Большая восьмерка: цена вхождения - Анатолий Уткин

Главная битва развернулась по поводу финального коммюнике. Американский переводчик слышал, как Горбачев сказал Корниенко, чтобы тот «не отступал от намеченных позиций». После обеда Джордж Шульц тоже позвонил Роз Риджуэй: «Ничего не меняйте в нашей позиции». Возвратившись в отель, Шульц приготовил американскую делегацию к ночным бдениям: документ о встрече должен быть готов вовремя. Нэнси Рейган приготовила на вилле «Соссюр» общий ужин. Главы делегаций были настроены благосклонно, что сказалось в обоих тостах. Кофе подали в библиотеку.

Читатель, обрати внимание на следующее. На этом этапе мы впервые видим как, в обмен на аплодисменты и прочие тривиальности, Горбачев начинает платить серьезными уступками. В час ночи Шульца разбудил трубный звук. Вначале он думал, что это трубят швейцарцы, но вскоре пришла Роз Риджуэй: «Вам это понравится. Вы именно этого хотели». Шульц широко заулыбался. «Мы возобновили работу в 6 часов утра и достигли удивительных результатов. В 7.30 утра я собрал в своем номере всю американскую делегацию, и мы с удовлетворением обсудили достигнутые в ночь на 21 ноября результаты».

Впервые мы ощущаем эту удовлетворенность. Роз Риджуэй, ответственная за коммюнике: «Нет ничего, с чем они были бы не согласны». К удивлению Рейгана, Горбачева уже не волновали некоторые спорные процессы, он не очень интересовался ими по своей сути. Скажем, политика США на Ближнем Востоке стала восприниматься как естественная. Советские руководители и дипломаты отныне спокойно воспринимали критику американцами линии поведения СССР в Афганистане. Горбачев «проглотил» угрозу американской стороны быть жестче в Никарагуа.

Первый за десятилетие саммит не разочаровал американцев. «К нашему приятному удивлению, — пишет Джек Мэтлок, — советские переговорщики в Женеве отставили свою традиционную позицию и согласились сделать заявление, что необходимо предотвратить «любую войну между нами, как ядерную, так и обычными средствами»72. Так, после десятилетних споров была создана взаимоприемлемая доктрина»71. При этом совершенно неоправданную уступку сделала именно советская сторона. Было оговорено 50-процентное сокращение стратегических вооружений; предусматривалось соглашение по ракетам среднего радиуса действия. В позитивном для США духе были рассмотрены и решены вопросы ядерного и химического нераспространения, меры по обеспечению доверия. Фраза, которая потом много раз повторялась: «Стороны согласны в том, что ядерная война не может привести к победе и не должна быть начата». Условлено было открыть консулаты в Киеве и Нью-Йорке. Приняты программы взаимообмена. Специально был выделен призыв к постоянному диалогу, регулярным встречам министров иностранных дел, дискуссии по региональным проблемам, одобрялись «расширение взаимного посещения стран и контакты граждан». Важно: Советский Союз в лице Горбачева впервые молчаливо согласился с тем, что внутренняя ситуация в СССР может быть предметом американо-советских обсуждений. «Они (Рейган и Горбачев) продемонстрировали согласие в важности разрешения гуманитарных проблем в духе сотрудничества». Почему не внутриамериканские проблемы? Не проблемы прав человека в мире вообще?

Кто дал с советской стороны сигнал? Корниенко был известен по прежним переговорам своей жесткостью. Да и сам характер уступок не мог быть санкционирован никем, кроме Горбачева. Почему тому понадобились значительные уступки? Что заставило его так радовать американскую делегацию? В ответ на традиционные американские обличения поведения СССР в Афганистане Горбачев ответил не стандартными обвинениями США в поддержке муджахеддинов, а выражением обеспокоенности по поводу того, как следовало бы решить афганскую проблему в целом, включая вывод советских войск. Это было новое и для американцев многообещающее. Советский лидер не стал их обличать за поставку «Стингеров» муджахеддинам типа Усамы бен Ладена, убивающих советских летчиков. Он скромно стал обсуждать пути советского отступления, не прося взамен хотя бы приостановки американского вооружения противостоящей стороны в Афганистане. Чудны дела твои, Господи.

