Пора охоты на моржей - Владилен Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте! — сказал Иван Васильевич и зашел в ярангу.
— Ии, — ответил за всех старик. Он нисколько не обрадовался гостям.
Было дымно, поэтому старшина с Владиком присели на корточки.
— Мясо есть? — спросил Иван Васильевич.
— Не-еть, уйне-уйне, — замотал головой старик.
— Как же так? — удивился Иван Васильевич. — Вон же вялится свежее мясо. Нам немного надо, небольшой кусочек.
Но старик упорно мотал головой и твердил свое «уйне». Тогда Владик не сдержался и заговорил по-чукотски:
— Аны мыттакэчгыерыркын! Эпичгычеткэ! Мы мясо ищем! Не жадничай!
— Мээ! — удивился старик и резко выпрямился. Он пристально посмотрел на Владика, с не меньшим удивлением смотрел на него и Иван Васильевич.
Для старика это было неожиданно. Он спросил:
— Микигыт? Кто ты?
— Глебовэгым! Глебов я!
— Откуда ты? Где жил?
— В Увэлене вырос.
— Ка-а! Так ты сын того Амынгыкачкена — Однорукого? Да?
— Да, его сын.
— Ка-а-ко-мей! Смотрите, сын Однорукого, который у нас как-то ночевал. Ка-а-ко-мей! — И коротко бросил своим парням: — Сходите! — А старухе сказал: — Шкуры!
Ребята дружно вскочили, у входа еще раз посмотрели на Владика и побежали в тундру. Старуха вытащила откуда-то из-за полога новые оленьи шкуры и расстелила их.
— Садитесь! — предложил старик.
— Вот так чудо! — впервые улыбнулся Иван Васильевич и сел на шкуру.
Но старик не замечал старшину и продолжал расспрашивать Владика, поторапливая старушку с чаем.
— Я давно знал Однорукого. О нем много говорят в тундре. А года три назад, нет четыре, — старик загнул три пальца, потом четыре, — нет, еще войны не было, он зимой ночевал у нас, в Въэн — в Анадырь ехал. Тогда мы между Янракыннотом и Уреликами стояли. Плохо было, патроны кончились, муки, сахара, чаю у нас не было. Уезжая, Однорукий оставил мне патроны от своего винчестера, продукты, какие у него были, а потом из Уреликов прислал развозторг. Хороший твой отец, — хвалил старик. — Настоящий человек, понимает чукчей.
Владику стало неудобно, и он пытался переубедить старика:
— Нет, он такой же, как и все.
— Нет, он не такой, он понимает.
Пока пили чай, парни принесли на плечах целую тушу годовалого теленка и, расстелив снятую с него шкуру, положили у входа в ярангу на траву. Иван Васильевич достал двести рублей и протянул старику. Но тот не замечал и все говорил с Владиком.
— Деньги возьми, — перебил его Иван Васильевич.
— Кырым-кырым, нет-нет, пусть это подарок будет, — и оттолкнул руку старшины, категорически отказываясь от всякой платы.
— Тогда хоть в гости пригласи их к нам на катер, у нас найдется что-нибудь и покрепче чая, — предложил Иван Васильевич.
Старик принял приглашение и вместе с ребятами, прихватив тушу оленя, переправился к ним на катер.
— Ты, я вижу, как с родней встретился, — сказал старшина. — Занимайся пока с ними, поговори, а мы тут с Костей быстро сообразим что-нибудь.
Владик был благодарен старшине. Он действительно рад встрече, а старик оказался таким разговорчивым и общительным, что не умолкал и все расспрашивал и расспрашивал.
Он знал почти всех увэленцев, хотя ни разу не бывал в этом поселке. А о Рычыпе сказал, что он в Янранае нашел себе жену. Раньше его Гывагыргином звали, но он как-то зимой провалился с собаками в заливе Лаврентия, его нашли почти замерзшим. Вот тогда он и взял себе новое имя Рычып, потому что тот Гывагыргин погиб, его не стало. С тех пор он не охотился, потому что больным стал.
— Вот как! — удивился Владик. — А я и не знал. Он как отец мне.
— Ии-кун, да. Это хорошо. Только ты не называй его старое имя. Помни, что Гывагыргина нет.
Вскоре на столе в кубрике появился кусок отваренной свежей оленины, банки консервов и хлеб. Из своего тайника Иван Васильевич вытащил бутылку спирта и поставил на стол.
— Выпьем немного, — сказал он и налил в три кружки.
— Торыкы? А себе? — спросил старик.
— Нам нельзя, мы на катере, — перевел слова старшины Владик.
— Ии-кун, — понял старик и из двух кружек, предназначенных ребятам, слил спирт себе. Потом заглянул в кружку и отлил немного обратно в бутылку. Остальное разбавил водой и медленно выпил.
