Остров - Андрей Алексеевич Кокоулин

рядом, предупредительно поднес зажигалку. Пыхнул оранжевый огонек.

— Сильно не затягивайся, — сказал он. — И сядь.

— А то что? — спросил Игорь.

— Ничего. Хорошо будет.

Кончик сигаретины заалел.

— Ну, — сказал Чехов.

Игорь, опустившись на свободный стул, втянул в себя сладкий, какой-то ласковый дым. Секунда, другая — и мир сделался бархатным, мягким, расслабленным, голова улетела под потолок, тело закачалось на невидимых волнах, где-то на небе заиграла музыка, и мысли поплыли ленивые, медленные, как ленивцы. Через час домой. А на черта домой? Что там дома? Дома, представьте, черти.

Игорь засмеялся.

Черти. Папа-черт. Мама-черт. Или чертиня? Ха-ха-ха. Четыре… нет, два черненьких чернявеньких чертенка…

— Ну как? — из мягкого, уютного тумана показалась физиономия Чехова и моргнула заботливыми серыми глазами. — Все хорошо?

— Круто! — кивнул Игорь. — Даже это… совсем…

Его вдруг обволокло такое настоящее, такое бескомпромиссное счастье, что ни говорить, ни куда-то идти, ни вообще двигаться стало незачем. Он смотрел на Чехова и Королеву, на Ромыча, на Шинкареву и Рачкину и любил их всех. Какие они все замечательные! Смеются. Он загоготал в ответ. Никогда не подозревал, что умеет издавать такие звуки. Кайф!

С новой затяжкой голова сделалась еще легче. Игорь даже придержал ее за ухо, чем вызвал взрыв хохота на диване.

— Вы что? — удивился он. — Улетит же!

— Куда улетит?

— У тебя — шея!

— Она что, вытягивается? — спросил Игорь. — Как у жирафа?

— Нет, блин, ты — утконос! — заржал Ромыч.

Утко нос. Утку носит. Что за утка такая, что ее приходится носить? Жирная, видимо. Или дохлая. Игорь захихикал.

— Игорек!

Из диванного подпространства навстречу ему выдвинулась улыбка. То есть, сначала Игорь увидел улыбку, а потом — зеленые, смеющиеся, игривые глаза. Королева! Огонек сигаретины проплыл, затирая все остальное приторным дымком.

— Ирка? — выдохнул он.

— Я же обещала, — сказала Королева.

Она обвила шею Игоря руками. Лицо ее оказалось совсем близко. Волосы щекотно мазнули по щеке. Губы у Ирки были припухшие, левый зуб-клычок стоял неровно, пятнышко от скорлупы темнело у крыла носа, а в глазах был он, Лага, Игорь Лаголев собственной персоной.

Остановись, мгновенье, ты прекрасно! — чуть не заорал Игорь. Он не знал, что с ним. Он не знал, где он. Он был все. Внутри него, стиснутая грудной клеткой, пыталась образоваться новая вселенная.

Кто-то заухал, с кресла, кажется, присвистнул Чира, Чехов, подняв руки, захлопал ладонями над головой.

Поцелуй у Королевой вышел короткий, но чувственный. Сладковатый. Игорь ощутил, как чужие губы втиснулись в его губы, ощутил касание, единение кожи, Иркины ресницы ласково укололи переносицу.

Где-то под черепом запустили фейерверк.

— Ну, как? — спросила Королева, отступив.

— Еще! — попросил Игорь.

Он протянул руки. Ему казалось, достаточно попросить. Как, как можно отказать в том, что необходимо?

— Ну, Лага, ты не наглей, — сказал Чехов, усаживая Королеву обратно на диван. — Это было поощрение, а не постоянная привилегия.

У меня есть писюн, то есть, член, подумал Игорь. Надо сказать об этом. Тогда все станет ясно. Я видел, как это делается. Видеосалон на Кузнечной, вечерний сеанс, по пятерке с носа. Мы — взрослые люди…

— Лага! — захохотал Ромыч. — Ты руки-то опусти!

Он спародировал позу Игоря после поцелуя. Получилось смешно. Как будто милостыню выпрашивал. Еще голову наклонил, придав лицу жалостливое выражение. Подайте копеечку!

