Меченая - Клод Сеньоль

Вдруг Люка сжимает руку Жанны. Сжимает до хруста в кости. Из его горла вырывается хрип ужаса. Он отступает, с трудом расталкивая плотный тростник с эластичным, но острым как нож листом. На каждый шаг вода и ил отзываются яростным хлюпаньем. Бесформенные губы гнилой земли стонут от разочарования. Люка наконец удается высвободиться из вязких щупалец, пытающихся удержать его. Он ступает на твердую землю и бежит прочь. Бежит изо всех сил. И вопит от ужаса. Сумерки звенят, как гигантский бронзовый колокол.

Жанна не двинулась с места. Ее ноги все глубже увязают в иле. Вонючая вода доходит уже до колен. Юбка плывет вокруг нее увядшим лепестком. Девушка не последовала за Люка. Она просто заворожена. Глаза Жанны прикованы к зрелищу, и если ее оторвать от этого созерцания, ей будет больно. Одной рукой она сжимает горло, второй зажала рот. Женщина продолжает стирать белье, не обращая внимания на происходящее вокруг. Она бьет и бьет по воде: «Плик… плок… плик… плок…» Рука прачки размеренно поднимается и опускается, словно не чувствуя усталости, но тело ее, укрытое на старый манер легкой тканью, кончается на уровне шеи. У нее нет головы.

Жанна, потеряв счет времени, недвижно застыла на месте и буквально умирает от страха. Вода уже поднялась до середины ее бедер, тело дрожит в непонятной лихорадке. Сколько раз Жанна уже слышала это: «Плик… плок…» Простыня все так же плывет по воде. И медленно подплывает к девушке. Но не тонет! Ее непорочная белизна разрывает тьму ночи. То белье, которое безголовая женщина отбивает вальком, по-прежнему собрано в ком, даже не развернуто. Похоже, прачка собирается унести его с собой в таком виде. Жанна чувствует, что силы покидают ее. Она закрывает глаза.

В ушах Меченой гудят и эхом отражаются знакомые призывы на фоне адской музыки. Вдруг Жанна слышит свое имя. Удары прекращаются. Она открывает глаза. Странная прачка исчезла. Взгляд Жанны падает на воду, туда, где должна была находиться простыня. Там ничего нет, а Жанна с каждым движением увязает все глубже. До нее доносятся голоса, потом она различает резкий голос Антуана и ворчливый — Граттбуа. В тростнике мелькают огни. Стебли валятся в разные стороны. К Жанне протягиваются руки и вырывают ее из гнилой земли, которая, казалось, уже окончательно завладела добычей.

IV

В тот столь неудачно начавшийся для Моарк'ха 1897 год снег, стаивая, пропитывал землю влагой добрых два месяца. Постепенно теплело. Ветры, разогретые солнцем, отгоняли мороз от снега, и тот лежал на полях отдельными пятнами. Однажды утром бретонец, проходя по земле Мальну, ощутил, что хрустящий панцирь исчез. Воздух наполнился жирным запахом земли. Крестьянин понял: морозы уже не вернутся, хотя внезапные заморозки еще возможны.

Пропитавшись влагой талого снега, земля вновь стала мягкой. Этого и ждал фермер. С помощью Антуана он приготовил новое ложе для весеннего зерна. Затем, прижав к себе тяжелый мешок с семенным зерном, вступил на поле — его правая рука принялась размеренно нырять в мешок и веером рассыпать зерна.

Тополиная роща на горизонте хватает заходящее солнце своими голыми ветвями и медленно пожирает его, как гигантский паук. Поздно вечером Моарк'х возвращается домой, уверенный, что на этот раз справился с мятежным полем. Подходя к дому, он слышит скрип колес и позвякивание колокольчика на дороге в Ланглуа. Укрытая брезентом телега, которую тянут две лошади, въезжает во двор, огибает поилку и останавливается у двери в кухню. Прибыл Тюрпен, мельник из Менетреоля, весь засыпанный мучной пылью, маленький и округлый, как его мешки.

— Оп-ля, — прикрикивает он, натягивая поводья и бросая кнут на сиденье.

Мельник с трудом слезает на землю. Моарк'х спешит к нему, останавливается и едва дотрагивается до толстой полураскрытой ладони приехавшего.

— Здравствуйте, папаша Тюрпен, — неласково произносит фермер, — мы вас уж и не ждали…

Мельник беззлобно усмехается. На каждой ферме он слышит один и тот же упрек, произнесенный в добром или дурном расположении духа. Раньше он управлялся с работой до срока и объезжал крестьян в срок, но теперь, когда возраст лег ему на плечи прожитыми годами, людям не стоит надеяться, что они получат свою муку в нужный момент. Из дома показывается Галиотт. Она, как и Тюрпен, уроженка Клермона, да и возраст у них один. Они дружески хлопают друг друга по спине.

— Все не худеешь, — произносит служанка, откинув голову, чтобы оценить размеры его брюха, — небось глотаешь муку ушами и носом, а не только ртом…

— А ты не толстеешь, девица, — в том же игривом тоне отвечает мельник, зажимая в кулаке кисть старухи, — честное слово, постишься во славу Господу нашему… Скоро превратишься в кол!

Галиотт выдергивает руку.

— Больно, — стонет она, — раньше ты был погалантнее и понежнее, да и гордости в тебе было поменьше, особенно когда мы вдвоем отправлялись пасти стадо на пастбище в Солдр… Ты даже не помнишь об этом…

— Еще бы не помнить! — Мельник сообщнически зажмуривается. — Проказница! Думаешь, такое забывается?..

Но Моарк'ху наплевать на то, чем когда-то занималась на пастбище эта парочка. Сейчас его интересуют лишь мешки с мукой. И он прерывает любезничанье, которым старики наслаждаются при каждой встрече.

— Сколько мешков привезли? — спрашивает фермер.

— Я постарался для тебя, — отвечает мельник, став сразу серьезным, — все, что ты привез- в начале осени, здесь в телеге… Вели парням откинуть брезент, и скоро все будет лежать у тебя в амбаре…

Бретонец веселеет.

— Отличная работа, Тюрпен, — кивает он, — но вы долго возились. Еще чуть-чуть, и у нас бы кончился хлеб…

— Все так говорят, но вы же знаете, я немолод, а работают у меня сплошные лентяи. Если бы мои два парня не женились и не уехали в другие места…

Он вздыхает.

Фермер пытается дать ему совет.

— Теряете время, пытаясь сделать все сами. Поставьте на работу молодого…

Мельник отмахивается.

— Никогда… А если я скажу тебе, что продолжаю ворочать эти треклятые мешки с зерном и мукой только ради возможности разъезжать по людям, вряд ли ты мне поверишь, настолько это выглядит глупо. Ты не из тех, кто способен понять… Знай, это для меня удовольствие, от которого я не могу отвыкнуть. Как порок…

— Ну конечно, — кивает бретонец, не желая раздражать мельника.

Потом зовет парней. И направляется на чердак.

Толкнув дверь столовой, Моарк'х замирает столбом при виде каменной головы, которую прислонили к стене и забыли.

— Боже мой! — восклицает он.