Путь к женщине - Николай Никандров

– Ведь мы с тобой, Никита, так давно не видались, так давно! – горячо восклицает Вера.

Да, порядочно… – хмуро отвечает Шибалин. Во время беседы с Шибалиным Вера внимательно следит за ним и вскоре замечает, каким упорным взглядом он встречает и провожает проплывающих мимо женщин – ту, эту, всех. И в груди ее вдруг закипает неистовая, чудовищная ревность.

– Сидишь?.. – поднимается все выше и выше ее ненавидящий голос. – Глядишь?.. Выслеживаешь?.. Караулишь?.. Ловишь?.. Ну и как – попадаются многие?..

– Вер-ра! – с укором смотрит на нее в упор Шибалин. – Кто-кто, а ты-то не должна бы говорить обо мне подобных мерзостей! Что с тобой?

– Не смогла удержать себя… – не сразу отвечает Вера и никак не может успокоиться, глубоко дышет. – Слишком обидно было видеть, как ты тут блаженствуешь, в то время когда я так мучаюсь…

– Еще неизвестно, кто из нас двоих больше мучается, – произносит тихо Шибалин и опускает голову.

– А тебе-то что? – бросает Вера на него недоверчивый взгляд. – Ведь тебе все равно: не одна, так другая! Ведь мужчинам даже лучше, если у них каждый раз будет разная! По крайней мере это не свяжет их "сво-бо-ды"! А я женщина, и я не могу так! Мне один нужен! Мне один ты нужен! Понимаешь? Только теперь я поняла весь страшный смысл выражения: не мил весь свет! Мне сейчас, после разрыва с тобой, не только "не мил весь свет", но я даже не вижу этого "света"! Ничего вообще не вижу! Вот гляжу и не вижу! Я только тебя одного вижу! Только ты один всегда у меня перед глазами! И проклинаю тот час, когда сделала такую непростительную глупость: послушалась твоего запрещения иметь от тебя ребенка и согласилась на аборт! С ребенком от тебя мне легче было бы переносить разрыв с тобой! А как я воспитала бы его! Вот из него-то я сделала бы человека! Это был бы второй ты, только лучше тебя, без твоих недостатков! Ведь у меня всегда была мечта: иметь ребенка, чтобы посредством него обновить, перестроить мир! Но не хочу об этом распространяться, раз уже вижу на твоем лице ироническую улыбку…

– Вера! Посредством ребенка обновить, перестроить мир?

– Да! Пусть это наивно, пусть это глупо с твоей точки зрения, но я-то этим жила! Понимаешь: жи-ла! А теперь мне нечем жить, нечем дышать, я пуста, я банкрот!

– Займись опять общественной работой. Помнишь, как ты увлекалась ею когда-то?

Смешно ты рассуждаешь, Никита! Общественная работа хороша, когда личное устроено, когда не скребет день и ночь здесь! Вернись ко мне – тогда я на какую угодно общественную работу стану! На любую! На самую трудную! На какую захочешь! На какую скажешь! Мне главное, лишь бы ты был опять со мной! А сколько новых красот женской души открылось бы тебе тогда! Ты увидел бы и узнал многое, чего не видел и не знал никогда! Я все сделаю для тебя, все!

– Вера, не растравляй себя напрасно: не говори о том, что невозможно.

– Почему "невозможно"! Ты, Никита, упрямый человек, страшно упрямый! И никогда не веришь тому, что я тебе говорю! А между тем я уверена, что прежней нашей любви много мешали разные житейские мелочи и больше всего квартирный вопрос! Мы жались в одной комнате, и это постоянно раздражало тебя, настраивало против меня! А живи мы в двух комнатах – как я и предлагаю сделать теперь – тогда бы у нас все шло гладко! Ты жил бы в своей комнате, отдельно от меня, но и я находилась бы рядом, в смежной комнате, всегда у тебя под рукой! Днем мы работали бы, каждый у себя, а вечерами сходились бы вместе, для отдыха и наслаждения… Как хорошо!

– Вера, ты главное упускаешь из вида! Ты главного не хочешь понять! Ты не та женщина, которая могла бы заслонить собой от меня всех остальных женщин земной планеты! И я никогда не угомонился бы с тобой, никогда! Всегда мечтал бы о другой, лучшей, настоящей

– Никита, я хорошо изучила тебя! Мечтаешь о "другой", "настоящей", "идеальной" ты только теоретически, только как беллетрист! И, гоняясь за отвлеченностью, теряешь то реальное, что имеешь: мою большую любовь! Сойдешься с "другой", при чинишь мне боль, а такой любви у той, у "другой", не будет – за это-то ручаюсь! Что же ты выгадаешь? Знаю, ты бежишь от моей любви, как от проказы, потому что до смешного дорожишь своей "сво-бо-дой"… Глупый! А может быть, такой любви у тебя больше не будет! Что ты тогда запоешь? Вспомнишь когда-нибудь меня, пожалеешь, да будет поздно! И вот – чем фантазировать, мечтать о какой-то "другой" – давай-ка лучше попробуем сойтись еще раз, но уже на других, совершенно новых началах!

