Казино «Бон Шанс» - Василий Веденеев

— А если он окажется хитрее нас всех, вместе взятых?

— Маловероятно, — рассмеялся советник. — Кстати, его уже пригласили на похороны.

— Поторопились, — буркнул Кореец. — В любом случае мы устроим ему проверки и возьмем под жесткий негласный контроль. Это на твоей совести, Саша! Смотри, если промахнемся!

Снегирев сделал обиженное лицо и занялся телятиной в белом соусе. Помолчав, Пак тихо заметил:

— Ты сказал, что его знают доверенные люди? На моей родине есть хорошая мудрость: смотреть на портрет красавицы, трогать ее веер, примерять перчатки и читать письма — еще не значит знать ее…

«Довольно поэтичный образ, отражающий недостаточность объективной информации о какой-либо личности», — по-своему оценил сказанное Паком его советник. И тут же отметил: а Кореец-то, оказывается, не лишен этакого восточного романтизма! По крайней мере, в нем чувствуется его налет. При случае можно использовать эту черту. Однако он должен прекрасно понимать, что в нашем мире не только читают чужие письма, но и подслушивают телефонные разговоры, вскрывают корреспонденцию, подглядывают, а потом заставляют примерить не перчатки, а «деревянную телогреечку», как заставили Адвоката.

— Чей он был? — тоже занявшись телятиной, спросил Пак.

— Пока трудно сказать, — сразу поняв, что речь идет о покойном Юри и о том, на кого он мог работать помимо хозяев казино, ответил Снегирев. Хотя прекрасно знал, кому еще служил Ояр. Но надо ли все знать Леониду? Значительно удобнее знать больше хозяина и манипулировать информацией по собственному усмотрению.

— Узнаем, — уверенно заверил он Корейца. — Теперь, может быть, это даже проще сделать.

— Я думаю, не влез ли кто уже и от Чумы?

— И об этом позаботимся. Ты кушай: впереди еще столько хлопот. Наверняка, у милиционеров возникнет желание побеседовать и с нами, а это отрывает массу времени и не доставляет никакого удовольствия.

— Еще бы, — согласился Пак. — Ладно, выпьем за упокой Бориса и Ояра?

Он налил в пузатые хрустальные рюмочки водки из графинчика и они, не чокаясь, выпили…

— Надо все четко спланировать по времени, — промакнув губы салфеткой, заметил Снегирев. — Борис лежит в криминальном морге, а Ояр в обычном, больничном. Это в разных местах. Желательно подвезти их на кладбище с минимальным разрывом во времени.

— Хорошо, я предупрежу Генкина, — кивнул Леонид…

Глава 4

Два дня прошли, как в угарном дурмане — какие-то необязательные, пустые телефонные разговоры, ненужные встречи, никчемные дела, и все без души, без сердца. Единственное: Петр съездил к своим, рассказал о смерти Юри, естественно, умолчав об остальном. Да и то, жена хотя и приняла случившееся близко к сердцу, но больше из-за Петра, видя, как он переживает и даже осунулся. Однако в чем винить ее — она никогда не знала Ояра, даже не встречалась с ним, а лишь составила какое-то мнение об этом человеке по рассказам Петра, во многом окрашенным романтическими воспоминаниями юности.

А тут еще, проезжая на трамвае по Устьинскому мосту, — машину брать не хотелось и Меркулов предпочел городской транспорт, — он увидел, что снесли тот дом, в котором он жил в раннем детстве. Огромный, почти на квартал, многоэтажный, с толстенными стенами, он просто перестал существовать, и на месте его зияла проплешина пустыря. Стало как-то больно и грустно — все уходит…

Вспомнилось вдруг, как справляли праздник в детском саду и каждый должен был изображать какой-то плод. Маленькому Пете выпала роль сливы, и мама смастерила ему на веточке две сливы из старого чулка, раскрасив их, как умела: семья их жила небогато. У других ребятишек оказались красивые муляжи, и над «сливой» начали зло, по-детски, издеваться, а Петька, упрямо наклонив лобастую, стриженную «под ноль» голову, лез в драку до крови — за свое достоинство, за маму, за справедливость…

На похороны он поехал на машине: до Николо-Архангельского кладбища путь неближний — окраина города, за кольцевой дорогой. Влившись в бесконечный поток транспорта, Меркулов вновь вернулся к прежним мыслям, одолевавшим его последние дни.

