Большая восьмерка: цена вхождения - Анатолий Уткин

Как помочь союзу неортодоксальных и «проамериканских» сил в Москве? Американское руководство решило, что, прежде всего, следует использовать проявивший себя «комплекс неполноценности» советской стороны, который требовал постоянного самоутверждения. Американская дипломатия затвердила правило: делай вид, что воспринимаешь серьезно горбачевские предложения о денуклеаризации планеты, но всегда помни, что подобный фантазм для Америки неприемлем никоим образом. Как говорила замгоссекретаря Роз Риджуэй, «отказ от ядерного оружия означал бы потерю особого типа американского преобладания; и такой поворот событий потребовал бы колоссального военного строительства конвенционального типа»89. Отсюда вывод: делать сочувственный (и даже восхищенный!) вид, но никогда не воспринимать всерьез горбачевские призывы «очистить Землю от ядерного оружия до 2000 года».

Американцы прилюдно вежливо одобряли саму идею; но по существу они не принимали этого варианта толстовства всерьез. Никто в мире не смог бы убедить американскую сторону лишиться главного инструмента их глобального преобладания. Теоретик и практик переговоров Пол Нитце говорил определенно: «Сорок лет мира дало нам ядерное оружие, сможем ли мы уйти из этого гарантированного мира в нечто невообразимое?» Ему вторил американский посол в Москве Артур Хартман. «В Европе наши союзники опираются на американское ядерное оружие, которое позволяет противостоять советскому обычному оружию». Итак в лицо говорить Горбачеву о моральной притягательности безъядерного мира; а в реальной политике не забывать о том, что ядерное оружие являет собой основу американской мощи в мире.

Вопреки всем потокам горбачевских надежд, американская сторона вовсе не намеревалась участвовать в политике quid pro quo («ты мне, я тебе») ни на глобальном, ни на региональном уровне. Убедительный пример — Афганистан. Как ни умоляло горбачевское руководство хотя бы ослабить поток американских вооружений афганским «борцам за свободу», Вашингтон твердо стоял на позиции максимизации ущерба Советской Армии до, во время и после выхода Советской армии из этой страны.

Важной частью американской стратегии был выбор своих фаворитов, прямая (а чаще косвенная) их поддержка на всех постах в советской иерархии. Триада Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев была определена в Вашингтоне достаточно быстро. Но были попытки подключить к «прозападной» партии и других ответственных лиц. Так, американцы доподлинно знали, что посла Анатолия Добрынина вызвали в Москву 11 февраля 1986 г. для дискуссий именно по американской теме. Косвенные и прямые признаки говорили о том, что «внутренний голос» зовет Горбачева в Вашингтон; советский вождь жаждал показать себя на самой высокой сцене. Давать скороспелое приглашение американская сторона не намеревалась, не желая уменьшать притягательность приглашения. Шульц мог позволить себе поупрямиться, словно визит в США был ценностью сам по себе,

Горбачева теперь безумно влекут всякие миротворческие форумы. Например, тот, что был собран в Москве под претенциозным заглавием «За безъядерный мир, за выживание человечества». Горбачев лично открыл его в Кремле 16 февраля 1986 года в присутствии тысячи делегатов, прибывших со всех концов Земли. В этой речи он говорит подлинно адекватные происходящему слова: в Советском Союзе происходят подлинно революционные перемены, «имеющие огромное значение для нашего общества, для всего мира… Следует сконцентрироваться на конструктивных усилиях».

Страна еще не привыкла к такому сладкоголосию, и многих эта песнь о всем хорошем подкупила на многие годы. Но внимательные американские наблюдатели сразу же поставили диагноз. И укрепились в нем спустя эти критические годы: «Горбачев явным образом не сумел оценить значимость двух важнейших аспектов новой политической реформы: новое определение функций между республиками и центром Союза, и необходимость справиться с этническими и национальными пожеланиями и трениями»90.

Чернобыльский пролог

Запад видел во всей нервной энергии «перестройки» косметические лжемеры, прикрывающие отсутствие подлинного решения крупных задач.

Президент Рейган отправился в Индонезию, когда мир поразило сообщение о катастрофе на Чернобыльской атомной станции. Американцы предложили оказать гуманитарную и техническую помощь. Но благородный жест был немедленно омрачен неукротимым стремлением воспользоваться обнаруженной мягкостью Кремля. Американцы, как признает Джордж Шульц, «начали изменять баланс сил в Афганистане, Анголе, Камбодже и в Центральной Америке; Чернобыль обнажил недостатки советской системы. Хотя мир этого еще не видел, советская система уже готовилась к падению»91.

