Замкнутый круг - Анатолий Галкин

Теперь надо было ждать!

Машина Гриневского появилась в час ночи. Она двигалась на самой малой скорости и почти бесшумно. Еще два часа назад на Мясницкой были пробки, а сейчас простор — тишь да гладь!

Феликс медленно двигался мимо магазина, изучая обстановку. Потом свернул налево, поехал по окружающим переулкам. Сначала по Большому Златоустинскому, затем по Малому и по Армянскому.

Еще несколько поворотов — и нотариус оказался на Чистопрудном бульваре. Потом дальний разворот у Покровских ворот, и вот он опять на Мясницкой.

Феликс точно видел, что за ним не было хвоста. И не было ничего подозрительного вокруг магазина.

Значит можно начинать!

Когда Гриневский остановился у магазина, он сразу заметил, что Галя уже открывает дверь.

Феликс пробежал пять метров по пустынному тротуару и юркнул в зал, где стоял крепкий и аппетитный аромат еды — хлеба, копченостей, ванили и каких-то специй вроде перца и лаврового листа.

Нотариус почему-то подумал, что начало этим запахам положил купец Собакин. Это еще при нем ваниль и корица впиталась в стены магазина.

Феликс принес две тяжелые сумки.

После разбоя в Малаховке, когда удалось за час разворотить печь с изразцами, он приобрел опыт и уверенность в себе.

Да и так понятно, что крушить русскую печку из старинного кирпича посложнее, чем долбать груди гипсовой Венеры.

Яремчук сразу заперла входную дверь и опустила шторы на двух окнах. Теперь можно было работать, не опасаясь, что случайный прохожий заметит разгром. Шуметь, конечно, надо тише, но и это не так страшно — жилых квартир в округе нет.

Раньше они были, но теперь кругом одни сплошные офисы!

Под правой Венерой уже стоял рабочий стол, придвинутый Галиной. А на столе — старая, и потому крепкая табуретка.

Гриневский надел синий халат, взобрался наверх и пощупал холодную гипсовую грудь. Она была твердая и огромная — в два раза больше аналогичного прототипа.

Феликс наклонился к Галине и голосом опытного хирурга произнес: «Молоток и зубило».

Он долго прицеливался перед первым ударом. А потом установил зубило, размахнулся и звезданул так, что верхушка левой груди отскочила вбок и развалила на соседней полке пирамиду из коробочек с чаем.

Гриневский попытался заглянуть внутрь дупла, но дырка была небольшая, как в скворечнике. Если прислониться к отверстию глазом, то внутри темно и страшно. А широкий фонарь вообще все заслоняет.

Феликс приставил зубило повыше, туда, где у подмышки рядом с ключицей была маленькая складка.

Ему было неудобно. Размахиваясь правой рукой, он мог потерять равновесие и упасть под прилавок. Но, как и в Малаховке, Яремчук мощно держала его за верхнюю часть бедер.

Удар! Удар! Еще удар…

И левая грудь гипсовой Венеры снесена полностью.

Теперь можно посветить фонарем. Внутри на уровне груди была пустота. А пониже, там, где живот, виднелась пыльная полка, на которой лежали три свертка из старой мешковины.

Феликс вынул первую упаковку и обрадовался ее солидному весу — не меньше двух кило! И тяжесть какая-то особая. Благородные металлы чувствуешь совсем не так, как свинец или сталь.

Он доставал второй пакет, а тем временем Галина быстро развернула первый сверток и выкрикнула что-то победное. Типа: «Ваау! Это они»!

Она очистила часть прилавка и начала расставлять собачек.

Первым в этой шеренге встал принесенный с собой пудель. Это та самая фигурка, которую врач Яремчук украла из кабинета академика сразу после его убийства.

Потом встал золотой дог с глазами из крупных бриллиантов, затем спаниель с сапфирами и вся остальная свора.

В штабной «Газели» теснились трое — в центре у экранов Миша Марфин, по правую руку Савенков, а по левую — Федор Федулов.

Они видели все!

Одна из камер была направлена на прилавок, где выстраивались блестящие собачки. Сначала четыре. Потом семь. И наконец — все десять. Последним в строю встал сеттер на подставке из бирюзы и рубинов.

На экране было видно, как Гриневский спрыгнул с табуретки на стол и спустился вниз. Он подошел поближе к прилавку и замер перед строем драгоценных псов.

Савенков начал потирать переносицу — явный признак того, что он волнуется. И даже нервничает!

