Портреты и прочие художества - Вячеслав Малежик

Но после банкета произошла смешная история. Мне на концерте подарили петуха живого, красивого, знаете, такого «быка-производителя». Чтобы его как-то транспортировать, посадили в коробку от телевизора «Sharp», предварительно проделав в ней отверстия, чтобы подарок, т. е. петух, не прокис. Все это было доставлено ко мне домой и оставлено в комнате, где уложили моего соавтора. И под утро разыгрались в нашей квартире кинематографические страсти. Сначала мои впечатления… Сплю, и снится мне сон: деревня, детство, раннее утро, я, потягиваясь, выхожу на крыльцо… По всей деревне поют петухи, но неестественно громко и почему-то это пение смешивается с автомобильным шумом Ленинского проспекта. Я просыпаюсь и понимаю, что инстинкт есть инстинкт, и петух не может не выполнять функцию будильника. Я с негодованием отогнал мысль, что же теперь делать с «животным» и отправился на кухню. На кухне сидел «величайший поэт современности» и пытался привести себя в порядок с помощью крепкого чая.

– Может, что-нибудь покрепче?

– Да нет, что ты? Я и так запуган до смерти.

– Чем?

– Представляешь, этот гад…

– Который?

– Да петух… Я сплю и вдруг слышу что-то скребется: хр… хр… Думаю, померещилось. Потом снова… Ну все, говорю себе, приехали… Белочка… А нечего с артистами горькую жрать. Окончательно проснулся, сосредоточился и понимаю, что звук реальный. Мыши? Нет, для мышей звук слишком громкий. Встал с кровати, включил свет, пошел на звук. Вижу коробку из-под «Sharp’a» и из нее идет этот звук. Представляешь, петух лапой скребет стенку и пытается выбраться наружу.

– Представляю, чего ж не представить…

Так мы и не поспали в то утро, которое было для нас ночью. А петуха мы отвезли на дачу и отдали в соседнюю деревню знакомым. Наш был лучшим. Он отбил всех кур у прежнего производителя и с удовольствием топтал их. Соперник захирел, перестал петь песни, к курам его не подпускали, и в итоге «из него получился прелестный бульон, из него получился прелестный бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бульон», – как пелось в одной из песен на слова М. Журкина.

Если кто забыл, напомню, что после всех этих приключений во время всенародного празднования моего дня рождения, Ю. П. Ремесник отбыл домой, загруженный фотографиями, впечатлениями и бутербродами на дорогу. Наши перезвоны по прибытии его в Азов подтверждали его боевое настроение. Он был любим, востребован и взахлеб рассказывал, как все это было и что жаль, что «этот кусок, наверное, вырежут». Но все проходит, и вселенская популярность Петровича пошла на убыль. Я это почувствовал, по его интонациям, по тому, как иногда он переводил разговор на другую тему. А потом, где-то в середине марта, Юрий Петрович перестал выходить на связь. Я начал беспокоиться и стал обдумывать «комплекс мероприятий по обнаружению соавтора». И вдруг звонок из Азова.

– Слава, здравствуйте, это Голованев, отдел культуры города Азова.

– Слушаю…

– Когда же, наконец, встречать дорогих гостей?

– Каких гостей?

– Ну как? Петрович сказал, что он со всеми договорился и что мы, отдел культуры, в общем вся администрация города, повторим ваш юбилейный концерт в Азове. И еще он сказал, что Киркоров прилетит в день концерта из Ялты прямо к началу…

– А я когда прилечу?

– Вот это я и хотел узнать.

– Я об этом тоже ничего не знаю, но если Петрович сказал, то я готов… Кстати, а где он?

– Не знаю… Никто не знает… Нигде его нет. Весь город, вернее, те, кому он обещал посодействовать, его ищут. Что делать?

– Дайте мне время подумать и сделать пару звонков…

– Хорошо, перезвоню.

Я был в растерянности и не представлял, где искать Петровича. Я понимал, что визитка начальника Ростовского УВД мало чем поможет. Лететь в Ростов? И что?.. Вот именно. И тогда, как в кино, раздался звонок. Я снял трубку – это был Петрович.

– Слава, выручай. Я вляпался в историю и не знаю, что делать.

– Рассказывай.

– А что рассказывать? Сначала я в Азове всем поведал историю моего успеха в Москве. Фотографии были железобетонным аргументом. Потом, наверное, как артист, чувствуя успех, начал фантазировать…

– Привирать.

– Ну да, привирать. И дошел до того, что сказал, что все ребята, ну, с которыми я…

– Выпивал за мое здоровье?