— Им тоже нельзя, — показал он пальцем на ребят, — молодые еще. А это я с собой возьму, потом со старушкой чуть-чуть выпьем. Нам это надолго хватит, — и затолкал бутылку во внутренний карман кухлянки.
— Можно еще дать, — предложил старшина. — Как-то надо же заплатить за мясо!
— Кырым, нет-нет, — зашумел старик. — Это подарок. Пусть Влятик будет таким же, как его отец.
Иван Васильевич взял мешок и положил туда пакет сахару, несколько пачек галет и пару банок варенья.
— Тогда и это пусть будет подарком от нас, — сказал он старику.
— Ии, это можно.
Целый день проговорил Владик с оленеводами и только к вечеру, когда старик сказал, что парням надо в стадо, свез их на берег.
— Приходи к нам на чай, — сказал на прощание старик. — А отцу скажи, что видел Рольтыгыргина.
На второй день вернулись пассажиры. Тронулись в путь.
В заливе Лаврентия катер задержали еще на неделю. Сгоняли его с грузом в Нунямо и Янранай, директор с друзьями съездил в выходной на пикник в глубь залива на Мамку, и только после этого «Двойка» пошла в Увэлен.
После встречи на Кукунских горячих ключах Иван Васильевич стал с уважением относиться к своему матросу: расспрашивал про чукчей, про Увэлен, где он еще ни разу не бывал. И откровенно признался, что впервые видит настоящих чукчей, хотя и прожил на Чукотке более десяти лет.
— И как это у тебя язык не сломается, — шутил Костя. — Я, кроме «етти» да «чайпауркин», ни слова сказать не могу, а у тебя все как по маслу идет, и даже не заикаешься.
— Маленьким был, вот и научился говорить, — словно оправдывался Владик.
Катер подходил к мысу Пээк. Высокий и зубчатый, он, как острый нож, вдавался в море. Правее его виднелся длинной полосой остров Имелин — по-русски Ратманова, за ним, еще дальше, белели вершины гор — это уже была чужая, не наша земля. Море тихое и приветливое. Катер плавно перебирается с волны на волну, буравит широким носом воду, спокойно и ровно пыхтит «Йокагама». У Владика на душе становилось радостно и тревожно: начинались знакомые с детства места. Вот сейчас за мысом Пээк покажется прилепившийся на крутом склоне эскимосский поселок Наукан. Сколько раз они в зимние каникулы приезжали на собаках всей школой и показывали свою самодеятельность. Владик тоже тогда занимался в кружке народных инструментов. Правда, играть на балалайке и гитаре он не научился, зато на пиле получалось неплохо. Приезжали к ним в Увэлен и науканские школьники и тоже показывали свою самодеятельность. В русских танцах увэленцы всегда держали первенство, никто не мог переплясать пятиклассника Аркашу Майтагина, но вот в чукотских и эскимосских науканцев обставить не могли. Особенно большой восторг вызывал танец «Чайка». Его исполняли толстенький Вася Тулюна и худенький Саша Таю. В шапках с козырьками, похожими на длинные желтые клювы, они действительно были как чайки. Вот они летят по-над берегом, смотрят сверху, что-то выискивают и вдруг резко падают в воду, выхватывают рыбешку и снова взмывают вверх. Там устраивают драку, пытаясь выхватить друг у друга добычу…
— И как это живут здесь чукчи? — вдруг спросил Владика Иван Васильевич и показал на поселок.
— Это Наукан, — ответил Владик, — и живут здесь не чукчи, а эскимосы. Ничего живут, охотятся в море, — и попросил старшину взять ближе к берегу. — Здесь до самого Увэлена нет подводных камней и у берега глубоко, — пояснил он.
На этот раз старшина последовал совету матроса и повел катер у самого берега. Вскоре Наукан, похожий на птичий базар, скрылся из виду, пошли крутые отвесные скалы, местами прорезанные ущельями и висячими долинами, с низвергавшимися с них небольшими водопадами.
— Вот и мыс Дежнева огибаем, — сказал старшина.
— Где мыс Дежнева? — удивился Владик.
— Да вот он!
— Так это Уйвэн.
— Но в лоции точно показано, что это мыс Дежнева.
Ни увэленцы, ни науканцы никогда не называли его русским именем, хотя все знали, что живут у мыса Дежнева.
Показался мыс Сенлюквин с двумя «братьями», стоявшими один за другим. Сюда Владик с ребятишками часто бегал зимой и забирался на скалу, чтобы посмотреть на кромку припая, где отцы его друзей промышляли нерпу.
— Сейчас Увэлен покажется, — сказал он старшине. — Увэленцы, наверно, уже видят катер, и кто-нибудь кричит со скалы Ёпын: «Катыр! Катыр!» — разговорился Владик. — Иван Васильевич, давайте в лагуну зайдем, там тихо и спокойно, отстоимся и отдохнем как следует. Здесь же море открытое, чуть подует северян — и нам надо бежать в Кенискун.