Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II - Рудольф Георгиевич Бармин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай II не был уверен в полной объективности информации о состоянии общественной жизни в стране, исходящей от представителей официальных органов, и потому решил воспользоваться источником неофициальным. Выбор пал на коллежского асессора Анатолия Алексеевича Клопова (1841–1927), дворянина, экономиста. Во дворец ввел его великий князь Александр Михайлович, первая встреча с царем состоялась 4 июня 1898 года, и с этого дня до дня отречения Клопов был его тайным корреспондентом. Зарисовки и предложения подпольного информатора были критически беспощадны и нелицеприятны, от них император, наверное, ежился в еще большей степени, чем от докладов Витте. В своих наблюдениях Клопов отмечал тяжелое материальное положение крестьян (безземелье, безлошадность), отсутствие медобслуживания, проблемы школьного образования, засилье чиновничьего произвола; распространение в обществе апатии, упадка духа; оторванность властной бюрократии от жизни. И чуть ли не в каждом письме — констатация ущербности господствующего государственного строя и его учреждений! Указывал причины нарастания общественного недовольства, просил снять ограничения с земств, ликвидировать недоимки с крестьян, дать крестьянину самостоятельность. В 1904–1905 годах в условиях падения религиозного чувства, доверия к власти, разрастания общественного кризиса, конституционных требований, неспособности правительства навести в стране порядок тайный советник указывает Николаю II на непонимание им и его советниками положения в стране, предлагает Николаю II смелее идти навстречу народу, выслушать его боли, отстранить от себя министров, искажающих царскую волю, и в ближайшее время созвать съезд народных представителей. Грозит царю революцией снизу, если она не будет проведена сверху. В январе 1915 года подсказывает царю о необходимости совместной работы правительства и общественных сил. 26 октября 1916 года настойчиво требует от императора дать согласие на образование ответственного министерства, пока не поздно; волна недовольства нарастает, и она может смыть все. 23 января 1917 года неравнодушный наблюдатель и аналитик из низов обвиняет Николая II в предательстве России, ее народов, соединении своей судьбы с кучкой министров и приспешников, которым Россия не верит; он с негодованием бросает в лицо императору, что от него отвернулись все — Дума, объединенное дворянство, Госсовет, земства и города, и предупреждает, что сегодня каждый день — исторический. 29 января 1917 года Клопов лично вручает Николаю II письмо, в котором выносит суровый приговор: Россия накануне катастрофы, и царь — ее виновник! 13 февраля 1917 года Клопов написал Николаю II последнее письмо, в котором советует ему идти в Думу и объявить о даровании им ответственного министерства (Крылов В. М., Малеванов Н. А., Травин В. И. Тайный советник императора. СПб.: ХХI ВЕК, 2002. С. 42, 58, 74, 99, 126, 174, 258, 267, 301, 302, 506, 512, 514 и пр.). Нет сомнения, что многие предложения Клопова (как, например, списание недоимок, упразднение общины) были учтены и реализованы, но к предложениям об образовании ответственного министерства и принятии решительных мер по наведению порядка в правительстве и обществе в конце 1916 — начале 1917 годов, как требовали и представители прогрессивной общественности, Николай II проявил глухоту. В этих условиях абсолютного бездействия царя и правительства среди некоторых членов династии и высших армейских чинов возникает идея дворцового переворота. Крымов, боевой генерал (начало января 1917 года, квартира Родзянко) в присутствии членов Госдумы, Госсовета, членов Особого совещания: «…необходима смена бездарного правительства, изменение курса, без этого никаких успехов на фронте не будет. Настроение в армии — все с нетерпением ждут переворота, императрица портит все, время нельзя терять» (Родзянко М. В. За кулисами царской власти. М.: Панорама, 1991. С. 34). Крымова дополняют другие участники собрания. Шингарев: «…переворот необходим…», Шидловский: «…нечего его щадить, он губит Россию…». Привели слова Брусилова: «…если придется выбирать между царем и Россией — я пойду за Россией» (Родзянко… С. 34). Великая княгиня Мария Павловна: «…правительство бездарно, императрица губит страну, ее необходимо устранить, уничтожить» (Родзянко… С. 35).
Мысль о принудительном отречении царя упорно ходила по Петрограду в конце 1916 — начале 1917 годов. Представители высшего света, общественные деятели обращались к Родзянко с просьбой взять на себя эту ответственность и спасти армию и страну. После убийства Распутина эти разговоры еще более усилились. Родзянко категорически отмежевывался от навязываемой ему роли. Он вспоминает, что в эти недели многие, в том числе из царской семьи, жаловались, возмущались, но объединиться и предложить царю в корне изменить ситуацию — воли не хватило (Родзянко… С. 36, 37).
Не хватило воли выступить в роли интегратора всех, кому дорога была судьба Родины, и самому Родзянко, хотя сделать это ему было значительно проще других: все тропинки недовольных замыкались на нем. Но легче клеймить позором губителей России, чем преодолеть ложно толкуемую верность режиму, присяге этому режиму и возглавить борьбу за спасение страны. Он прекрасно понимал, что время уходит, что нет других сил, способных объединить патриотические слои на быструю смену правительства, существенное изменение внутренней политики, но, как и все, тоже малодушничал. Не хватало опыта открытой политической борьбы, который выковывается в течение многих лет, а не за три-четыре года. Вот следствие фатальной недальновидности Александра III, «подморозившего» Россию на четверть века, убившего в зародыше зачатки парламентаризма, которые при их постепенном культивировании привели бы к формированию ответственных политических партий, буржуазных и монархических, воспитанию политических деятелей, борцов, адекватно реагирующих на складывающуюся историческую конъюнктуру, и т. п. Порочная политика двора, исходящая из порочного взгляда вечной незыблемости самодержавия, в конечном итоге обернулась катастрофической растерянностью, неспособностью в переломный исторический момент как власти, так и лидеров оппозиции, по причине крайней недостаточности исторического существования во многом политически инфантильных, «встать на крыло». И потому вместо решительного перехвата инициативы в вопросе государственного переустройства на основе исторически сформировавшихся тенденций лидеры оппозиции мямлят «о невозможности впутывания Думы в смуту; дворцовые перевороты — не дело законодательных палат; у меня нет желания поднимать народ против царя» (Родзянко… С. 36), то есть демонстрируют политическое безволие и трусость.
В последние три месяца
