Люби меня - Елена Тодорова

В некоторые особенно напряженные моменты я не сдерживаюсь и все же визжу.

Да, такая езда по ночному городу – это очень-очень страшно. Но вместе с тем… В какой-то миг осознаю, что ловлю от этой безумной поездки кайф. Это жутко пугает и чертовски захватывает. Впрочем, как и все остальное в Александре Георгиеве.

– Ты проскочил мой поворот, – рискую пропищать, потому как есть то, что для меня в данный момент однозначно неприемлемо. – Я не поеду к тебе на квартиру.

Саша не реагирует. Не смотрит на меня. Оно и понятно, сосредоточен на дороге. Я не хочу его отвлекать. Только вот страшно это, что он в угаре своих чувств даже не слышит меня.

– Саш… – мой голос дико дрожит. Сглатываю, перевожу дыхание и пытаюсь его выровнять, прежде чем донести следующее: – Поверни, пожалуйста, назад. Я к тебе на квартиру не поеду. Не буду с тобой спать. Мы так не договаривались. Я не соглашалась… Не согласна.

– Я понял, – толкает Георгиев резковато, не отрывая взгляда от лобового стекла. Трудно сказать, что он прямо-таки зол. Однако и других эмоций я не различаю. Пока он не просит, снижая голос: – Просто покатайся со мной.

Наверное, я очень наивная. Но в этой просьбе слышу конкретную потребность: «Побудь со мной». Скорее всего, выдумываю и зря калечу себе душу. Только отклик свой загасить не могу. Сердце не хочет слушать доводы рассудка. Оно трепещет, заходится от радости. Не позволяет мне отказать Саше.

Тело разбивает дрожь. Но сейчас она чувственная, горячая и… возбуждающая. Машина летит, и мы с ней парим, даже если придется разбиться, не доехав до финиша.

– Хорошо. Я побуду с тобой.

Он бросает на меня взгляд. Сначала короткий, словно выстрел. Ослепляющий, стремительный и пронзительный. Потом второй – темнее, глубже и дольше. Третий – настойчивее, неистовее, безумнее… И так по нарастающей. До невообразимых высот.

С которых мне очень скоро предстоит упасть. Все ведь сегодня закончится.

Мельком замечаю, что мы выехали за город. Движение на дороге становится свободнее. Но напряжение в салоне продолжает расти.

Взгляды, которые Саша направляет на меня, учащаются и затягиваются.

Он не хочет меня отпускать. Я тоже не хочу расставаться.

Но…

Боже… Он меня погубит. Точно.

Мой организм уже работает с ошеломляющим надрывом. Я вся раскалена, наполнена каким-то звенящим электричеством. Пульс до головокружения распирает виски. Сердце грохочет так, что кажется, вот-вот само по себе разлетится в клочья.

Надо что-то сказать. Но я не могу ни слова вымолвить. Георгиев тоже молчит. Вижу и чувствую, как разгоняются все его жизненные показатели. В глазах не просто животный голод горит, а настоящее сумасшествие.

В этих его эмоциях я окончательно теряюсь. Не понимаю, что внутри него творится, и что грядет, пока… Торможение машины происходит для меня внезапно. Не успевает стихнуть мотор, Георгиев бросается ко мне через консоль. Захватывая руками в кольцо, с неясным мне посылом притискивает до хруста в костях.

Если подобным образом выражает свою потребность во мне, но стремается выдать что-то нормальное на словах, то я подыгрывать этой гордыне не собираюсь, как бы отчаянно не заходилось в том же диком стремлении близости мое сердце.

Вскрикиваю, чтобы дезориентировать. Решительно отталкиваю и выпрыгиваю из машины. Георгиев удивляет тем, что выскакивает следом. Я была готова к тому, что уедет, оставив на этом чертовом пляже. Однако он догоняет и с той же горючей одержимостью вновь прижимает к себе. Я с рычащим усилием отпихиваю. Отшатываясь, едва не заваливаюсь назад. Саша, очевидно, на автомате ловит за руки, чтобы удержать.

Мы сталкиваемся взглядами.

Не знаю, что выдаю глазами я, но в его вижу неверие, злость, растерянность и ту самую жажду, что заставляет действовать так грубо.

Мое сердце беснуется где-то в горле. Интересно, ускорилось ли хоть немножко его?

– Саша…

Снова дергает и прижимает. Я снова отталкиваю. И так много раз, пока наше дыхание не становится надсадным.

– Значит, нет? – хрипит мне в висок после очередного сражения.

– Нет!

И Саша тотчас утрачивает ко мне интерес. Я понимаю, что так резко подобное не происходит. Но когда он убирает от меня руки и отступает, выражение его лица похоже на те непроницаемые маски, которые выдерживали при нашем уходе его родители.

Я в то же мгновение жалею о том, что оттолкнула его. Но не бросаться ведь самой обратно.

Слезы слепят глаза, когда я эмоционально высекаю:

– Я думала, что ты – мой герой… А ты – антигерой!

Георгиев, конечно же, не удостаивает меня ответом. Он не реагирует никак! Лишь челюсти сильнее сжимает и, дернув подбородком, отворачивается.

– Садись в тачку, – выговаривает совершенно ровным тоном по пути к машине. – Отвезу тебя домой.

Я подчиняюсь, просто потому что в тот момент иного выхода не вижу. Всю обратную дорогу надеюсь хотя бы мимолетный взгляд поймать. Но он не смотрит. Держится так, словно и нет меня с ним!