— Пора, Федор! Ты чего тянешь? Командуй!

— Да, теперь, пожалуй, пора.

Федулов включил рацию, на связи с которой были все! И омоновцы в автобусе, и криминалисты, и оперативники, и Крылов с Варварой, которые в одной из машин изображали влюбленную парочку.

За пять секунд Федор уточнил, что все его слышат и понимают. После этого он усилил голос и начал говорить торжественно, как Левитан при штурме Берлина.

— Внимание всем! Полная готовность. Начинаем через десять секунд. Четверо блокируют двор. Остальные — на штурм основного входа. Работаем по полной программе! Вперед!

Двери автобуса распахнулись и на улицу стали выбегать бойцы в бронежилетах, касках и масках. В данном случае в этом не было никакой необходимости, но так у них принято. Так они нагоняют страх и подбадривают себя…

Бойцы бежали мимо витринных стекол, как бизоны в прериях. Ночное эхо разносило их топот во все стороны. И понятно, что и двое в магазине сразу поняли «По ком грохочут сапоги».

На экранах штабной «Газели» было видно, как Гриневский открыл сумку, сгреб в нее всех собак, а Галина потащила его куда-то в подсобные помещения.

А там камер не было!

Омоновцы ворвались в магазин через десять секунд. Федулов по рации сразу направил их в нужный проход. Бойцы очень быстро нашли в подсобке стальной люк, который почти на их глазах был закрыт и заклинен снизу намертво. Как переборка в подводной лодке!

Люк не поддавался ни кувалде, ни профессиональной «болгарке». Было много грохота, много искр и много суеты и мата.

Но сталь крепка!

Все понимали, что под люком могло быть что угодно. И маленькая комнатка, и череда сообщающихся подвалов, и переход в систему московских подземелий, где есть выходы куда угодно, хоть в Неглинку, хоть в метро. Или даже под Кремль.

Федулов велел у люка оставить одного бойца, а остальным рассредоточиться по району и проверять всех без оглядки на пол и возраст.

К рассвету все выдохлись.

Бойцы ОМОН подтянулись к своему автобусу, руководство забралось в «Газель», а остальные разбрелись по своим машинам.

Гриневский понял, что они идут по кругу.

В первый момент, когда они прошли в мрачный коридор со сводчатыми потолками, казалось, что это путь к свободе.

Но после трех поворотов они уперлись в решетку. А дверь слева вела на склад всякого хлама — старой мебели, бракованных унитазов, мешков с архивами какой-то конторы.

Фонарик светил, но уже не так ярко. Это был намек, что через час они останутся без света. Гриневский предложил вернуться, и они пошли в поисках другого пути.

Но это напоминало лабиринт! Любой боковой коридор кончался стальной решеткой или наглухо запертой дверью.

С другой стороны эти подвальные коридоры уходили на две сотни метров от магазина. Над ними — неразбериха домов и косых переулков. Если выползти наверх, то можно юркнуть в соседний подъезд, а днем смешаться с толпой и проскочить к метро.

Пока фонарик горел, они стали искать выход. В верхнем углу одного из подвалов они увидели наклонный загрузочный люк из двух дверок. Он был изнутри закрыт на почтовый замочек.

Гриневский нашел обрезок толстого прута, подтащил к люку старый конторский шкаф и завалил его набок. Галина помогла ему забраться на эту шаткую конструкцию. Он вставил в висячий замок железяку и начал крутить во все стороны.

Яремчук, как и обычно, придерживала его, но только одной рукой. Во второй у нее была крепко зажата тяжелая сумка с собаками от Карла Фаберже.

Щуплый нотариус из последних сил срывал замок. Первыми оторвались петли, которые держались на ржавых шурупах.

Феликс потрогал дверцы люка. Они свободно открывались наружу.

А оттуда сверху так приятно пахнуло свежим воздухом! И еще — там на воле было светло. Время течет быстро. Рассвет уж наступил, пока они таскались по подвалам, как дети подземелья.

Они, конечно, боялись, что наверху может ждать засада. Но ее может и не быть! Не сидеть же всю жизнь под землей.

Надо рисковать!

Галина взобралась на опрокинутый шкаф, и они вместе приоткрыли створки — он правую, а она левую.

Наверху было еще сумрачно. Это из подвала казалось, что рассвело, а оно только начало светать.

Разгрузочный люк располагался в тихом дворике. Слева старинный особняк, справа пустынный переулок, сверху кирпичный дом столетней давности.