сделана чернилами пометка: «Выдана пара ботинок».

На юг, на юг…

За Иртышом, через который велосипедист переправился в Семипалатинске, раскинулись казахстанские степи. Покрытая еще кое-где плешинами снега равнина дышала весенней свежестью. Бинокль, пролежавший почти всю Сибирь в саквояже, здесь стал необходим. Но сколько ни гляди, кругом лишь степь да степь. Изредка на ней зачернеет войлочная юрта пастуха-казаха, проплывет россыпь овечьих отар или верблюжье стадо.

Старый Сергиопольский тракт на Алма-Ату, вблизи которого уже намечалась стальная трасса Турксиба, высох и пылил. С каждым днем все глубже в пески. Привычка, выработанная в сибирской части пути, утолять жажду два раза в сутки теперь пригодилась. Глеб легко переносил жару, и если уж встречался ручеек «сверх программы», то только купался в нем или умывался.

Досыта насладился водой, когда подошел к Балхашу, к его восточному берегу. Тихо, пустынно. За зарослями тростника водная гладь, а на ней ни паруса, ни лодки. Единственный признак жизни – юрта на холме. Там выстроилась семья степных кочевников – казахов и смотрела с любопытством на пришельца с машиной. Юрта – это уже праздничный отдых! В кибитке, покрытой со всех сторон кошмами, уютно. Уставшее тело блаженствует на мягких подушках, поданных хозяйкой.