Не от стыда краснеет золото - Лидия Луковцева

Притомившись распространять по микрорайону котят, Люба в минуту отчаяния поддалась наущению другой соседки – Веры – и попыталась их топить новорожденными. Потом отпаивалась лекарствами, ходила в церковь исповедоваться и второй год не разговаривала с Верой.

– Вот ведь выпущу на улицу, – жаловалась она Зое, – караулю. Она, зараза, три дня сидит на дереве, как ни выгляну в окно. Коты – вокруг дерева, обложили. То есть не дают с дерева спуститься! Возвращается домой – через два месяца опять котята. Ну как это можно умудриться?!

– Непорочное зачатие, – шутила Зоя. – То есть, бесконтактное, – поправлялась, уважая набожность Любы.

«Будь прокляты коты, гитары, гости и эта нескончаемая ночь!» – в бессильном отчаянии подумала Зоя Васильевна и встрепенулась: это были готовые строчки стихов.

Подруга Люся подсмеивалась над ней, что темы для стихов Зоя берет из бытовой действительности. А откуда же еще их брать?! «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи… Анна Ахматова», – самой себе процитировала Зоя Васильевна по привычке.

Ровно в пять, когда все поутихло, и Зоя вроде бы начала задремывать, раздался тяжелый шлепок – то приземлилась на крышу ее ворона, Кара. Прикрышилась…

На свою беду, Зоя как-то зимой прикормила ее, пожалев в бесприютную пору птицу. «Каргу приручила!» – издевались соседи. «Ну, теперь держись, мать Тереза! Она тебе наведет порядок в огороде».

Но ворона, надо сказать, в огороде сильно не безобразничала. Ну, пороется иногда в грядке, закапывая недоеденный кусок. Или, наоборот, откапывая заначенное в недобычливый день. Зато в одной из грядок прорастал молоденький орешек: зарыв, карга про него забыла. Или захотела доступным ей способом отблагодарить Зою.

Но крыша Зоиного дома стала ее персональным аэродромом. Она устраивала безобразные скандалы с драками со своими соплеменниками, прикрышившимся случайно или назло. Она таскала сюда все добытое за день – полуфабрикаты, так сказать. А потом доводила их до ума: отбивала о крышу стащенную где-то пересохшую воблу, долбила орехи.

Вообще, во дворе ворона чувствовала себя хозяйкой. В собачьей посудинке с водой, игнорируя грозное, но бессильное рычание Умки, размачивала добытые в мусорке куски черствого хлеба, чем доводила песика до белого каления. Прилетала не одна, и пока партнер отвлекал Умку, кружась вокруг боком-боком и вприпрыжку, супруга мочила свои сухари. Вода мутнела и моментально начинала протухать. Умка брезговал ее пить.

Он, в принципе, был парень не жадный. Когда воробьи, горланя, доклевывали его кашу, он, лежа невдалеке, снисходительно поглядывал на этот базар. Но ворону Умка люто ненавидел. Когда Зоя общалась со своей «питомицей», он с презрительным недоумением сверлил хозяйку взглядом. Докатилась… Он проявлял солидарность с соседями.

А ворона всегда была не прочь поболтать. Когда Зоя Васильевна выходила на крыльцо, Кара перелетала с крыши на виноградные вешала. Просунув голову между листьями винограда, чтобы лучше видеть Зою, поглядывала внимательно одним глазом.

– Привет, Каркуша! – говорила Зоя Васильевна. – Что скажешь?

Ворона щелкала клювом и говорила «каррр!».

– Ну, расскажи, расскажи, как дошла до жизни такой!

Каркуша поворачивала голову, смотрела другим глазом и, дождавшись конца Зоиной тирады, опять щелкала клювом и говорила «каррр!» Она была воспитанной птицей и не прерывала собеседницу, как некоторые люди: «а вот я!.., а вот у меня!..». Так они и общались.

Естественно, прилетала Кара не только затем, чтобы полюбоваться Зоиными прекрасными глазами, даже не столько за тем. Она терпеливо ждала момента, когда Зоя Васильевна вынесет из дома корочку сала, кусочек колбаски или даже хлебушка, протянет руку и скажет:

– Угощайся!

Тогда Каркуша начинала склевывать виноградные листья или сухие веточки и выплевывать на землю, чистить клюв, всем видом давая понять о бескорыстии своих побуждений. Типа, я просто так заглянула, мимо летела, и нечего меня подозревать в меркантильных интересах.

– Будешь выеживаться – уйду! – грозила Зоя и делала вид, что отдергивает руку.

Кара молнией срывалась сверху, выхватывала угощение и возвращалась на свой насест. Куда девалось хорошее воспитание!

– Приятного аппетита! – желала Зоя и уходила в дом.

Ворона никогда не заканчивала диалог первой, ждала, пока утомится Зоя Васильевна. Она была болтушкой, как соседка Люба. Уходила Зоя – и тогда только улетала ворона.

Как обычно, птичка, приземлившись, ходила по крыше туда-сюда, топая, как рота солдат на плацу, отрабатывающая строевой шаг в преддверии общевойскового смотра. Ее трудовой день начинался вместе со световым, раньше Зоиного.

Вконец измотавшись, Зоя Васильевна все же уснула под бравое воронье «ать-два!». И тут начали барабанить в окна и двери ее дорогие подруги. Хотя ключи (и от калитки, и от дома!) у них были свои, они давно уже обменялись ключами от своих жилищ на всякий непредвиденный, печальный случай.

Телефон Зайки не отвечал с вечера. Ну ладно, нет связи или разрядился – но он и утром не отвечал! Люся и Мила примчались в тревоге. Еще на подходе увидели закрытые ставни – это в восемь-то часов утра! Открыли калитку – Умка вел себя обычно, признаков голода или волнения не проявлял. Приподнял верхнюю губу с левой стороны в приветливой улыбке – такая манера у него была – и заработал активно хвостом.

Дверь была заперта изнутри на крючок – значит, Зайка добралась до дома благополучно. Еще того хуже! Не иначе – сердце прихватило! Подруги принялись лупцевать в дверь ногами и голосить, забеспокоившийся Умка присоединился: бабам, наверное, виднее, что происходит!

Очумевшая Зоя, пробудившись от трехголосого воя, наконец, откинула крючок и распахнула дверь.

* * *

– Так это Жорик – Вольдемара?..

– Я тоже сначала так подумала! Но Анжела говорит, что нет.

– Так она тебе и признается!

– Да его и близко там не было!

– Да слинял вовремя!

– Она говорит, что ни о чем таком его не просила!

– Да что ж она – дура, чтоб признаваться? И потом, может, впрямую и не просила, но подводила его к этому, провоцировала, про свои горькие обиды рассказывала…

– Девочки, она была в таком состоянии! Просто в ступор впала.

– Потому что чувствует вину!

– А когда это ты у нее спросила про Жорика?

– В больнице, когда Вольдемара увезли в операционную.

– А ты-то как там оказалась?!

– Да она как клещ в меня впилась опять! «Не оставляйте меня одну, не оставляйте меня одну»! Скорая приехала минут через пятнадцать, там до Порохового пара-тройка километров.

– У них что ж, в селе и своя больница есть?

– Ну, село большое. Есть такая мини-больница: в одном здании и амбулатория, и стационар, и станция скорой помощи. Аж две машины! А из врачей – терапевт, педиатр, гинеколог и, на наше счастье, хирург. Он первую помощь