В зоне листопада - Артем Полярин

Катрин строчит в блокнот, активно кивает, всем существом своим, выражая готовность трудиться, ради важного общего дела.

Под оббитой штукатуркой видны ромбики дранки. Дверной проем раскурочен и оттого более кругл, чем прямоуголен. Трубы не просто выглядывают, а торчат из стен, по причине известной лишь одному пьяному водопроводчику. За занавеской в общем зале гудят стиральные машины. На многочисленных, хаотично натянутых веревках, развешаны трусы, носки и пеленки. По сдвинутым вместе столам бегают чумазые дети поменьше. Вокруг сидят мрачные, замученные обстоятельствами взрослые и слушают рассказ Никона и Насти о реакции на травматический стресс. Женам шахтеров не очень интересно, они думают о том, чем сегодня накормить детей. Но комендант поселения сказала, что эта международная организация, кроме промывания мозгов, раздает еще и гуманитарную помощь.

Джеффри, вместе с делегацией хорошо одетых иностранцев и переводчиком, снимает. Местные рады такому вниманию. Готовы рассказать на камеру о своих потерях в этой страшной, никому не нужной войне. Никон все удивляется: почему иностранцы вызывают у этих людей такое доверие и уважение?

Настя берет на руки двухлетнюю Соню, которая уже держит в руках красный фломастер. Воодушевленно рассказывает Джеффри через переводчика о страшных бедствиях, что обрушились на мирных жителей региона и о том, как много работы обрушилось на нее. Рядом сидит Сонина тетя и кивает. Видно – она больше склонна растворять свои переживания в спирте, нежели переваривать их с чьей-то помощью. Джеффри кажется – это добавляет картине красочности и трагичности. Соня начинает разрисовывать Настю. Ей разрешают. Это так трогательно.

Джеффри постарался. Смонтировано качественно. Жалостливая музыка. Жалкие, уставшие лица туземцев на фоне ужасных обдолбаных стен и чумазых детей, играющих в пыли. Спонсоры понимают, что платят не зря. Настя рада десяткам тысяч просмотров и лайкам друзей с буйной площади. Только туземцы никак не могут понять: когда же будет обещанная гуманитарная помощь.

– Как ты думаешь, где граница, которую мы не имеем права переступать?

– Ха-ха. Рассмешил. На самом деле, братец, мы участвуем не столько в кризисной, сколько в гуманитарной интервенции. Так что не парься.

– Что ты имеешь в виду?

– В кризисной интервенции мы сами решаем, что человеку нужна помощь, идем и помогаем ему. Человек не просит. Он, возможно, даже и не догадывался, что ему нужен психолог. Последствия такой помощи могут оказаться даже нежелательными для человека. К примеру, он еще не созрел. Или ты, уставший от интенсивной работы, налажал. При гуманитарной интервенции – тоже самое, только на уровне всего общества, государства. Некоторые люди считают, что развитые демократические государства обязаны вмешиваться для защиты прав человека в дела государств, где таковые нарушаются.

– Я-то стараюсь помочь людям по-настоящему.

– Это уже на твое усмотрение. Нам платят деньги не за это, а за нужную картинку. За то, чтобы наша помощь всплыла, в конце концов, в виде статистики, отражающей ужасное положение дел. Мы разведчики, шпионы, собирающие информацию о нашей многострадальной уродине для людей, которые хотят сделать ее красивее и счастливее.

В их понимании, конечно.

– Мне кажется, что ты преувеличиваешь. Но если ты действительно так считаешь, как же ты тогда здесь работаешь?

– А вот так…

Глава 18.

Совпадения удивляли Никона все меньше и меньше. Плотность таких событий, в последнее время, возросла в геометрической прогрессии.

Дениса он не узнал. Уж очень сильно тот изменился. Постарел, сник. В выцветших глазах уже не было того энтузиазма похожего на фанатизм.

Зато Денис спросил прямо:

– Помнишь меня?

Никон не ответил. Задумался. Перед ним промелькнули тысячи лиц. Он уже путался.

– Помнишь, мы встречались с тобой на войне, земляк?

Никон вспомнил. Линии от ключевых слов «война» и «земляк» пересеклись в конкретной точке его памяти. Внимательнее вглядевшись в черты, он реконструировал то давнишнее лицо, с которым общался в бытность свою на войне.

– Действительно, память никуда не годится. Стареем, – протянул руку. – Привет земляк! Как поживаешь?

– …привет земляк! Как поживаешь?

Розовощекий вояка в новеньком камуфляже с погонами лейтенанта, со смайликом над желтой ленточкой на рукаве, бронике и с автоматом наперевес машет раскрытым паспортом у Никона перед носом.

– Здорово! – протягивает Никон руку и крепко жмет. – Работаем. Помогаем переселенцам пережить войну. Как воюется?

