Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артем Рыбаков

Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:

- У тебя шоколад остался?

Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обёртку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.

- Что это, товарищ старший лейтенант? — спросил сержант.

- Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.

- Но здесь четыре куска, а нас — только трое?

- Лейтенанту тоже надо дать.

- Но он же без сознания!?

- Сейчас, приведём его в чувство. — Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.

Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.

- Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?

- Что? Где я? — и рука летёхи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что–то мне в этом движении показалось странным.

«Хм, а резвый гэбэшник–то!» — подумал я, — «хорошо, что я ещё, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».

- Вы у своих, — мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, — мы идём к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды — подкрепитесь.

Я встал, и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст орешника, и рукой указал на землю рядом с собой:

- Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.

- Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант — ответил тот, садясь рядом.

- Вас как зовут?

- Сержант Юрин.

- А по имени?

- Коля… то есть Николай.

- А я — Окунев Антон.

- Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

- Николай, ты что? Мы же познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.

- Слушаюсь

- А скажи ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?

- Нет, только в сарае встретились. Два дня назад.

- А откуда знаешь, что он из Ломжи?

- Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела 6–ой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?

- Нет, просто интересуюсь. Ладно, хватит лясы точить. Пора идти, а то до темноты не дойдём.

Когда мы сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:

- Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?

Тот утвердительно кивнул головой.

- Ну и отлично. Ещё две минуты отдыха, и вперёд.

- Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, — спросил боец с подбитым глазом.

- Сейчас посмотрю, — уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую — с обрезанными фильтрами.

Алик всё понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:

- Только трофейные есть.

- Ничего, и такие пойдут.

Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».

- Товарищ старший лейтенант, или как вас там? — внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».

«Ну, еж твою!» — только и подумал я, покосившись через плечо.

Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой ППД висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.

- В чём дело, лейтенант? — как можно более спокойно спросил я.

- Предъявите ваши документы!

- Лейтенант, ты совсем на голову больной, или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?

- Я ещё раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать своей властью.

Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришёл бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с остальными стволами к дереву, у которого сидел.

- Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать втрого числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали. — Решил я использовать своё «попаданское послезнание».

Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал переть буром:

- Молчишь? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.

- Я ещё раз требую…

- А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!

- Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно предъявите документы!

- Щаз, разбежался об стену — ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев, вытягивая из кобуры ТТ, мне не оставалось.

- Немедленно положите автомат на землю! — решил сменить пластинку лейтенант.

«Так, если я начну снимать с плеча ППД, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить ТТ, да и завалить этого зануду? Так свой он. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».

За спиной раздался какой–то шорох, невнятный возглас и звук глухого удара, как будто ударили деревяшкой об деревяшку. Затем шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.

- Сержант, ты что, с дуба рухнул?

- Нет, товарищ старший лейтенант.

- Так что ж ты, старшего по званию — прикладом?

- А, вражина он!

- Да с чего вы взяли, сержант? — я попытался перейти на официальный тон.

- Что он нам стволом грозил? Да и форма у него — чистая! Вон даже подшива белеет!

«Щёлк!» — и кусочки мозаики встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он, якобы, очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятам–реконструкторам при съёмке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли, как режиссёра. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной Армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев реконструируешь, но наши–то носили кобуру на боку, а вот фрицы — на животе».

Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался» — стучало у меня в голове. Был один надёжный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашёл удостоверение.

- Тотен, фонарик! Живо!

В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» — пока всё верно. Так, «выдано — 18 октября 1939г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегчённо выдохнул.

- Немец он. — Сказал я, поднимая голову.

- А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?

- Вот, сам посмотри. Удостоверение он почти два года в кармане таскает, края обтрепались, и обложка потёрта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали. — Решил я придать убедительности своим словам.

- Но удостоверение ведь потрёпано?

- Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня, что хочешь, в надлежащий вид приведут.

- Понятно. То–то мне показалось, что он по–русски как–то не так говорил.

- Поэтому он и прибалтом записан, а может и на самом деле — латыш или эстонец. Но это лирика. Алик, шнурок давай.

В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать — это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог «лже–гэбэшника» попал мне не в голову, а, как раз, в поднятое плечо. От удара плечо онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал ТТ и направил его на меня…

- АААААА, твоюююю… — раздался рёв Тотена.

Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но, всё–таки сделал ещё два шага и обрушил приклад маузера на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки, и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.

- Тотен! Алик? Куда? Куда он попал?

- Всё нормально, Тоха… — слабым голосом отвечает мой друг.

- Твою мать! Алик, куда он попал?

- Нога, правая.

Я кладу друга на спину, и в ярком белом свете «диодника» вижу входное отверстие на бедре.

«Господи, только бы артерию не задело!»

- Сержант, там под деревом «сбруи» немецкие лежат. Тащи их сюда! — ору я, сдавливая бедро выше раны.

- А вы чего встали? — это уже рядовым, в полных непонятках застывших у своих деревьев.

- Ты! — я кивком показываю на того, что с обожженной шеей, — иди сюда! Держать будешь.

- Алик, аптечка у тебя в каком подсумке?

- Там, в «трёхдневнике», на спине.

С помощью бойца, приподняв Тотена, я достаю из «транспортного» подсумка пакет с аптечкой.

«Спасибо тебе Док!» — думаю я. Ведь в отличие от многих других команд, где и аптечек–то у многих нет, а если и есть, то кроме панадола и ношпы в них ничего не найдёшь, наш медик реально комплектует аптечки нужными средствами первой помощи. Достав из пакета шприц–тюбик с противошоковым, я через штаны ставлю Алику укол. Бледность медленно уходит с лица друга.