Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет дистанции между посюсторонним и потусторонним. «В эмпирическом мы встречаемся с тем же абсолютным, только в другой форме, а следовательно, „сансара“ и „нирвана“, в сущности, одно и то же. Идея о тождестве бытия и нирваны, или эмпирического и абсолютного, истинно-сущего, является центральной идеей позднейших сект буддизма» (14, 251).
Можно, видимо, сказать: белое или черное – европейская модель; белое станет черным и наоборот – китайская модель; белое и есть черное – индийская модель.
Китайская структура допускает возможность движения в пределах круга (внутри системы). Китайцы находят возможность оптимального варианта в самом круговороте, поэтому питают интерес к эмпирическому миру как таковому [142] , не преследуя цели непременно выйти за пределы круга. Совершенный порядок возможен в феноменальном мире, об этом свидетельствует 11-я гексаграмма И цзина Тай – «Расцвет»: сверху три прерванных черты (инь), снизу три целых (ян). В этой ситуации инь-ян находятся в позиции максимального притяжения. Когда исполнительные силы (инь) не подавляют творческие (ян), а пребывают с ними в гармоническом единстве, взаимодействуют, – наступает всеобщий «расцвет». В возможность такого «расцвета» верил и Конфуций.
Буддизм не оставляет простора для движения, возникающего за счет чередования противоположностей внутри системы, что, тем не менее, не только соответствует его конечной цели – нирване – освобождению от причинной зависимости, от волнения дхарм, но делает его актуальным в наше время. [143]
Таким образом, и китайские учения, и буддизм ставят акцент на относительности, но для одних относительно все, потому что подвержено изменению, для других относительно все, потому что подвержено воздействию закона причинного возникновения, – само себе не принадлежит. В китайских учениях все как бы непосредственно связано с дао, дао же есть принцип спонтанного развития вещей. «Человек следует земле. Земля – небу, небо – дао, а дао — самому себе». [144]
Одни ставят акцент на причинной зависимости, не признавая иной возможности обрести свободу, как выйдя за пределы «колеса бытия», где все взаимозависимо, подвержено действию закона взаимного возникновения, другие ставят акцент на спонтанности, что позволяет каждой вещи быть самой собой в пределах круга.
Итак, налицо три модели развития: предельно динамичная (взрыв одной структуры за счет столкновения противоположностей и замена ее другой), умеренно динамичная (развитие происходит за счет перехода одной противоположности в другую в пределах одной и той же структуры, что, видимо, способствовало исключительной живучести китайской государственной системы, остававшейся неизменной в течение более двух тысяч лет) и нединамичная или малодинамичная (вернее, внутренне динамичная) индийская модель. Однако невозможно говорить о предпочтительности какого-то пути. Каждый из них имеет свои преимущества. Каждый естественен и органичен для тех народов, которые ему следовали в соответствии со своим ритмом и своими запросами. (Непонимание этого приводит к катастрофическим последствиям. Нарушения психологической природы не менее опасны, чем нарушения физической.) Существует закон мирового баланса: что-то всегда развивается за счет чего-то. Положим, динамизм европейского пути привел к расцвету науки и техники, но оборотной стороной этого процесса явилось раздвоенное «я», раздвоенное сознание, опредмеченный человек.
Вспыхнувший на Западе интерес к Востоку (можно сказать, Европа «болеет» Востоком) объясняется не столько открытием нового мира, новых методов, сколько тем, что в самой Европе спонтанно зреют процессы, которые сближают ее с Востоком: на смену характерной для поведения европейца «экстравертности» приходит «интровертность» – стяжение внутрь, к собственному центру в пределах личности и в пределах нации. [145]
Возможно, этот этап имеет свое историческое назначение: интравертность поможет самоопределиться, выявить дремлющее в человеческой памяти. Важно понять объективный характер этой тенденции, чтобы способствовать переходу от разъединения к объединению. Каждому народу, если брать в масштабах мировой культуры, есть чем поделиться, каждый развивал по преимуществу какую-то свою сторону знания. У Конфуция мы можем почерпнуть сведения о нравственной природе человека, о долге и соучастии, в буддизме – систему знаний о законах человеческой психики. Остается лишь научиться пользоваться тем, что на протяжении веков выработало человечество, не принимая то, что мешает выявлению человеческого в человеке, и сохраняя то, что действительно очеловечивает человека.
Литература
На русском языке
1. Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд., т. 20.
2. Алексеев В. М. Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту (837–908), Пб., 1916.
3. Антология мировой философии: в 4 т., т. 1, ч. 1, 2. М., 1969.
