10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы - Борис Федоров

Помню, как я в юношеском запале пытался объяснить проблему долларизации в СССР такой фразой:«Что же это получается, Михаил Сергеевич, наша простая советская женщина, отработав день и получив крохи, идет в пустой магазин, а валютная проститутка — в „Березку“?» М.Горбачев бросил мне: «Борис, ну ты жесток!» Смех в зале. Честно говоря, я и сегодня не понимаю, что он имел в виду.

Другое — еще более крупное — совещание происходило в старом полукруглом зале Верховного Совета СССР в Кремле в присутствии всей элиты страны. Запомнилось, что Н.Рыжков тогда буквально плакал с трибуны, зато это был звездный час покойного Стаса Шаталина.

В своей обычной манере он объяснял все проблемы с точки зрения почетного тренера «Спартака» и говорил обо всем преимущественно в спортивных терминах. Затем он вдруг заявил, что уходит в отставку в знак протеста против сопротивления нашей программе.

Когда он сел на место, мы с Г.Явлинским потребовали, чтобы он немедленно забрал свою отставку, так как он нам нужен. Шаталин встал и взял отставку обратно. М.Горбачев, как мне показалось, был весьма этому рад.

Затем, во время выступления, по-моему, В.Павлова, С.Шаталин встал, подошел к трибуне и спокойно отлил себе воды под носом удивленного министра. Потом подошел и поболтал с Бирюковой и кем-то еще.

Последний раз я разговаривал с ним перед выборами в Госдуму 1995 года, когда он позвонил мне и довольно бессвязно (у него были проблемы с речью) уговаривал снять мой антикоммунистический лозунг на Ленинском проспекте.

В кулуарах этих встреч и выступлений были и другие эпизоды. В.Павлов как-то то ли в шутку, то ли всерьез пообещал Г.Явлинскому прислать ребят его «отволтузить». Тот, как бывший боксер, тут же предложил размазать Павлова по стенке прямо не сходя с места. В.Щербаков с любопытством рассматривал кремлевские зеркала и мечтательно заметил, что неплохо бы такие в спальне на потолке иметь. И грустно и смешно.

Продолжение маркетинга программы «500 дней» произошло на сессии МВФ в том же сентябре. Г.Явлинский готовил эту поездку секретно, но, когда я узнал, кто для него это делает, постарался перевести все это дело на Дж. Сороса. Сорос в то время уже активно занимался благотворительными акциями в России и с готовностью все нам и организовал (для того времени на максимально возможном высоком уровне приема).

Любопытно то, что в Вашингтоне одновременно оказались две официальные делегации — наша и СССР во главе с В.Геращенко. Ходили мы по одному маршруту, встречались с одними и теми же людьми.

Не обходилось и без курьезов. На встречу с П.Волкером сначала пришел один Г.Явлинский, но разговора не получилось — столь разными были характеры и интересы. Могло дойти до скандала. Когда же я подоспел, старик просто кипел, пришлось долго стараться, чтобы его смягчить. Я прекрасно знал закон США о Федеральной резервной системе, и это произвело на него хорошее впечатление.

Запомнилось удивительное умение Г.Явлинского заинтриговать и очаровать собеседников. Во время обеда с будущим председателем Европейского банка реконструкции и развития Жаком Аттали он вдруг встал, закурил и продолжал говорить, прохаживаясь рядом с остолбеневшими иностранцами. Мне всегда не хватало умения так точно выбрать метод убеждения.

Увы, после поездки в Америку судьба программы «500 дней» круто пошла по нисходящей. Была сформирована компромиссная комиссия академика А.Аганбегяна для сведения воедино союзной и российской программ, пытались «скрещивать ужа и ежа». Известно, что обычно получается в результате (для непонятливых: колючая проволока). Россия, как я говорил, объявила о начале осуществления нашей программы, но сразу об этом забыла. Вроде бы ничего и не было.

Меня все это уже мало интересовало. Очередная попытка развернуть радикальную экономическую реформу провалилась, и мы бездарно потеряли еще один год. Становилось ясно, что Российское правительство абсолютно недееспособно.

ОТСТАВКА

В середине октября 1990 года Г.Явлинский подал в отставку всего после трех с половиной месяцев в правительстве. Для меня это было тяжелым ударом, так как я остался практически в одиночестве в экономической части правительства и все больше и больше ощущал изоляцию. Кольцо противников цивилизованной экономической политики сужалось. Политические факторы и интриги непрерывно перевешивали национальные интересы государства.

Мое терпение лопнуло при обсуждении проекта бюджета РСФСР на 1991 год. Верховный Совет РСФСР — в лице бюджетного комитета (Ю.Воронин, В.Соколов, А.Починок) — и наше Российское правительство реформаторов требовали разработки бюджета РСФСР на принципах взносов в бюджет Союза. Мои принципы этого не позволяли, поскольку, по существу, шла подготовка к развалу Союза вместо его реформирования.

Я просил: «Скажите: мы в Советском Союзе или нет? Если нет, то можно перейти на взносы. Если да, то должна быть нормальная налоговая система. Со вторым я согласен, в случае первого решения — нет». Мне отвечали: «Мы в Союзе, но бюджет надо делать так, как будто мы находимся вне его». Это говорили нынешние яростные борцы за Советский Союз, в том числе коммунисты.