– Пробовали, Вера, не раз. Сходились, расходились. И ни чего не получалось, кроме обоюдной муки.

– Ну – я тебя прошу – попробуем еще разок! Только один разочек! Последний! Уже по-настоящему последний!

– И "последних" было у нас целых три. В четвертом не вижу надобности.

– Но на новых началах!

– Все испробовали, всякие "начала".

– А в разных комнатах не пробовали!

– Как не пробовали? Пробовали. Ты разве забыла?

– То было на разных квартирах, в разных домах, даже на разных улицах, а это будет только в разных комнатах, но в одной и той же– квартире!

– Вера! Но я ведь не люблю тебя!

– Никита! Ты это внушаешь себе! Я знаю тебя лучше, чем ты себя! Ты просто боишься, что я опять стесню тебя! Не бойся, не бойся, я теперь не такая. Я слишком много перестрадала за это время! Я дам тебе, как мужчине, полную волю и заранее прощаю тебе все твои будущие вины передо мной, как перед женой! Любовниц позволю тебе иметь! Лишь бы снова быть с тобой, снова иметь возможность заботиться о тебе, оберегать тебя! Видишь, на что я иду! Иметь любовниц никакая жена тебе не позволит, а я позволю – так сильно я люблю тебя!

– Вера, как ты мне ни доказывай это, а в благотворность нашей новой связи я все равно не поверю – никогда, ни за что! Я надолго напуган, я на всю жизнь напуган тем, что у нас уже было! Вспомни, когда мы разводились с тобой в последний раз, то вопрос стоял у нас так: продолжать жить с тобой означало для меня убить себя; разойтись же с тобой значило испортить в глазах обывателей твою женскую карьеру, лишить тебя почетного звания "жены"! И я решился на второе, и ты должна признать, что поступить иначе я не мог: слишком велики были мои страдания!

– Никита, ты любишь говорить о своих страданиях, которые якобы причиняла тебе наша связь! А подумал ли ты обо мне, о моих страданиях, о страданиях женщины, которая беззаветно любит тебя одного и никого другого любить не может? Ты удивляешься, даже сердишься, что я до сих пор не нашла себе "кого-нибудь другого"! Но чувству не прикажешь! Ты писатель и должен это понять! Беда моя в том, что при большом своем темпераменте я не умею ни разбрасываться, ни делиться! Я – однолюбка!

– А я тут при чем? Или ты хочешь, чтобы я свою жизнь, свой талант, свою общественно-писательскую работу принес в жертву тебе, твоему чувству ко мне?

– Нет! От мужчины я жертв не жду! Это только мы умеем жертвовать! От тебя же я хочу, чтобы ты, оберегая от "страда ний" свою высокую особу, не закрывал бы глаз и на мои муки! Как ты думаешь: ведь я тоже живой человек?!

– Если ты действительно живой человек, Вера, и притом сознательный, рассуждающий человек, то в теперешних великих своих страданиях ты должна находить и великое утешение, великое удовлетворение!

– Какое именно?

– Ты должна ни на минуту не забывать, что твои муки необходимая дань нашему переходному времени и что ты являешься одной из жертв того всемирного хаоса, в котором до сих пор пребывает проклятый любовный вопрос. Не ты одна – все человечество из-за этой путаницы страдает! И я в том числе, конечно…

– Слабое утешение, Никита, слабое…

– Погоди, погоди, ты слушай… Как ты думаешь, Вера, ради чего ты отпустила меня от себя? Ради чего несешь ты тяжесть разрыва со мной, как не ради того, чтобы дать мне возможность полнее работать над распутыванием той всечеловеческой путаницы в вопросе любви! Ведь живя с тобой, я работать не мог! Таким образом, неся лишения ради моей большой работы, ты тем самым как бы и сама делаешься участницей этого важного дела, как бы вкладываешь в него и свою посильную лепту…

– Натяжка, Никита… Натяжка, шитая белыми нитками, эта твоя "лепта вдовицы"… И вообще все эти философские здания ты возводишь с единственной целью как-нибудь выгородить себя, оправдать свою мужскую жесткость ко мне как к женщине… С этой стороны я тоже очень хорошо узнала тебя. Всюду у тебя не ты виноват, не твое беспредельное мужское себялюбие, а "объективные условия", "эпоха", "переломный момент"… "Переходная эпоха" повинна у тебя и в том, что ты исковеркал мне жизнь, сделал меня почти что сумасшедшей; и в том, что из-за любви к тебе Зина бросилась с Дорогомиловского моста в Москва-реку, а Капа…

– Вер-ра!.. Как не стыдно?.. Это же ложь!.. Ложь, распространяемая обо мне все той же известной тебе группой моих литературных завистников и врагов, против которых я, к сожалению, бессилен!.. И как у тебя поворачивается язык поддерживать клевету, пущенную про меня подлыми людьми?..