Путь к женщине - Николай Никандров

– А где же тогда Зина Денисова? Куда она, по-твоему, девалась?

– А я почем знаю? Зина, правда, бесследно исчезла. Зину, правда, в последний раз видели проходящей по Дорогомиловскому мосту. Но разве мало народу проходит за день по Дорогомиловскому мосту?! Что же, их всех прикажешь считать самоубийцами?

– А Капа?

– Какая Капа?

– О! Он даже не знает, какая Капа! Уже забыл! Это замечательно! Превосходно, превосходно! У него столько их бывает, что он даже не успевает запоминать их имена. Вот когда человек сказался! Да Капа, Капитолина, помнишь, комсомолка, в цветном сарафане, в красном платочке, что в Союзе писателей, в день твоей импровизированной лекции, распевала состав ленную в честь твоей новой идеи песню!

– Ага, теперь помню, помню… Ну и что же? Ведь у меня с ней ничего не было.

– Знаю, что не было! Вы не сошлись в "условиях"! Девчонка с "небесными глазами", прельстившими тебя, оказалась существом очень земным и сразу же поставила тебе крутые требования! Ты же и на этот раз не пожелал урезывать свою "сво-бо-ду", и дело у вас расклеилось! Однако девчонка все-таки успела внушить себе, что безумно любит тебя и на этой почве причиняет другим много зла: влюбляет в себя мальчишек, мальчишки целым общежитием гоняются за ней, а она всех их только водит за нос, мучает, воображая, что "мстит всем мужчинам"! И тебе в том числе…

– Вера! Мало ли кто какие делает мерзости?

– Да! Но не надо было кружить голову глупой девчонке! Она возомнила, что сделается женой "известного писателя" и поспешила растрезвонить об этом всем, даже написала родным в провинцию! И теперь она так злится на тебя, так злится, что ты не женился на ней!

Шибалин тяжко, тихо, раздельно:

– На меня все женщины злятся, что я не женился на них. Вера глядит на него:

– Как это так "все женщины"? Ну и самомнение у тебя! Шибалин поправляется:

– Я хотел сказать "все знакомые женщины". Вера с насмешкой:

– А ты все ищешь "незнакомую", "далекую"?

– Безусловно! Ибо знаю, что, пока не будут сломаны перегородки, разделяющие людей на "знакомых" и "незнакомых", пока все люди земной планеты не согласятся раз навсегда считать себя "знакомыми" друг с другом, – до тех пор человеку не найти себе подходящую пару! И семейные драмы не прекратятся! И проституция будет расти!

Вера подозрительно посматривает на него:

– Знаешь, Никита, ты делаешься маньяком своей идеи о "знакомых" и "незнакомых". Смотри, не спять на ней с ума.

Шибалин мучительно:

– Лучше сойти с ума, чтобы, по крайней мере, ничего не понимать из того, что происходит вокруг, чем ежечасно, ежеминутно натыкаться на вопиющую людскую глупость!..

Шибалин вдохновляется все больше, уходит в свою теорию все глубже, говорит все резче… А Вера, слушая его, незаметно возвращается к своему личному горю. С безграничной печалью глядит она в сторону и, как бы сама с собой, тихим, глубоко несчастным голосом повторяет:

– Что же мне теперь делать?.. Что же мне делать?..

Шибалин подчеркнуто-грубо:

– Стараться больше не встречаться со мной – никогда, нигде! Это самое главное из того, что тебе сейчас нужно! А остальное само собой наладится… Время залечит все раны… Явится у тебя, когда надо будет, и новая привязанность…

Демонстративно достает из кармана часы, глядит, морщит лицо, как бы поражаясь, что уже так поздно.

Вера вся вспыхивает. На момент теряется, потом говорит быстро-быстро:

– Не смотри, не смотри на часы! Сама знаю, что пора уходить! Аудиенция у Его Величества мужчины окончена!

И хочет встать и не может – слишком кипит в груди! Сидит, ломает пальцы рук. Под кожей ее лица пробегают нерв ные вздрагивания…

Шибалин в то же время ворчливо, в землю:

– Говоришь, знаешь, что пора, а не уходишь…

Вера с выражением такой боли, такой обиды, как будто ее хлестнули по щеке:

– Не может без оскорбления! Не может! Не может без плевка! Не может!

Собирает все свои силы, вскакивает. Стоит к нему спи ной, судорожно потягивается, корчится вся.

Шибалин по-прежнему угрюмо, медленно:

– Вот видишь, чем дольше ты сидишь со мной, тем больше портишь себе настроение. А если бы ушла раньше…

– Конечно, теперь я тебе не нужна! – говорит с содроганием Вера, не глядя на него. – Я была тебе нужна только до славы, только до известности! А теперь – согласно новой своей теории – ты рассчитываешь выбрать себе подругу из "женщин всей земной планеты!". Ну и выбирай! Мешать не буду! Выбирай, выбирай, желаю тебе полного успеха в этом, пол-но-го ус-пе-ха! Оставайся здесь, сиди, наблюдай, выслеживай, выуживай дурочек, "Каппочек!". Проводи в жизнь свою новую, упрощенную, ар-хи-сво-бод-ну-ю теорию!