– Ну да, за твое… Так вот, я сказал, что они готовы бесплатно приехать в Азов и спеть этот концерт для меня. В общем, кошмар.

– А дальше?

– А что дальше? Перешел на нелегальное положение, прячусь… Стыдно. Бить, думаю, не будут, но мне же в этом городе жить.

– Да, история…

– Ты-то хоть меня пойми.

– Я-то понимаю, смех берет. Смех… Петрович, есть идея. А что, если нам, вернее, тебе, в День смеха, первого апреля, объявить, что это была шутка. Тебя люди любят, а значит, простят.

– Я не смогу, меня убьют.

– Тогда я смогу.

И в тот же день я признался Голованеву, что Петрович затеял мистификацию.

– Ну, я ему дам, – был приговор начальника всей культуры.

– Только попробуй. Ты же в глазах людей будешь выглядеть непрофессионалом. Ты представляешь размах денег, на которые ты бы попал, если бы этот концерт и вправду состоялся. Да у вас в городе номеров нужного класса во всех гостиницах не набралось бы, чтобы удовлетворить запросы звезд. Так что, уважаемый господин Голованев, считайте, что великое массовое представление под названием «Несостоявшийся концерт» впервые произошло в городе Азове. Да здравствует Юрий Ремесник – автор, режиссер и жертва этого спектакля. Отнесись к этому с юмором и считай, что ты был одним из участников этого шоу в Международный день смеха.

– Наверное, ты прав. Ну, Петрович…

И наш герой всплыл в городе, как мы, подумав, решили, первого апреля. И все смеялись, хлопали его по плечу, поздравляли…

– Жаль, что не увидели такой концерт.

– Да нужна вам эта фанера? – успокаивал Петрович азовчан.

– Ну почему фанера?

– Да, это я так…

– Малежик-то хоть прилетит?

– Прилетит в ноябре, уже на мой день рождения.

Когда за жизнь придется отвечать,Ты вспомни песни, что с тобой мы написали.И верю, в небесах их может кто-то знать,Ведь вдохновенье нам зачем-то посылали.

И вспомни изумительный полет,Что совершал по воле Бога,И как душа в тот миг поет,И то была твоя дорога.

И как потом уже стихи,Окрепнув, в песне прорастали,Фальшивой не было строки.И эхо откликалось в дальней дали.

И эти песни пели за столом,Их пели в радости и в грусти.И слушал, притаившись под окном,Усталый мент, надеясь, что отпустит.

А что, Петрович, ведь не зряСемнадцатого ноль второго в девяностомСудьба связала нас? Не зря…Мы жили честно, емко, просто.

Джаз импосибл

Мысль о том, что решение всех проблем надо искать в детстве, стала настолько расхожей, что ее можно сравнить разве что с «водой, в которую не дано войти дважды». Но от этого смысл, заложенный в нее, не стал неверным. Я попытался поэкспериментировать и перевернуть ее, т. е. фразу… Получилось, что детство нужно искать в своих проблемах. Чушь какая-то. В воспоминаниях детство – это яркое, красочное кино, где я в главной роли, а то, что интерьер, вернее декорации, напоминают трущобы «мексиканских кварталов», не меняет сути. Сюжет динамичен, все герои первого и второго планов добры ко мне, а злодеи живут в сказках и книжках, читаемых мне мамой. Мое счастливое детство проходило в этом ареале, а другой жизни я и не видел. И слава Богу. Я был любим, считал себя центром вселенной, мне постоянно рассказывали, какой я способный мальчик, и сомнений на этот счет у меня не возникало.

Но безграничная родительская любовь взрастила в социально неблагополучном районе маменькиного сынка с неразвившейся иммунной системой. Я говорю о психологическом здоровье. И в двадцать лет, нет, скорее все-таки в восемнадцать, моя психика хватала любую простуду, и болезнь протекала достаточно тяжело. Но постепенно я покрывался сначала пушком, затем перьями, а потом, вырвавшись из родительского гнезда, я начал совершать полеты, все чаще улетая достаточно далеко от дома.

Хотя, увидев мир, я многое понял и запомнил, тем не менее знания породили не только радость, но и, как водится, печали. Я осознал, что расслоение людей по уровню благосостояния, по уровню среды, где ты родился и вырос, существует не только в учебниках и книжках, но и в жизни. И если материальные блага – это вещь наживная, то среда обитания впитывается в человека с детством и потом очень трудно, если вообще возможно, эти пробелы, связанные со средой, в себе искоренить.