Не от стыда краснеет золото - Лидия Луковцева

как близнецы – Но как похожи! – обратился он к Никите. – Как будто из раскопа. Ты смотри, как насобачились делать. И у кого учатся, умельцы?

– У интернета. Или из энциклопедий срисовывают.

И оба как-то враз погрустнели.

– Вы откройте! Там внутри монеты, – подсказала Зоя Васильевна.

– Да-а-а, мастера-золотые руки, даже состарить могут, прямо настоящие, – сказал Шпигалев, рассматривая монеты.

– А у меня вот еще… – сказала Люся. – Зоя подарила.

Зачем, спрашивается, выпрашивала, если сразу и отдает? Или от Зои не захотела отставать, раз пошла такая пьянка? Шпигалев протянул руку, взял у Люси монету с той же широкой ухмылкой, и вдруг ухмылка сбежала у него с лица.

– Где вы это взяли?! – не спросил, рявкнул.

– Зоя дала. Она в Сарае нашла, – пролепетала испуганно Люся.

Шпигалев повернулся к озадаченному Никите.

– Странно… – сказал растерянно.

…Когда дамы выкатились из кабинета, Шпигалев торжественно спросил:

– Никита, ты мне доверяешь? Я хочу сказать, ты мне веришь как человеку?

– Дмитрий Евгеньевич, что за идиотский вопрос? Извини! Риторический, я хотел сказать. И что ты ведешь себя как на торжественной пионерской линейке?

– Ты многим рассказал про шкатулку?

– Ну, мои все в курсе, конечно, работники. Мужики-копальщики…

– Начальству?

– Естественно, позвонил. Хотели сразу же приехать, да я уговорил до завтра отложить. Завтра сам пообещал привезти. Шкатулку отрыли уже после обеда, ближе к вечеру. И я что-то засомневался. Траншею-то неглубокую вырыли, какие там культурные слои!.. А теперь в еще большем сомнении… Но монеты-то – настоящие!

– Монеты настоящие. Пулы, дирхемы… – Шпигалев еще раз поочередно пересмотрел монеты, бережно и любовно опуская каждую на разостланную на столе белую ткань. – Видишь, арабская вязь? А на этом – монгольское письмо. Золотых в твоей шкатулке нет. А найденная твоей Зоей, как видишь, золотой дирхем. Скорее всего, индийский. Орда золотых не чеканила, а с Индией торговала активно. Вот так просто на земле валялся. А мы, как кроты, годами землю роем!

Он наклонился и произнес почти шепотом:

– Никита, у меня огромная просьба. Ты должен дать мне эту шкатулку. Завтра утром верну, клянусь. Может, даже сегодня вечером. Мне нужно… проконсультироваться… с одним человеком.

– Успеешь?.. Как я объясню, если…

– Да никому ничего объяснять не придется! Верну! Вопрос жизни и смерти!

– Прямо уж так – жизни и смерти? – спросил, колеблясь, директор.

– Ну… почти! Я сейчас ничего не могу тебе объяснить, но я не зря у тебя спросил, веришь ли ты мне.

– Ну, хорошо… – Никита не мог отказать наставнику и другу, отдавая себе отчет, насколько серьезно то, что сейчас происходит, и свою ответственность.

Шпигалев умчался вихрем. Вошла Лиза.

– Никита, там репортер из «Дня сегодняшнего». Хочет взять интервью.

– О чем?

– О кладе.

– О Господи! Да откуда?..

– Это же Стас Петров!

Неприятности не заставили себя ждать. Стас Петров – это была местная знаменитость: репортер от Бога, проныра и прохвост, он нюхом чуял жареное, везде у него все было схвачено. Как говорится, держал руку на пульсе. На пульсе всего былого и насущного родного Артюховска.

Откуда узнал?! Никита затосковал: кажется, влип.