Резко, неприятно, как ненормальная, хохочет уходя:

– Ха-ха-ха!

Шибалин, оставаясь сидеть, низко свешивает со скамьи голову…

Вдали, в глубине парка, некоторое время спустя духовой оркестр рядом мощных коротких аккордов начинает энергичный, зовущий на битву, на борьбу марш.

Шибалин поднимает голову и чувствует, как этот марш вливает в него волны новой бодрости, новой силы, новой уверенности в своей правоте.

XIII

Шибалин долго ходит по главной аллее, всматривается в лица гуляющих женщин, мужчин – но все же больше в лица женщин – старается разгадать этих незнакомых ему людей, узнать, чем каждый из них доволен в своей жизни, чем недоволен, какими живет стремлениями, какими тешит себя надеждами…

Наконец, утомившись ходить, он падает на первую попавшуюся скамейку рядом с молодой женщиной в платочке, с простым рябым дурковатым лицом.

И Шибалин, настроенный философски, начинает думать об этой женщине: вот рядом с ним сидит женщина, сидит человек, ему незнакомый, и в этом человеке заключен целый мир, совершенно неведомый ему, навсегда закрытый для него…

Кто эта женщина?

Почему она здесь одна?

О чем она сейчас думает?

Как она отнеслась бы к его идее, убивающей в корне и тоску одиночества, и другие человеческие личные беды?

Шибалин смотрит на женщину в платочке, потом отворачивается от нее, громко вздыхает и с большим чувством произносит вслух, обращаясь не то к женщине, не то к самому себе:

– Черт возьми!.. Скверно устроен свет!.. В Москве больше двух миллионов жителей, а обмолвиться живым словом, поговорить по-человечески не с кем!.. Раз-го-ва-ри-вать с "не-зна-ко-мы-ми" вос-пре-ща-ет-ся – ха-ха-ха!..

Потом обращается уже к ней:

– Соседка!.. Помогите мне понять такую вещь: почему разговаривать с "незнакомыми" считается недопустимым?.. И вообще почему люди делят себя на "знакомых" и "незнакомых"?.. Почему бы всем жителям земной планеты раз навсегда не сговориться считать себя "знакомыми" между собой?.. Между прочим: когда я развиваю подобную мысль, находятся умники, которые принимают меня за сумасшедшего… Ну, а вы, соседка, как думаете об этом?.. Каково ваше мнение на этот счет, мнение человека, так сказать, выхваченного мною из массы?

Женщина в платочке сидит боком к Шибалину, молчит, не двигает ни одним мускулом, точно парализованная.

– Чего же вы молчите? – внимательно присматривается к ней, к одной ее щеке, Шибалин.

Женщина в платочке перестает свободно дышать, незаметным движением постепенно поворачивается к Шибалину спиной.

И в дальнейшем Шибалин разговаривает уже с ее затылком.

– Гражданка!.. Будьте добры, скажите – мне это очень важно знать, – что вы переживаете, какие чувства, какие мысли, когда вдруг с вами заговаривает человек, лично вам незнакомый, т. е. не представленный вам третьим лицом, как, скажем, в данном случае я?..

Женщина в платочке не издает ни звука, незаметно отъезжает от Шибалина к концу скамейки.

– Вы молчите… – утвердительно замечает Шибалин вслух, тоном ученого, передающего свои наблюдения третьему лицу для записи в соответствующий журнал. – И я вижу, как весь ваш организм, как какой-нибудь сосуд, снизу доверху наполняется чувством растущего суеверного страха. В общем это, конечно, замечательно… Но только, если смотреть на это с точки зрения научной, объективной… Что же касается лично моего отношения к этому, то ваше молчание кажется мне странным, очень странным. Скажите, а как вы сами понимаете его?.. В чем тут, собственно, дело?.. Какое я совершаю против вас преступление, когда заговариваю с вами, не будучи с вами "знаком"?..

Женщина в платочке сидит на самом кончике скамейки, затылком к Шибалину и продолжает молчать.

Шибалин, глядя ей в спину, восклицает тоном удивленного восхищения:

– Как это, однако, хорошо!.. Ах, как интересно!.. Какая все-таки роскошь!.. Кто бы мог этому поверить, а между тем это действительно так: вы молчите и молчите!.. Ваше молчание дает мне так много, так много!.. И в данную минуту я очень благодарен вам за него, очень!.. Давно мое сердце не билось так, как бьется сейчас!.. Но, гражданка, помолчали и – довольно!.. Для меня, для моей науки, для моей идеи вашего молчания вполне достаточно!.. Теперь скажите мне хотя несколько поясняющих слов, ответьте на вопросы, которые я вам только что ставил! Ну, говорите же!