– Воюется нормально, – широко улыбается. – Ты, значит, Никон, – указывает на паспорт. – Денис. Куда путь держите?

– В Ротамарк.

– Что там?

– Переселенцы, детский садик рядом с аэродромом.

– Понятно, – тянет Денис и переключается на водителя, – откройте, пожалуйста, багажник.

Подзывает сержанта, говорит осмотреть машину повнимательнее.

– А Вы, пан Никон, пройдемте со мной для проверки документов.

Никон под нейтральными взглядами пассажиров вываливается на улицу. Следует за лейтенантом в каптерку.

– Ну что, присаживайся, земеля! Чувствуй себя, как дома!

Пододвигает обшарпанный армейский табурет. Сам валится на пружинящую кровать. Извлекает из-под подушки початую бутылку водки. Отработанным жестом свинчивает крышку. Разливает по пластиковым стаканчикам.

– Мне половину! – пытается найти компромисс Никон. – Еще с людьми работать.

– Чисто символически. Нам тут тоже спать нельзя. Ну, за здоровье! Нам оно тут еще ой как понадобится.

Переводит дыхание, не закусывая. Никон делает маленький глоток, пытается почувствовать жгучий вкус спирта и ставит стакан. Алкоголь всасывается еще во рту. Становится хорошо.

– Эх, закуску бы получше и можно жить. Этот сухпай никуда не годится. Ну что, рассказывай. На родину часто ездишь?

– Раз в пару месяцев. Кататься не близко перекладными. А ты давно был?

– Да уже полгода не был. После того, как эти идиоты из отпуска не вернулись, никого не пускают. Подруга пишет, что еще немного – и уйдет к другому. А она мне, блядь, каждую ночь снится. А, так ты ж этот, психолог. Давай, помогай земляку! Что делать в такой ситуации?

В свой стакан наливает, Никону капает.

– Даже не знаю. Думаю – все разрешится, если вы увидитесь. Или ты к ней приедешь, или она к тебе.

– Говорит, что мамаша ее не пускает. Переживает, как бы драгоценную дочку тут изголодавшиеся мутены или схизматы не похитили. А мы тут на что? Не защитим, что ли? Они что, там не верят в нашу победу?! Давай! За победу!

Поднимает стакан, опрокидывает. Никон опять смакует. Не хочет приехать в пункт назначения поддатым.

– Эй, земляк. Что-то ты за победу слабее, чем за здоровье выпил. Так мы точно не победим. Как там вообще настроения? Что-то волонтеров меньше стало ездить. О чем они там думают вообще в своей столице?

– Там идет война за власть. Не знаю о чем они думают, но о простых людях они точно не думают. Никак не могу понять – зачем вообще все это началось и кому выгодно.

То ли водка действует, то ли хочется охладить боевой пыл пьянеющего земляка. Никон закидывает рациональное зерно на политический субстрат.

– Еще чуть-чуть и мы этих сук сами поедем строить. Может они там думают – мы тут в блиндажах под артобстрелами до старости сидеть будем? Ни хрена! Если не начнут нормально снабжать, сядем на броню и поедем в гости к генералам и чиновникам. У кого оружие, тот и должен порядок наводить.

Хватает стоящий рядом автомат за ствол и бьет прикладом об пол. Затворная рама клацает, сделав половинный ход.

– Взвелся? – интересуется Никон.

– Да ни хрена. Чтоб взвелся, надо со всей дури долбануть. И то неизвестно – приклад развалится или затвор до конца дойдет. Один уже так сломали.

Скрипит дверь. Сержант, проверявший багажник, сообщает – все в порядке и врачей можно отпускать. Никон поднимается, Денис вслед за ним.

– Ну ладно, земеля, еще увидимся. Лечи своих переселенцев. Учи их любить батькивщину.

– Спокойной дороги вам и побольше симпатичных водительниц, – шутит Никон.

– О, за это спасибо. Этого нам тут не хватает. Одни, сука, мрачные схизматы шныряют, чтоб им неладно. Ладно, давай. Будем живы – здоровы.

– Что Никон, набухался?! – язвительно интересуется Андрей, ударяя по рулю.

– Да, так…

– Так иди дальше бухай! И Настюху с собой забирай. А то она обижается, что молодые вояки ее пить не зовут. А мы тут с Катюхой позажигаем!

Приобнимает мадам, сидящую на переднем сидении. Та кивает головой и, с вопросом в темных глазах, пытается повторить слово «позажигаем».

– Переведи ей это как «расслабимся», – играет Андрей.

Никон переводит.

– Я радость, … «позажигаем» тут! – улыбается Катрин Андрею, – Надо спешить. Мы опаздываем в детский сад.

Машина трогается. Никон и Денис машут другу-другу сквозь забрызганное дорожной грязью стекло.