Взвизгнула, застучала ногами по полу Рачкина.

— Ой, не могу!

С минуту подвал трясся от смеха, рычал, фыркал, икал, подвывал и колыхался в зыбких конопляных волнах.

— Шинкарева, поможешь?

— Вот еще!

— Может ты, Рачкина, подаришь поцелуй?

— Ой, ха-ха!

— Давайте я! — поднял руку с пола Ляпа.

Игорь смеялся вместе со всеми. Его корчило. Поцелуй горел в углу рта. Пробуешь языком — сладко. Сигаретина куда-то делась, выродилась в чинарик на полногтя. Но круто! Кайф! Кайф оф лайф!

— Что, Лага, — крикнул Чехов, — распробовал?

Игорь закивал. Все было классно. В голове звучала музыка. Или это в подвале кто-то врубил мафон? Ха, не важно. Он выстучал ритм по спинке стула — тра-та-та-та. Вечно так и сидел бы. Или лечь, как Ляпа?

— Сегодня вообще приход кайфовый, — авторитетно заявил Ромыч. — Травка — супер.

— Дерьма не держим, — сказал Чехов.

Игорь запрокинул голову. Потолок странно пульсировал. Он был серый, с видимыми швами, но волны по нему бежали зеленые. Он отдалялся, уносился вверх, в квартиры живущих над ним людей, увлекая за собой, как в трубу или в воронку.

Какие-то новые, необычные мысли елозили в голове. О жизни, о школе, о Королевой. Что отец — старательный неудачник. Что мать — без пяти минут истеричка. Что все вокруг связано невидимыми нитями. Дернешь за одну, а отзвук через сотню километров слышится. И вообще, надо открыто спросить, нравится ли он ей. В смысле, у Ирки. Хи-хи. Все сделается проще. А то ходит она тут, а джинсы для эрекции не приспособлены. В отказе, конечно, мало приятного, но тогда с чистой совестью можно переключиться на Куликову Аньку.

Или вот на Таньку.

Игорь улыбнулся Шинкаревой и зачем-то помахал ей рукой.

— Может, еще по одной? — спросил кто-то.

— Ай-яй-яй, Титыч, — расслабленно отозвался Чехов, — ай-яй-яй. Я же не… — он замялся, подбирая слово. — Ну, ты понял, я думаю.

— А если я попрошу? — спросила Королева.

— С поцелуем, как для Лаги? — уточнил Чехов.

— Антоша, — сказала Королева, небрежно запуская руку в его волосы, — я способна не только на поцелуи. Ты просто меня не знаешь.

— Не знаю?

— Нет.

— Э!

Игорь сфокусировал зрение на диване.

Ирка, оказывается, уже перекинула одну ногу через ноги Чехова и прижималась к нему всем телом. Курточка снята. Красно-белый свитер слегка задрался вверх, открывая светлую полоску голой спины. Носом Королева тыкалась Чехову в челюсть. Чехов улыбался, кайфовал видимой Игорю половиной лица, а свободная рука его путешествовала по интересным девчоночьим местам.

Игорь вскочил.

— А я?

Все рассмеялись. Королева повернула голову. В глазах ее, таких притягательных, таких зовущих, стоял туман.

— Ты?

— Я, может, тоже…

Игорь двинулся к дивану.

— К нам? — Королева захохотала.

— Куда? — лениво оттолкнул его ногой Ромыч, который головой уже лежал у Шинкаревой на животе.

Игоря, впрочем, это не остановило.

— Я с вами. Я умею. Я фильмы…

— Какие фильмы?

Веселый Чехов, освободившись от Королевой, поднялся и отбросил Игоря обратно на стул. Падая, тот под общий смех задел стол, сшиб пустую бутылку и карты.

— Вы чего?

Обида обожгла, выдернула с четверенек на ноги. Посыпалась шелуха. Игорь посмотрел на сидящих, лежащих, таких, казалось бы, свойских ребят.

— Вы вот так?

Голос его сделался тонким. Словно ржавая пружина, разворачиваясь в животе, острыми краями врезалась в кишки. Прочь! Прочь! — зазвенело в голове. Они сами по