Нихт капитулирен! - Алек Сэй

Подошедшие следом танкисты атаковать Ториджа не решились — неизвестно было точно, сколько машин имеет противник, и не поставил ли минные поля. Немецкие Pz IIA и PSW 222 остались контролировать дорогу на Алгору, опасаясь контратаки республиканцев, а испанские Pz IA выдвинулись на юго-восточное направление от Ториджа, перекрывая путь на Брихуэга и Арчилла. У страха глаза велики — город обороняло всего десять Т-26 и два взвода милиции.

За вечер и ночь подтянулась артиллеристы, пехота и ремонтники. Последние до самого утра провозились с отладкой и ремонтом бронетехники.

Рассвет ознаменовался ураганным огнем гаубиц по Ториджа. Командир республиканцев благоразумно счел, что оставаться в этом аду не стоит, однако, не в полной мере представляя себе силы противника, вместо отступления скомандовал атаку. К несчастью для его подчиненных, франкисты предполагали и такой вариант развития, и встретили Т-26 нападением из засады, а ударившие в тыл Pz IA довершили разгром. Размен фигур в этой нешахматной партии получился из соотношения 10 к 8, из которых (восьми) одну единицу составил бронеавтомобиль и четыре — испанские танки.

В то время, когда дело при Ториджа подходило к своему логическому завершению, маршировавшие всю ночь легионеры вышли к мосту через Бадиэль. К их удивлению, он не только не был взорван — он не был даже заминирован, а в самом Торе дель Бурго, к тяжелому штурму которого они уже морально приготовились, не оказалось ни одного вражеского солдата. Командование обеих наступающих групп решило дать передохнуть своим солдатам (да и новый год, все ж таки), так что выступление в сторону Гуадалахары состоялось только утром первого января. К вечеру этого же дня произошло соединение наступающих в виду местечка Тарасена — последнего препятствия на пути к славной своими средневековыми храмами Гуадалахаре.

Тарасена — поселение некрупное, но расположилось для атакующих крайне неудачно. С запада от него нес свои воды Хенарес, а с востока подступал горный массив, тот самый, что не давал атаковать с юга Ториджа. Именно тут, в еще одном «бутылочном горлышке», республиканцы и создали эшелонированную линию обороны из шести батальонов пехоты, их полевых орудий и батареи 155-и миллиметровых гаубиц. Конечно, у наступающих был решающий перевес в тяжелой артиллерии (изрядно расстрелявшей боеприпасы в предыдущих боях), но защитники буквально зубами вцепились в эту землю, и все атаки первого и половину дня второго января оканчивались неудачей. Неудачей окончился и налет немецкой авиации — у республиканцев оказалось несколько истребителей «Рата», вынудивших бомбардировщики сбросить свой груз раньше времени и спасаться бегством. Лишь ближе к вечеру второго числа, когда с востока, от Киенафуэнтоса, подошел и переправился через Унгриа, противнику в тыл, батальон итальянской пехоты, республиканцев удалось потеснить и утвердить красно-желто-красный флаг на руинах Тарасены.

Третьего января начались бои за окраины Гуадалахары, где ее защитники попытались закрепиться. Потратив последние заряды гаубиц и потеряв несколько танков, к ночи их удалось оттеснить из северо-восточной и восточной частей города. Бои за город продолжались всю ночь и половину следующего дня, обе стороны понесли серьезные потери, однако уже к полудню судьба города была окончательно решена — немногие уцелевшие защитники были выбиты в его западную часть и прижаты к реке. Гуадалахара пала.

Республиканскому правительству теперь необходимо было отзывать для защиты столицы часть войск из Каталонии, где в это время шли основные бои — этой операцией Франко открыл себе дорогу на Мадрид. Открыл, в основном, руками союзников.

Москва, Кремль

05 января 1939 г. четыре часа дня

(время местное)

— Польская сторона желал бы проведения границы по Даугаве. — заметил Риббентроп. — Это вполне логичное требование, если учесть то обстоятельство, что они согласны передать Германии Мемель. Польше нужен нормальный выход к морю, а протяженность побережья Литвы, остающаяся после удовлетворения Польшей наших требований, будет не так велика. Скорее даже, совсем мала.

— Это совершенно неприемлемое предложение. — отрицательно покачал головой Литвинов. — Латвия, если мы правильно поняли суть ваших предложений, переходит в сферу интересов Советского Союза, а поляки требуют фактического разделения ее пополам. Мы настаиваем на том, что Рижский залив должен полностью и без каких либо оговорок считаться нашей зоной влияния.

Максим Максимович быстро глянул на Молотова, получил утвердительный кивок с его стороны, после чего продолжил.