Желание сердца – голове морока

Людмила Ивановна с кряхтеньем выползла из палатки, дотянулась до стоявшего у стенки стула, придвинула его и, упершись крепко руками, начала распрямляться. Она распрямлялась медленно, как обезьяна в процессе эволюции.

Достигнув позы, в которой японцы кланяются особо уважаемым людям, – поясного поклона – она передохнула. Потом осторожненько дистанцировалась от стула и оттолкнула его, отделившись, как ракета-носитель от выведенного на орбиту космического корабля. Дальше процесс разгибания пошел быстрее.

Распрямившись окончательно, она сунула ноги в стоявшие рядом с палаткой шлепанцы и, мурлыча «что день грядущий нам готовит?», пошлепала в ванную.

Пятиэтажка, где обитала Людмила Ивановна, перевалила полувековой рубеж. Может, по причине преклонного возраста, может, из-за близости к поверхности почвы подземных речушек-ериков, коими изобиловал их край, но в подвале их дома уже несколько лет вода не высыхала даже летом. Населяющие подвал комары летом предпочитали жить на воле, зимой же возвращались под родной кров.

Крупные, откормленные, веселые и злые, они, как все мутанты, были непобедимы, и казалось, умели проникать сквозь стены и с легкостью вспархивали на пятый этаж. А Людмила Ивановна жила на третьем. Разрекламированные реппеленты и электроотпугиватели были бессильны справиться с их количеством.

Жильцы пятиэтажки, которым национальная черта – российская смекалка – тоже не была чужда, стали думать и гадать. Кое-кто полез на антресоли и в складированные на лоджиях чемоданы и выудил марлевые пологи, хранящиеся по принципу «авось когда-нибудь пригодятся!». В них когда-то бабушки и деды коротали летние ночи во дворах, спасаясь от жары и еще не столь оборзевших в те времена комаров.

Транжирам, избавляющимся от старья, к которым относилась и Людмила Ивановна, пришлось пожалеть о своей недальновидности. Транжиры вынуждены были приобретать палатки. Кто – двухместные, со всякими наворотами и прибамбасами, то бишь повышенной комфортности и, соответственно, запредельной ценой. Люд попроще – и Людмила Ивановна тоже – подешевле.

Первое время палатка, как предмет насущной, еженощной необходимости, располагалась в центре комнаты. Мила раскладывала ее по вечерам, а утром, как рачительная хозяйка, убирала. Согласитесь, занятие нудное и для немолодой женщины проблематичное. Это же не постель с дивана собрать и в шкаф затолкать.

Поразмыслив, она сделала небольшую перестановку: позвала на помощь соседа Толика, и тот сдвинул ее шкафы. В освободившийся угол Людмила Ивановна втиснула палатку, и та стала даже не предметом мебели, а стационарной спальней. Теперь ее восемнадцатиметровая однушка в момент стала двушкой безо всяких незаконных перепланировок. И еще один плюс появился: отпала необходимость убирать постель. Вылез из палатки, задернул замок – и все! Гости могут приходить неожиданно.

– Что ты ее закупориваешь?! – отчитывала подругу Люся. – Спальню надо проветривать в первую очередь.

– Открытая в спальню дверь и святого введет в соблазн, – отмахивалась Мила.

Но как во всем плохом надо находить что-то хорошее, так и наоборот! На диване, проснувшись, свесишь ноги, наденешь тапки – и поднимайся. Организм легче собрать. В крайнем случае, обопрешься о диван. А в палатке?! Как встать с пола, чтоб у тебя нигде не защемило, не вступило, не заклинило? По утрам приходилось собирать организм в кучку пошагово, поэтапно.

После водных процедур и завтрака Людмила Ивановна ненадолго задумалась: как распланировать день. Принцип «не надо откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра» ей очень импонировал, но другая мудрость настоятельно рекомендовала: куй железо, пока горячо. Надо было ковать и идти в музей, подавать заявление на увольнение. А то,