«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века - Алексей Николаевич Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти эпизоды не отличались особой выдумкой, чего не скажешь о краже кредитных билетов, организованной работниками Экспедиции заготовления государственных бумаг на исходе XIX века. В августе 1900 года нарвский мещанин Генрих Кивер, владелец граверной мастерской, обратился в местную полицию с заявлением, что ему был сделан необычный заказ. Неизвестный человек просил гравера изготовить клише с подписью управляющего государственным банком Э. Д. Плеске[242]. Просьба показалась подозрительной, и Генрих Кивер отправился в полицию. Помощник начальника полиции барон Вреде направил двоих агентов в мастерскую дожидаться появления незнакомца, и тот, явившись за заказанным факсимиле, был задержан. При первом допросе оказалось, что зовут его Николай Иванов и работает он подмастерьем в Экспедиции заготовления государственных бумаг. При обыске же обнаружилось, что подмастерье имеет при себе восемьдесят четыре экземпляра 50-рублевых кредитных билетов. Самой интригующей деталью было то, что эти кредитные билеты не имели подписей управляющего Государственным банком и кассира.
Дальнейшее расследование показало, что подмастерья типографии машин Орлова Николай Иванов и Оскар Зильбернагель и рабочий кредитной типографии Иван Фирсов, «по предварительному между собою уговору», придумали почти идеальную схему воровства кредитных билетов из стен Экспедиции заготовления государственных бумаг. В технологической цепочке деятельные рабочие обнаружили слабое звено. В докладной записке министру финансов об этом происшествии говорилось, что в мае 1900 года Иванов, Зильбернагель и Фирсов заготовили сорок восемь листов так называемой «картографической» бумаги, «употреблявшейся на приправку и пробные оттиски при печатании кредитных билетов»[243]. Из этой бумаги «в течение июня и июля месяцев Зильбернагелем делались на машинах Орлова первой печатью отпечатки кредитных билетов 50 рублевого достоинства». Затем Николай Иванов «наложением макулатурного штемпеля» обозначал эти листы как бракованные, выносил их из мастерской и передавал рабочему кредитной типографии Фирсову. В свою очередь Фирсов, во время работы «на выборке», в пачках с отпечатанными кредитными билетами заменял годные листы приготовленной «макулатурой» — лист за лист — и возвращал их Иванову и Зильбернагелю, которые потом выносили почти готовые билеты из стен Экспедиции[244]. На этих билетах не хватало только нумерации и «гриффа» (т. е. подписей). «Таким образом, — говорилось в докладе министру, — в течение июня, июля и по 12 августа (день ареста означенных выше лиц) было выкрадено всего 46 листов и 92 экземпляра кредитных билетов»[245]. Вынос похищенных билетов за пределы Экспедиции не представлял трудности, поскольку по общему положению подмастерьев при выходе не обыскивали. Кража готовых кредитных билетов, отмечали в Экспедиции заготовления государственных бумаг, могла остаться нераскрытой, «найдись еще одно лицо, подходящее для их преступной цели в нумерационной и гриффовальной мастерской Экспедиции, где уже производятся окончательные операции по изготовлению кредитных билетов, то все дело фабрикации излишних билетов значительно упростилось бы, и преступникам не представлялось бы необходимости в изготовлении клише для нумерации и гриффования выкраденных билетов в Нарве или иных местах»[246]. К сказанному остается только добавить, что Николай Иванов и Оскар Зильбернагель были осуждены на четыре года, а Иван Фирсов к двум годам и восьми месяцам каторжных работ.
К концу XIX столетия выпуск и распространение фальшивых денежных знаков в Российской империи приобрели характер хорошо налаженного производства. Этот теневой сектор российской экономики имел специфические особенности и проблемы. В частности, помимо организации процесса изготовления фальшивок (выбора места, оснащения его необходимыми инструментами и материалами, подбора исполнителей) перед производителями нелегальной продукции стояла проблема сбыта («перевода») поддельных денег. При значительном объеме выпускаемых подделок реализовать их мелкими партиями было слишком затруднительно. Поэтому продукция подпольных мастерских сбывалась проверенным перекупщикам, которые распределяли ее мелким сбытчикам, а те, в свою очередь, находили покупателей.
В июле 1864 года агенты министерства финансов расследовали дело о производстве фальшивых кредитных билетов в Вышнем Волочке. Расследование показало, что «фабрикаторы не занимаются сами разменом своих произведений, но имеют тайных покупателей, коим сбывают изготовленные билеты за наличные 45 % под рубль и менее, смотря по сумме требования»[247]. Далее фальшивые билеты расходились мелкими партиями. «Кредитные билеты такого свойства, — отмечалось в донесении, — по временам развозятся по линии Николаевской железной дороги от Москвы до Петербурга, где на некоторых станциях передаются тайным агентам, заклеенными внутри переплетов разных книг»[248]. Об этом же докладывал в министерство финансов чиновник особых поручений Малыгин, расследовавший осенью 1864 года аналогичное дело в Костроме. «Везде я удостоверялся, — писал чиновник, — что размен фальшивых билетов производится значительно, но этот сбыт так раздроблен между мелкими сбытчиками, что преследовать его почти невозможно <…> в особенности замечательны сбытчики фальшивых билетов из разносчиков мелких товаров в коробках, как то: тесемков, иголок и проч<ее>»[249].
Идеальным местом для сбыта фальшивых денег были ярмарки. Ярмарка — это всегда много людей, товаров и денег. Там всегда можно было найти простоватых продавцов и расплатиться поддельными билетами за товар. Там можно было открыть временный трактир и давать сдачу подвыпившим посетителям фальшивками. А можно было открыть передвижную меняльную лавку, чтобы обменивать настоящие деньги на продукцию нелегальных мастерских. И после закрытия ярмарки исчезнуть с деньгами. Мошенники широко пользовались предоставляемыми возможностями, и, судя по донесениям правительственных агентов, фальшивые деньги в ярмарочные дни — явление устоявшееся, привычное, неискоренимое.
Штаб-капитан Сташевский, командированный в марте 1872 года в Пермскую губернию на ярмарку в Ирбит под видом торговца золотыми и серебряными вещами, докладывал начальству, что подпольные продавцы золота «тщательно дознавали от меня, какими деньгами будет платеж? — казенными или своими? Когда недоразумение мое по этому поводу разъяснилось, то оказалось, что “казенными” они называют настоящие деньги, а “своими” — фальшивые, а при расспросах моих по этому поводу выразили, что охотно примут и “свои”, но только по особому условию — без обмана, т. е. предупредить их, а не сдавать им своих вместо казенных. При этом вообще удивлялись, что в эту ярмарку что-то нигде еще не слыхать о своих деньгах»[250].
Вообще места с большой проходимостью случайных людей пользовались повышенным вниманием фальшивомонетчиков. Например, трактиры или железнодорожные станции. В мае 1870 года заведующий секретной частью канцелярии министра финансов А. Н. Юревич писал управляющему Ковенской казенной палатой И. И. Гаффенбергу: «До сведения г. министра дошло, что содержатель буфета на Ковенской станции железной дороги Рудольф занимается издавна сбытом фальшивых кредитных билетов, получаемых из-за границы, и что обмену этому подвергаются преимущественно пассажиры, разменивающие деньги в кассе буфета»[251]. И это далеко не единственное свидетельство распространения фальшивых кредитных билетов через станционные буфеты.
Поддельные деньги часто сбывались малограмотному