Американцам был нужен свой человек близ неуемного Генерального секретаря. 7 апреля 1986 г. государственный секретарь Шульц пригласил посла Добрынина к себе, в госдепартамент. Американцы узнали о назначении Добрынина на высокий пост главного внешнеполитического советника Горбачева. К тому же немалое число советологов в США полагало, что опытный Добрынин (23 года пробывший в качестве посла в Вашингтоне) «затмит» малоопытного Шеварднадзе в процессе руководства советской внешней политикой. Здесь не все было ясно. Госсекретарь Шульц не думал, что Добрынин легко превзойдет Шеварднадзе — ведь те с Горбачевым были давними друзьями. Личная беседа с Добрыниным должна была прояснить ситуацию.

Первый вопрос Шульца во время завтрака с Добрыниным: «Чего ждет Горбачев от поездки в Вашингтон? С американской точки зрения, двумя самыми крупными проблемами будут соглашение по стратегическому оружию и соглашение по ракетам средней дальности». — Добрынин-. «Горбачева волнует СОИ». Видимо, чувствуя, что интересует его американского собеседника более всего, Добрынин сказал: «Горбачев полностью контролирует ситуацию».

Про себя Шульц подумал: «Он контролирует теряющую свое влияние державу». После завтрака Шульц взял с собой Добрынина на восьмой этаж, где у него были собственные апартаменты. В яркий весенний день они смотрели на панораму Вашингтона. Добрынин попросил панорамный снимок центра Вашингтона — на память о покидаемом им городе. Шульц размышлял, следует ли послать Добрынину обещанный снимок — ведь это могло помочь тем, от кого всегда ожидали бомбардировки центра Вашингтона. При всей легкости их беседы Добрынин казался подавленным, а вовсе не довольным своим высоким московским назначением после четвертьвекового пребывания в Вашингтоне. 9 апреля 1986 г. с Добрыниным, уезжающим к Горбачеву в Москву, американцы прощались как со старейшиной дипломатического корпуса Вашингтона. Шульц подарил ему кресло с эмблемой государственного департамента.

После ухода Добрынина Шульц, Кампелман и Нитце, обсуждая переговорную стратегию американской стороны, решили сфокусировать внимание на вопросе о ракетах средней дальности, от которых зависел баланс сил в Европе. Первостепенная цель американской дипломатии — ослабить советские позиции в Европе. Им казалось, что Горбачев может отступить именно в этом пункте. «Если мы сможем заставить их принять наши требования, мы ослабим основу советского могущества. А если Советы откроются для верификации — мы откроем для себя весь Советский Союз»92. Это будет волнующее предприятие, но оно становится все более реальным в свете интереса советского лидера к сближению с Америкой. В Вашингтоне продолжалось долголетнее американское увлечение: на симпозиумах и конференциях пытались понять Горбачева как политика и как человека. Запомним слова госсекретаря Шульца: «Он собирается изменить коммунистическую систему. Нам нужно подталкивать Горбачева именно в этом направлении»93.

Идейную основу этой встречи составили, во-первых, письмо Горбачева американскому президенту от 15 января 1986 г. и, во-вторых, ответ Рейгана от 15 сентября 1986 г. Обычно вежливый президент Рейган в ответе Горбачеву вовсе не смотрится гостеприимным партнером. Да, его письмо было написано от руки (признак якобы душевной теплоты), но в нем содержатся весьма суровые требования. Во-первых, уничтожения всего класса вооружений среднего радиуса действия (между 1500 и 500 км); во-вторых, уничтожения РСРД по всему мировому периметру. Одно такое требование сорвало бы визит любого из кремлевских предшественников Горбачева. Но молодой и рьяный генсек неукротимо жаждал сцены, любые условия не казались ему непреодолимыми.

Наиболее агрессивно к отношениям с СССР подходили представители Пентагона. В их конфронтационном мировоззрении Советский Союз выглядел огромной и могучей страной, противостоящей Америке в планетарных масштабах. Для министра обороны Уайнбергера и его окружения советское руководство было страшным и неизменным врагом, не поддающимся никаким внутренним изменениям. Соответственно, министерство обороны США предпочло бы не тратить время зря. Оно хотело бы отставить затею с переговорами и перенести акцент на американское военное строительство. Девизом Пентагона было: «Укрепляй собственную мощь и не теряй время на переговоры».