Утром 21 ноября 1985 г. состоялась финальная церемония встречи на высшем уровне. Шульц поздравил Корниенко, и тот усмехнулся сардонически. «Да, мы дали вам все, что только можно»74. Позднее, на фоне почти всеобщих поздравлений, обратим внимание на очевидное недовольство главного военного консультанта советской делегации — маршала Ахромеева, высказанное перед депутатами Верховного Совета СССР. «Обещания, данные Соединенными Штатами в Женеве не искать военного превосходства над Советским Союзом, являются пустыми словами»75 . Маршал остается маршалом и за столом переговоров, обольстить боевого офицера труднее, чем любимца партийной фортуны.

Горбачев же, находясь в фокусе мировых средств массовой коммуникации, ликовал несказанно. Пятнадцать часов бесед с Рейганом ему понравились. Горбачеву, по-видимому, стал нравиться сам процесс благообразных встреч с западными джентльменами, завершаемыми пресс-конференциями, транслируемыми по всему миру. Он увидел приятных людей, встречами с которыми интересно «делать историю». Это было приятнее, чем решать «неразрешимые» проблемы внутреннего развития. Женева повлияла на представления политика, прежде варившегося в партийной политике и интригах. Горбачев постепенно понял, что американский ВПК не подстегивает Рейгана, что сам американский президент верит в действенность защиты из космоса. Значит, нужно договориться с ним лично.

Американцам же понравился и Горбачев, и его правая рука — Шеварднадзе. Выступая перед объединенной сессией Конгресса США, президент Рейган сказал: «Как когда-то пуритане с индейцами, мы начали этот диалог с русскими». Рейган увидел в Горбачеве не циничного Макиавелли современного коммунистического заговора. Он увидел взобравшегося на политическую верхушку своей страны руководителя, который ищет новую парадигму миропонимания76. Как оказалось, на него можно воздействовать, если завести провинциального политика в мир джентльменов. Ему там понравится больше, чем на сборищах, сопутствующих очередным пленумам. Рейган пришел к выводу, что на советского лидера можно влиять.

В результате одно искаженное мировоззрение сменило другое. В Женеве сложилась парадигма, практически нетронутой оставшаяся до 1991 г. Судите сами. Президент Рейган заявил Генеральному секретарю Горбачеву, что Советский Союз должен смириться с американской идеей Стратегической оборонной инициативы (SDI), сократить свои стратегические вооружения, уступить во всех региональных конфликтах, признать свою неправоту в области гражданских прав — и только тогда Соединенные Штаты, возможно, пойдут на нормализацию двусторонних отношений. (И в этом случае американская сторона не обещала предоставить даже такую малость, как статус наибольшего благоприятствования или допуск к американским кредитам.)

Если бы попытаться поменять стороны местами, то американцы — несомненно — были бы оскорблены односторонностью предлагаемых уступок. В отношении же СССР они неизменно придерживались своей жесткой линии. И, увы, это, в конечном счете сработало. Но будущего тогда не мог знать никто. По приезде из Женевы президент Рейган сказал, обращаясь к конгрессу: «Соединенные Штаты не могут позволить себе благодушия упиваться иллюзиями относительно природы СССР. Мы не можем представить себе изменения их идеологии и целей»77. О Горбачеве: «Я чувствую, что он понимает нас лучше».

Любопытной видится и новое определение природы компромисса, даваемое американской стороной, природы главного инструмента мировой дипломатии. Роберт Макфарлейн говорит 9 декабря 1985 г.: «Достигнутое в Женеве в прошлом месяце было бы просто невозможно без твердого основания нашей внешней политики в целом, созданного за последние пять лет. Новые возможности, возникают перед нами не потому, что президент изменил свою политику, а именно потому, что он ее не изменил… Советское руководство сделало вывод, которого у него не было еще год назад, что Запад не поддастся на угрозы. Таков урок Женевы»78.

5 декабря 1985 года в закрытом письме президенту Рейгану Горбачев предложил осуществлять инспекции на местах для проверки соблюдения двустороннего моратория. Американское руководство пока молчало. Оно не молчало по другому поводу — докладывая конгрессу о том, что 1986 год стал годом максимальных военных усилий Соединенных Штатов.

Новая дружественность

В то время, когда Горбачев, выполняя просьбу Вашингтона, сворачивал помощь всем, кто так или иначе противодействовал в этом мире американцам (или просто действовал без ясно выраженной на то воли Вашингтона), администрация Рейгана упорно искала места нанесения удара по Советскому Союзу — и в Европе, и в Азии.