Гончаров и его подзащитная - Михаил Петров

— Вот тогда и надо было сдать его в психушку.

— Да, но цветы тот парень решил стащить отсюда. Нет, Дима Рябинин не шутит, он вообще лишен чувства юмора. Ты еще не видел его во всей красе. Он натуральный зверь. Я уверена, что мы заминированы по-настоящему.

— Тогда почему сам он гуляет здесь, как по Нескучному саду?

— Привык, наверное, в своей Чечне. Жрать хочется неимоверно. За все время, начиная с субботней ночи, я не съела ни единой крошки хлеба. Вчера начала жевать георгины.

— Вкусно?

— Ничего, кушать можно, только быстро приедаются. Курить хочется. Давай рискнем?

— Не надо, курить я вам дам, — остановил наше безрассудство Рябинин. — Я даже дам вам пожрать, а потом мы перейдем к деловой части. Сейчас я отключу питание взрывного устройства и развяжу вам руки, только не дергайтесь и помните, что вас я сделаю и голыми руками ровно за шесть секунд ноль одну минуту.

Судя по тому, как жадно Татьяна набросилась на хлеб и колбасу, можно было поверить, что она на досуге и в самом деле схрумкала пару элитных георгин. Я от еды отказался, уступив свою долю в пользу голодной. Просто сидел и отстраненно курил, обдумывая, как сподручней и с одного раза вырубить этого лося, потому что второй попытки у меня не будет. В трех метрах от меня он сидел на корточках, с ухмылкой наблюдая за Татьяной. Он веселился, глядя, как грязными руками она судорожно пропихивает колбасу в свое изголодавшееся чрево. Ко мне он сидел вполоборота, а между нами лежал невостребованный пока трезубец рыхлителя. Веса в нем не больше трехсот граммов, зато зубья были достаточно остры, и если мне удастся загнать их ему в плечо, то наверняка от болевого шока он на некоторое время скиснет и окажется в моих руках, а дальше все зависит только от меня самого. Эх, была не была! Мгновенно напружинившись, я прыгнул к трезубцу и уже на лету, отброшенный его ногой, изменил траекторию и головой врезался в Татьянину грудь. Ойкнув, она опрокинулась на спину, и я протаранил ее повторно уже лежащую. Потом была мгновенная резкая боль в шее и полная темнота забвения.

— Ну что, мужичок-попрыгунчик? Отпрыгался? — донеслось до меня сквозь туман. — Сам ведь говорил, злить меня нельзя. Скажи спасибо, что понадобился ты мне, а то бы давно летал в облаках. Чего молчишь или гордый сильно? Так я эту твою гордость мигом вышибу — два удара восемь дыр. Хочешь попробовать?

— Нет, не хочу, я все понял.

— Свежо предание, а будет так, как я скажу.

— Говори, — понимая, что своими силами мне с ним не справиться, согласился я, сползая со стонущей Татьяны.

— Слушайте оба. И ты, вошь лобковая, тоже слушай. Два раза я повторять не стану. Короче, дело к ночи. Брюхо у твоей сеструхи, наверное, уже заштопали, поэтому ты — как там тебя зовут?

— Константин Иванович, — с некоторым запозданием представился я.

— Вот-вот, Константин Иванович, поедешь сейчас в город и доложишь ей все как есть. И еще скажешь, что, если она хочет видеть свою близняшку живой, — пусть немедленно готовит бабки.

— Как же она их приготовит? Она ведь в больнице.

— Меня не колышет. Это ее проблемы.

— Но Дима, — вмешалась Татьяна, — ты ведь хотел квартиру…

— Теперь уже не хочу. Я заберу бабки и слиняю из вашего долбаного города навсегда. Здесь у меня, как и во всем свете, никого нет. Так что меня ничего не держит. А играть с вами в квартирные игры я перехотел. Не на того нарвались. Найдите себе лоха подурнее. Вы же сдадите меня при первом удобном случае.

— Дима, но у нас нет такой налички, — заскулила Татьяна, преданно глядя ему в глаза. — А чтобы продать какую-нибудь недвижимость, нужно время.

— Сегодня вторник. Даю вам срок до пятницы. В пятницу в шестнадцать ноль-ноль и ни секундой позже я скручу тебе шею — об этом ты можешь сообщить своей сеструхе письменно. То же самое ты, Константин Иванович, скажешь ей на словах. Слушайте дальше. Если Галине Григорьевне вдруг взбредет в голову сделать ловкий финт через ментовку, то можете быть спокойны: Танькины кишки она будет сматывать с телеграфных проводов. И это не шутки, терять мне нечего, свою черту я переступил.

— Еще не поздно вернуться, — с жаром предложила любовница. — Ты даже не сомневайся, все будет нормально, я никому ничего не скажу.

— Заткнись, вша, уж кого-кого, а тебя-то я знаю, и разговор на этом окончен. Здесь нас можете не искать, мы поменяем месторасположение. Галке я буду звонить сам и тебе тоже, если у тебя есть телефон.