Чего же мы, в конце концов, строим в нашей огромной стране, раскинувшейся от Тихого океана до Балтики? Если хорошенько призадуматься, то получается, что вырисовывается создание хамско-хлопающего ненасытного общества потребителей. И самое страшное — процесс его построения может закончиться тогда, когда уже нечего станет хапать! Воруют в стране все, куда ни глянь: слесарь украл железку и унес ее домой, доярка — молоко или масло. Власти разных уровней тоже воруют почем зря, но домой не несут, а стараются любыми правдами и неправдами вывезти украденное за границу. Кто же тогда, по большому счету, обворовывает страну?

Да, воровали в России всегда! Вспомнить, при Петре I — супер-вор Меншиков Александр Данилович, при матушке-Екатерине — Орловы, Потемкин, Зубовы да и многие другие. Но обожравшись в три горла, они не бежали за границу, не увозили капиталы, а оставляли все здесь и сами оставались. Никто, даже в кошмаре, не мог помыслить уехать из России: на родных просторах ставили дворцы, выписывали из-за морей архитекторов, живописцев и музыкантов. Получается, раньше не воровали на экспорт?!

Ну а теперь как остановить воровство, связанное с коррупцией? Как остановить хамское хапужничество в стране, где воруют все, почти поголовно: слесари, доярки, генералы, депутаты, министры, банкиры, предприниматели, чиновники? Наверное, остановить возможно лишь тем, чтобы поскорее все разворовали и все разделили. И тогда может случиться феномен! Нахапавшие больше остальных паханы решат навести порядок на свой манер. Они пошлют детей в Сорбонны, как и сейчас давно посылают, зятьям купят места в парламенте и создадут свой порядок! Но… он продержится лишь до тех пор, пока, почуяв сытный запах, не полезут из грязных подвалов новые голодные и злые крысы…

Не выходило из головы и предложение человека с набрякшими веками над темными глазами — Арвида. Как быстро, по-деловому, не тратя времени на ненужные сантименты, он попытался взять Меркулова за горло и зажать мертвой хваткой. Надо отдать должное человеку с фляжкой коньяка: кое-что ему удалось. По крайней мере, его предложения не так легко отринуть, да и зацепил он на крючок любопытства и тайны — что узнал Юри и куда пропала дискета? Чем не игры в клады и морских разбойников, словно в детстве? Только вот пистолеты тогда были деревянные и убивали понарошку, а не на самом деле, навеки отправляя в небытие. Кстати, без «вальтера» стало как-то неуютно, словно ходишь теперь нагишом. Ладно, чего загадывать: как, помнится, говаривала бабушка — загад не бывает богат! Поживем — увидим, если, конечно, поживем. А пожить еще хотелось…

На площадке у кладбищенских ворот работала целая биржа: тепло одетые старички-бодрячки наперебой предлагали свои услуги по присмотру за машиной. Решив не нарушать сложившуюся здесь традицию и не выделяться из числа других, Петр тоже отсчитал одному шмыгающему носом деду несколько купюр, и тот немедленно начал ходить дозором вокруг его жигуленка.

Как и следовало ожидать, снег, выпавший в ночь смерти Юри, растаял, оставив мокрую слякоть и размешанную колесами грязь, к которой примешивалась и жирная кладбищенская глина. Дул пронизывающий холодный ветер, но небо сияло чистой голубизной. То и дело на площадке парковались дорогие иномарки, из них выходили солидные люди разных возрастов, одетые строго, дорого и со вкусом. С ними приехали несколько дам в черных шалях и темных шляпках с вуалетками. Они зябко кутались в меха и пристукивали каблучками модных сапог. Не выдержав и пары минут на свежем воздухе, дамы вновь садились в лимузины погреться. Выделялись несколько крепких парней, одетых попроще и державшихся значительно скромнее. Наметанным взглядом Меркулов определил, что они вооружены. Скорее всего, это, как стало принято выражаться, секьюрити, а проще говоря — охранники шефов, решивших отдать последнюю дань уважения покойному.

Иномарки все прибывали, старички сбивались с ног, на помощь им пришли несколько парней, но машины солидных людей охраняли их шоферы. Однако и местной братии нашлось чем поживиться. Наблюдая эту картину, Петр недоумевал — неужели вся эта солидная публика приехала проститься с Ояром Юри?

— Кого-то важного хоронят? — спросил он у старичка, вызвавшегося приглядеть за жигуленком.

— Говорят, самого Малахова, — простуженно шмыгнув носом, шепотком сообщил тот. — Знаменитая личность: Адвокат! Слыхали? Болтают, бешеными деньгами ворочал, и даже сами генералы из московской милиции не гнушались ему ручку подать. Во как! Не брезговали, что законник.

«Надо понимать, вор в законе, — дошло до Меркулова. — Вот, значит, кого провожают в последний путь солидные дамы и господа».