— Конечно, мы можем удовлетворить притязания Польши, уступив им часть побережья на юге Латвии, но не в таком объеме. Кроме того, польская сторона должна понимать, что в случае конфликта с СССР форсирование Даугавы не станет такой уж большой проблемой для РККА.

— Германии хотелось бы избежать конфликтов в окрестностях ее восточных границ. — дипломатично заметил Йоахим фон Риббентроп.

— СССР также не желает конфликтов в районе своей западной границы. — парировал Максим Максимович.

В переводе с дипломатического языка этот диалог означал ни что иное как:

«— Мы не позволим вам напасть на Польшу.

— А мы — вам».

Переговоры между немецкой и советской делегациями продолжались уже пять часов.

— Товарищ Литвинов рассуждает умозрительно. — вмешался в беседу Молотов. — Совершенно понятно, что президент Мощицкий, руководствовался скорее военными, нежели политическими резонами. Однако Советское Правительство в моем лице заверяет вас, что никаких военных действий против Польши мы не планируем, и не намерены планировать в будущем. Да, у нас имеются некоторые территориальные претензии к Польше, однако они не настолько значительны, чтобы решать их военным путем.

— Миролюбие Советского Союза общеизвестно. — кивнул Риббентроп, припомнив, как русские надавали по шее японцам у озера Хасан.

— Господин министр должен понимать, что дипломатию Польши очень хорошо описывает пословица: «Аппетит приходит во время еды». - дождавшись пока Пауль Шмидт, личный переводчик Риббентропа, сможет передать этот его пассаж своему начальнику, Литвинов продолжил мысль. — Если сегодня, на предварительном согласовании позиций, мы удовлетворим их требования, то завтра поляки захотят получить и остров Сааремаа.

— Видимо, — улыбнулся фон дер Шуленбург, — господин Мощицикий знаком с другой русской пословицей: «Проси вдвое больше, получишь столько, сколько желал».

— И все же, хотелось бы, в первом приближении, уточнить, о каком именно участке побережья Латвии, передаваемом Польше, может идти речь? — продолжил гнуть свою линию Риббентроп.

Молотов взял карандаш, подошел к висящей на стене карте Европы, и аккуратно отчеркнул прибрежный кусок латвийского побережья, проведя будущую границу по реке Вента.

— Примерно вот так. — произнес он. — В первом приближении.

Риббентроп задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.

— Президент Мощицкий не уполномочивал меня вести переговоры от его лица, но, полагаю, немецкая дипломатия сможет убедить его удовольствоваться этим предложением.

— Ну вот и славно. — ответил Молотов. — Господа, предлагаю сегодня сделать перерыв, а завтра подробнее обсудить вопросы с Буковиной, Финляндией и черноморскими проливами.

Берлин, Вильгельмштрассе, 77

06 января 1939 г., четверть двенадцатого утра

— Ты что, совсем не отдыхал, Йозеф? — Гитлер смотрел на осунувшееся лицо своего «министра правды». — Или отпраздновал Рождество и Новый Год с особым размахом?

— Какое там, отпраздновал. — Йозеф Пауль устало махнул рукой. — С этой «программой культурно-исторического рывка» даже выспаться удавалось раз в две недели. Однако, — тут Геббельс довольно улыбнулся, — все готово.

— Знаю я, почему ты не высыпался. — добродушно усмехнулся Фюрер. — Небось опять лично отбирал актрис на главные женские роли. И не оправдывайся, лучше по делу давай.

— По делу, так по делу. Хотя я, между прочим, примерный семьянин и отец.

— Ну-ну. — усмехнулся Гитлер. — Ладно, я не твой исповедник, чтоб ты мне в грехах каялся. Рассказывай, что у нас хорошего.

— Хорошего у нас следующее: стартовало три музыкальных проекта — остальная музыка никак не подходит для граждан Третьего Рейха. Ну, разве что Linkin Park… Этот вопрос пока изучается. Конкретно запущено: «Rammschtein», «Nachtwunsch» и «Berliner hotel»… От ссылок на Токио мы решили отказаться — мало ли как у нас потом разовьются отношения с Японией.

— Это правильно. — кивнул рейхсфюрер. — Надеюсь, внешний вид у солиста «Berliner hotel» будет не как у прототипа?

— Да мне самому чуть с сердцем плохо не стало, когда я узнал, что это мальчик. — усмехнулся Геббельс. Не так уж он и преувеличил, поскольку его реакцией на крупный план Билла Каулица (была у Карла в мобильнике пара клипов Tokio Hotel) являлись слова «Страшноватая девочка, честно говоря». — Нет, конечно. Немного расхлябанности и вольности в одежде, ведь песни-то молодежные, — но в меру, строго в меру, и со стилизацией под фельдграу, — а так все вполне прилично. Два концерта они уже дали, а сегодня, без десяти двенадцать, запускаем их первую песню на радио.