— Есть, запиши. Но может быть, ты чересчур круто загибаешь, парень? Назад дороги не будет. Подумай, еще не поздно все переиграть.

— Поздно. Для меня поздно. В случае чего я вместе с ней взорву и себя. Эта сука все решила в ту субботнюю ночь, когда хотела меня подставить.

— Может быть, она тут ни при чем? Возможно, убийца пытался проникнуть в квартиру во второй раз? Или кто-то просто перепутал дверь и по ошибке начал пихать ключ?

— Мужик, не считай меня последним лопухом, таких совпадений не бывает.

— А если…

— Все! Я сказал — все! Утухли. Меня от этих разговоров начинает мутить. Мужик, я еще раз тебя предупреждаю: если замечу, что меня пасут, — жить этой паскуде останется ровно столько, сколько нужно, чтобы порвать электроцепь. Она у меня так и будет ходить с привязанной к заднице миной, а прерыватель — у меня в кармане. Один щелчок — и ни меня, ни ее нет на этом свете.

— Как же нам потом эту мину обезвредить?

— Про то поговорим особо, когда вы соберете бабки.

— А где гарантия, что, получив деньги, ты ее не взорвешь? Обычно вымогатели так и поступают. Зачем тебе лишняя свидетельница, да еще в лице жертвы?

— Руки об нее пачкать не хочется.

— Несерьезный аргумент.

— Других у меня нет. Иди, ключи и документы в машине.

В город я прибыл уже при свете фар и, не заезжая домой, проехал в больницу. Несмотря на мою настойчивость, на этот раз в палату Русовой меня не пустили, сославшись на внезапное ухудшение ее состояния. Понадеявшись на то, что сотовый телефон до сих пор при ней, я позвонил по нему уже из дома. Однако, к великому моему сожалению, ответила медицинская сестра Валя. Заверив меня, что особых причин для беспокойства нет, она тем не менее наотрез отказалась тревожить только что уснувшую Галину, настоятельно рекомендуя позвонить завтра.

Переживая первую неудачу, я залез в бар и чуть-чуть выпил за ее здоровье. Затем, прочитав жене лекцию о вреде курения, я завалился на диван и попытался связать воедино все те сведения, что сегодня мне удалось узнать. Особенно меня волновал эпизод, произошедший с Рябининым в квартире Кнопкиной тетки.

Обо всем, что там произошло, я мог судить только с их слов, но предположим, что оба они говорили правду. Тогда получается очень интересный коверкот. Стоящая на стреме Татьяна сказала, что домушник пробыл там не больше трех минут, а за такое время да в потемках он не то что тайник — он бы собственный член не нашел. Значит, вентиляционная решетка — не его рук дело. Значит, в самом деле был кто-то другой, кто вроде визитной карточки оставил мне фрагмент своей отвертки. Выяснить бы, у кого находится рукоятка, и все было бы в ажуре. Тогда и до убийцы рукой подать.

Звонок в дверь прервал и перепутал мои глубокие умозаключения. Предоставив Милке самой разбираться с нежданным посетителем, я еще раз пожелал Кнопке счастья и скорейшего выздоровления.

— Костя, — испуганно просовываясь в дверь, прошипела жена, — к тебе пришел участковый. Что ты опять натворил? Пускать или нет?

— Запускай по одному, — великодушно разрешил я. — Только проверь, нет ли при нем оружия. Обшмонай его хорошенько, но только до пояса.

— Дурак! — последовало в ответ, и она втолкнула в кабинет испуганного и растерянного коротышку в капитанских погонах.

— Здорово, Федорович, — выходя навстречу, улыбнулся я, — чего ты такой взъерошенный? Что-то случилось? Или кто-то тебя обидел?

— Нет, все нормально, — справляясь со смущением, ответил он. — Там в прихожей Серега стоит, сыскарь.

— Почему не заходит?

— Э-э-э… Людмила Алексеевна не пускает. Оказывается, она его знает.

— Ну-ну, — усмехнулся я и прикрикнул: — Милка, перестань издеваться над человеком, немедленно проводи его ко мне. Люди по делу пришли, а тебе все игрушки.

Сергей Лапшин и в самом деле был похож на лапшу. На длинную и белую лапшину. Двухметровый альбинос с уныло опущенными губами никак не походил на сегодняшнюю крутую, качковую милицию с наглыми, тяжелыми взглядами хозяев «порядка». И каким только макаром он затесался в их ряды? Мне он был симпатичен заочно. Далеко не каждый нынче откажется от взятки.

— Мы чего пришли-то, Иваныч, — как-то по-деревенски начал участковый, — Сергей Александрович попросил вас свести. Ну, по тому самому делу. По пенсионерам.

— Понятно, а что — есть какие-то новости?

— В том-то и дело, что нет, — неожиданно густым басом ответил за него следователь. — А мне капитан говорит, что вас это дело лично интересует, вот я и подумал — может, мыслишку какую подкинете.