Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование - Кирилл Николаев

Технических проектов вскрыши и отработки этих крошечных площадок (они называются «полигонами») тогда никто не составлял. Зачастую артель вскрывала и отрабатывала даже не весь полигон, а лишь те его куски, где находили наиболее богатое содержание золота в песках. Таких испорченных — вскрытых и промытых лишь выборочно, клочками, а затем брошенных полигонов на каждом прииске накапливалось все больше. Однако руководители Дальстроя не считали такую работу хищнической.

В течение летних месяцев девятьсот вольнонаемных старателей добыли для Дальстроя более 700 килограммов золота46. Осенью, опасаясь голодовки из-за отсутствия транспортной связи с Нагаево, с приисков ушли 715 старателей. Зимовать там осталось 180 человек. В том числе были оставлены все 34 заключенных. Жили и питались они вместе с вольнонаемными.

Строго говоря, в 1932 году в горнопромышленном районе лагерей еще не было. К концу года в Дальстрое насчитывалось 9928 заключенных. Почти все они, как мы видели, были сосредоточены в Нагаево и нескольких командировках вблизи Магадана на строительстве автотрассы. В этих местах уже были построены жилые бараки или поставлены палатки, созданы простейшие ограждения. Однако вся лагерная система Дальстроя еще проходила период становления: режим охраны заключенных, особенно на трассе, был щадящий. Наказание за невыработку норм почти не применялось.

Следует подчеркнуть одну особенность отношений Северо-Восточного лагеря и Дальстроя в 1932 году. В соответствии с названным приказом Ягоды по ОГПУ от 1 апреля, этот лагерь составлял единое целое о трестом лишь на самом верхнем уровне руководства: Берзину одновременно подчинялись и УСВИТЛ и трест. Однако во всех нижележащих структурах лагерные подразделения не подчинялись начальникам дальстроевских предприятий и организаций, а лишь обслуживали их. Подобная непоследовательность, конечно, создавала серьезные затруднения в использовании дешевого груда заключенных.

Особенно эти затруднения проявились в самые напряженные — летние месяцы, после отъезда Берзина в Москву. Оставшийся исполнять обязанности директора треста Я. С. Лившиц уже через пять дней вынужден был издать приказ, где попытался построить отношения производства и лагеря на системе предварительных, за день, «заявок на рабочую силу». Руководители предприятия были обязаны подобные заявки ежедневно передавать в лагерь через «секцию кадров» (которой руководил начальник управления Севвостлага). В августе еще одним приказом Лившиц повторил эту схему, а 30 октября ввел «порядок централизованных расчетов с Севвостлагом по использованию организованной рабочей силы».

На следующий день исполнявший обязанности директора треста подписал приказ, где попытался преодолеть противоречия в интересах руководителей производства и лагерной администрации:

«Отдельные работники командного состава охраны не усвоили себе, что на всех участках работы они должны являться активными помощниками руководителей работ по выполнению производственного плана, а посему предлагаю начальнику Севвостлага:

Обязать весь комсостав и состав охраны командировок, лагпунктов и т. д. беспрекословно выполнять все распоряжения соответствующих руководителей работ;

В пятидневный срок, всех рабочих из з/к разбить на командировки по производственному принципу (1-й стройучасток, Нагаевское агентство, базисные склады, транспортная контора, дорстроительство и т.д.);

Категорически запретить какие-либо изменения в личном составе бригад и какие то ни было снятия с работ без согласия соответствующего руководителя»47.

Лишь после возвращения из Москвы Берзин уже облеченный новыми «особыми» полномочиями, смог изменить двойственность положения Северо-Восточного лагеря. 5 декабря 1932 года он издал приказ:

«Опыт работы Дальстроя показал, что существующая ныне организация его и взаимоотношения о Севвостлагом не соответствуют территориальным и ряду других условий работы треста, поэтому в целях приведения в соответствие организационной структуры с требованиями развернувшийся работы, а также в целях наиболее рациональной организации и управления хозорганами, обеспечивающей тесную организационную связь аппарата Дальстроя и Севвостлага, достижение наибольшей экономии путем ликвидации параллельных аппаратов и осуществления сверху донизу принципов единоначалия — объявляю:

Прилагаемую схему организации треста Дальстрой и Севвостлага утвердить.

Общее руководство всей работой Дальстроя и Севвостлага осуществляется мной и моим заместителем т. Я. С. Лившиц.

Начальник Севвостлага т. Васьков Р. И. является моим помощником по Дальстрою с возложением на него, помимо непосредственного руководства работой Севвостлага, также и руководства работой сектора труда и рационализации»48.

Как видно из приказа, вместо «исполнявшего обязанности» Егорова в Севвостлаге был назначен постоянный начальник — приехавший вместе с Берзиным Родион Васьков. Он — «помощник» директора треста, подчинялся только директору. По схеме, которая утверждалась первым пунктом этого приказа, каждое предприятие в Дальстрое получало свое лагерное подразделение — «подлагпункт» или «командировку». Начальник такого лагерного подразделения теперь являлся заместителем начальника той или иной производственной единицы, при которой создано лагерное подразделение.

Если же говорить о Васькове, то это был, в отличие от своего предшественника Егорова, профессионал карательных органов. К моменту приезда в Нагаево ему уже перевалило за 40 лет. Малограмотный крестьянин, он прошел солдатом Первую мировую войну, а с 1918 года — в органах ЧК: был и следователем, и оперработником. А последние годы руководил лагерем. В лагерном руководстве работал и на Вишерской стройке с Берзиным.

Известный теперь писатель Варлам Шаламов, прошедший долгую и страшную лагерную школу, в своих книгах, конечно же, не придерживался документальной точности. Он подчеркивал, что создает художественные образы людей и событий, то есть во многом вымысливает их. Поэтому описание внешности и характера Васькова, которое Шаламов сделал в антиромане «Вишера», едва ли можно считать точным. Однако талантливый писатель способен уловить характерные, существенные черты личности человека. Возможно, ему удалось это в образе начальника Вишерского лагеря.

«Васьков, — писал Шаламов, — был красный, плотный, подвижный человек с высоким звенящим тенором — признаком великого оратора вроде Жореса и Зиновьева. Оратор был Васьков никакой. К заключенным он относился неплохо, большого начальника из себя не строил. Мучился он катаром желудка, кабинет был весь наполнен бутылками какой-то минеральной воды… Васьков не читал ни книг, ни газет и все свои выходные дни проводил одинаково: набрав в сумку патронов от мелкокалиберки, в саду около клуба стрелял в листья целый день».