4. Аристотель. Метафизика, М., 1934.
5. Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая / Вст. статья, пер. и коммент. Л. Д. Позднеевой. М., 1967.
6. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.
7. Конрад Н. И. О встрече с Такахаси Тэммин в 1927 г. // Народы Азии и Африки, 1972, № 2.
8. Конрад Н. И. «Сунь-цзы». Трактат о военном искусстве. М.-Л., 1950.
9. Кроль Ю. Л. Сыма-Цянь – историк. М., 1970.
10. Литература Востока в средние века, ч. 1. М.: Изд-во МГУ, 1970 (разделы китайской литературы).
11. Литература древнего Востока. М.: Изд-во МГУ, 1962.
12. Мартынов А. С. Образ государства в официальных документах династии Сун (960-1279) // Общество и государство в Китае: Сб. Тезисы и доклады, вып. 1, 2. М., 1972.
13. Померанц Г. С. Реферат книги (на нем. яз.) Г. Абрамовского «Историческая концепция Макса Вебера. Всемирная история в отношении к западному процессу рационализма». Stuttgart, 1966.
14. Розенберг О. О. Проблемы буддийской философии. Пб., 1918.
15. Топоров В. Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева» // Труды по знаковым системам. Тарту, 1971, № 5.
16. Философская энциклопедия, т. 4. М., 1969 (раздел «Ничто»),
17. Щербатской Ф. И. Философское учение буддизма. Пб., 1919.
18. Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга Перемен». М., 1960.
19. Хин-шун Ян. Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. М., 1950.
На английском языке
21. Jung С. G. Psychology and Religion: West and East, London, 1958.
22. Matilal В. K. Epistemology, Logic and Grammar in Indian.
23. Philosophical Analysis. Monton. The Hague, Paris, 1971.
24. Needham J. Science and Civilization in China, vol. II, Cambridge, 1956.
25. Suzuki D. T. The Lankavatara Sutra, London, 1932.
26. Raja Rao. The Serpent and the Rope, London, 1960.
Даосская и буддийская модели мира
Предварительные заметки
Физическая, точнее, психофизическая картина мира структурирует сознание. Следовательно, имея представление о физической картине мира, мы лучше поймем особенности мышления, определявшие в какой-то мере образ жизни и исторические ритмы народов. С этой точки зрения интересно сравнение буддийской и даосской моделей мира. Несмотря на различие школ и направлений, есть общие признаки, которые позволяют говорить о буддизме или даосизме в целом как о системе взглядов. [146]
Сам Будда не допускал мысли о какой-либо систематизации. Согласно «Алмазной сутре», он пользовался словами, как плотом: переправившись на другой берег, плот отбрасывают. «Великосущий бод-хисаттва, Субхути, не должен держаться ни дхармы, ни не-дхармы. Поэтому Татхагата говорит изречение с намеком: „Те, кто знает, что рассуждение о дхармах подобно плоту, должны оставить дхармы и не-дхармы“» (Ваджрачхедика праджня-парамита, § 6).
Наряду со структурной близостью буддизма и даосизма, что сделало возможным распространение буддизма в Китае, между ними имеются и некие принципиальные различия.
Буддизм смог прижиться в Китае, стать органичным китайской культуре и потому, что совпадал с даосизмом, и потому, что отличался от него. Без этого совпадения (в чем-то сущностном) он не смог бы прижиться, стать фактом сознания, а если бы не отличался (в чем-то сущностном и функциональном), не дополнял бы даосизм, тоже не прижился бы – за ненадобностью. Именно такое соотношение с даосизмом и сделало буддизм явлением китайской культуры.
В статье «Махаяна и китайские учения» я предлагаю три условные модели: «Белое или черное – европейская модель; белое станет черным – китайская модель; белое и есть черное – индийская модель… Налицо три модели развития: предельно динамичная (взрыв одной структуры за счет столкновения противоположностей и замена ее другой), умеренно динамичная (развитие происходит за счет перехода одной противоположности в другую) и нединамичная или малодинамичная (вернее, внутренне динамичная) индийская модель. Однако совершенно невозможно говорить о предпочтительности какого-то пути» (1, с. 108, 110). На сей раз, сравнивая две модели, даосскую и буддийскую – в каком-то смысле китайскую и индийскую, я хотела бы уточнить эти идеи. Передо мной стоит задача – рассмотреть упомянутые модели в чистом виде, выявить архетипические черты, которые послужили неким прообразом традиционного мышления. При этом я буду опираться на И цзин («Сицычжуань»), «Дао дэ цзин», с одной стороны, и некоторые сутры Махаяны – с другой.